Вирджиния, казалось, находилась на распутье между нерешительностью и задумчивостью.

– Ничего подобного мой адвокат мне никогда не объяснял, – сказала она в ответ.

Я нахмурил лоб.

– Вы уже работаете с адвокатом?

– Нет, – ответила она. – Уже несколько дней нет. И это одна из причин, по которой я здесь.

Произнеся это, она взяла с колен сумочку, которую изначально поставила на них. Это был разноцветный тканевый аксессуар с этническим рисунком, вероятно, по индийским мотивам. Вирджиния взялась только за одну из ручек, в результате чего сумочка раскрылась и едва не перевернулась, открывая свое содержимое. В попытке предотвратить падение, женщина резко дернула за один из бортов, и некий предмет в виду своей длины выскользнул и тяжело упал на пол.

Я смотрел на предмет, даже не пытаясь скрыть свое изумление. Это был большой нож, которым пользуются дайверы, я узнал его по черной рукоятке, какую ни с чем не спутаешь. Нож был помещен в кожаный мягкий обтягивающий футляр, теперь валявшийся у ног женщины, резко контрастируя с хрупкостью и изящностью своей обладательницы.

Дело, несомненно, принимало очень серьезный оборот.

Но Спанна меня предупредил: у этой женщины с ангельским видом были не все дома.

– Простите… Я… Я не… Это не мое… Не знаю, как… Вот… – бормотала она.

– Не волнуйтесь, – сказал я спокойным тоном, глядя, как она поднимает нож, беря его за рукоятку. – Однако я не советую вам носить в сумочке подобную вещь. В определенных ситуациях это могло бы доставить вам проблемы. – Я намеренно старался говорить завуалировано, потому что дипломатия – единственное оружие, которое я мог использовать. – А теперь, синьора, объясните мне причину необходимости юридической помощи.

Она поставила свою сумку со странным содержимым на пол и перевела дух.

– Я жертва ненормального отношения со стороны моего партнера. Эта ситуация длится уже очень долго. Да, в самом деле. Здесь столько всего переплетено. Не знаю, как сказать… я… Вы понимаете меня?

Да, я понимал, что Спанна дал ей правильную характеристику.

– Вы сказали, что вам помогал коллега. Поговорим об этом?

– Да… Я познакомилась с этим адвокатом и открылась ему. Вначале он сказал, что, вероятнее всего, имеются предпосылки действовать на законном основании. Он много чего говорил. Но месяцами ничего не происходило. Он всегда говорил очень обтекаемо. Полагаю, он мне просто не верил. Всегда случались какие-то затруднения, и в итоге несколько дней назад он мне сказал, что ничего нельзя сделать, что я должна на все махнуть рукой. Он сказал, что если даже я обращусь к другим адвокатам, ничего не изменится, потому что, с точки зрения закона, нет в этом деле ничего значимого. Но он всегда был любезен, не просил денег, говорил, что его и так все устраивает. Несколько дней я не знала, что делать, потом вспомнила об адвокате Спанне. Мы познакомились с ним давно через моего партнера. Он показался мне хорошим человеком, поэтому я и позвонила ему, чтобы узнать его мнение, скажем так.

– Понимаю. Но с какими фактами вы к нему обратились?

И опять этот потерянный, потухший взгляд. Губы ее задрожали, и она нервным движением руки заправила волосы за ухо.

– Мой партнер. В нем проблема. Он меня мучает, не оставляет в покое. И это продолжается уже много лет.

– Это сложное сожительство?

– Мы не живем вместе. По крайней мере, теперь. Мы в каком-то смысле были вместе короткий период, но через несколько месяцев я ушла от него. Но он, однако, постоянно присутствует в моей жизни. Я это знаю. Я это чувствую. С кем бы я ни встречалась, что бы я ни делала, он всегда присутствует.

– Вы работаете, синьора?

– Да, пока он не поспособствует через какого-нибудь своего друга, чтобы я потеряла место, я работаю. У него везде есть друзья. Он манипулирует ими, управляет. И они делают то, что он хочет.

– И что он хочет?

– Он? Видеть меня мертвой.

Мертвой. Какое слово…

– Он это сказал? Он угрожал вам?

– Нет… нет… Он никогда этого не скажет. Но он хочет именно этого, он хочет, чтобы это случилось, я это отлично знаю. Мне нужна помощь.

– Конечно, успокойтесь. Но скажите мне, в каком смысле он мучает вас?

– Он постоянно звонит мне, всегда говорит одно и то же: что заставит меня заплатить, что я ничтожество. Он всегда все знает, остальное уже не так трудно сделать. Моя жизнь практически ничего не стоит. Я все потеряла: друзей, родственников, он всех отдалил от меня. Когда мы видимся, он угрожает мне, я его боюсь.

Ее фразы были короткими, холодными, будто она цитировала текст пьесы.

Но кое-что мне резало слух. Что значит «когда мы видимся»?

– Вы видитесь с ним? До сих пор встречаетесь?

– Да, иногда да. Я выхожу куда-нибудь, или он приходит ко мне домой. Он преследует меня. Иногда я встречаю его около своей работы. Он повсюду меня находит.

– И сколько лет вы знакомы?

– Пять или шесть. Он выходит со мной на связь всеми способами: смс, электронная почта. Ищет любой предлог, чтобы найти меня и отправить сообщение. В реальности он меня контролирует.

– Он только угрожает, как вы сказали, или делает еще что-то?

– Иногда он… жесток.

– Жесток? Бьет вас?

– Ну… да. В некотором смысле… вот… Скажем так, он жесток…

Щеки ее слегка покраснели, а глаза устремились вниз. Я решил больше не настаивать.

– Мне кажется, на гипотетическом уровне, если провести последующее расследование, можно найти мотивы для обвинения. Действия досаждающего характера, может быть.

Искра страха промелькнула в ее глазах. Казалось, она окончательно растерялась.

– Уголовное обвинение? Которое потом приведет к допросу?

– Да, что-то вроде того. Разве не этого вы хотели? Что вообще вы хотите добиться? Осуждение? Возмещение ущерба? Или у вас какие-то другие цели?

Кажется, она даже рассердилась.

– Я не знаю, чего я хочу добиться. Я хочу, чтобы он заплатил за все, что сделал. Я хочу жить. Не знаю, хочу ли я, чтобы его осудили. Адвокат, по-вашему, можно ли сделать хоть что-то?

– Ну… в каком-то смысле… возможно, да. Скажем так: действия досаждающего характера присутствуют, но все это еще надо оценить. Между тем, вышлите мне, пожалуйста, его электронные письма, так можно будет понять точнее. Потом я поговорю об этом с адвокатом и дам вам знать, хорошо?

– Хорошо.

– И последнее: я не адвокат. По крайней мере, пока…

– Для меня это все равно, что вы… короче говоря… Спасибо.

Нежная улыбка осветила лицо Вирджинии. Она оказалась самой прекрасной из всех улыбок, что я когда-либо видел. Вирджиния пожала мне руку, и я решил проводить ее до выхода из конторы. Усмешка Фанни была коварнее, чем обычно, а в полутьме, на диване, я заметил силуэт Мутоло.

Вирджиния исчезла за дверью, а я хотел бы сделать паузу и разобраться в том, что услышал в кабинете, потому я сделал знак Мутоло подождать. Он ответил мне легким кивком головы, и я, понизив голос, спросил у Фанни, давно ли он меня ждет.

– Он был здесь, когда ты вернулся, – шепотом ответила она.

Я даже его не заметил. Хотя я нисколько не удивился этому. В этом весь Мутоло. Как я уже выяснил, в искусстве маскировки ему не было равных. Он мне напоминал аллигатора: часами мог оставаться неподвижным, но всегда, несомненно, готовый к молниеносному броску в случае необходимости.

Таким его сделала жизнь. Залы ожидания и бесконечные очереди при любой температуре воздуха, в любых санитарных условиях, бюрократические требования различной формы и характера, бег туда-обратно в джунглях, полных грубиянов, хитрецов, деспотов и головорезов на любой вкус. Привычный выживать в лесу унижения, легкого произвола, злоупотребления и притеснения, – типичная ситуация для того, кто не имеет авторитета или правильных друзей. Привычный также вести себя и двигаться, как кольцо в последних звеньях пищевой/бюрократической цепочки, где мало жертв, но много хищников. Многослойная одежда, наличие множества полезных документов самого разного вида и наличие воды – той самой пол-литровой бутылки – и пачки крекеров на случай сильного голода – он прекрасно замаскировался под городскую среду, согласно своей стратегии выживания.