Большое чудо произошло позже, когда они очутились на диком пляже, одни в целом мире, свободные от всяческих условностей, обалдевшие от вспыхнувшего чувства. В те дни они чувствовали себя легкими до невесомости, как рождественские ангелы, и всемогущими, как древние боги с хогвартских картин. Они обходились без одежд, говорили друг с другом без слов и в один бесконечно прекрасный момент, взявшись за руки, воспарили над землей.

«Видимо, полетать больше не получится, заклинание левитации хоть и несложное, но надо иметь большую смелость, чтобы остаться в воздухе без опоры хотя бы на метлу. А Поттеру, чтобы взлететь, немного не хватает тайных знаний, в школьных учебниках про такое не пишут. Но я готов навсегда отказаться от полетов на чем бы то ни было, лишь бы оказаться дома».

Драко лежит на койке в своей камере и разглядывает стену, от плохой еды и спертого воздуха он совсем ослаб, хорошо хоть его больше не вызывают на допросы, от которых он терял силы и впадал в забытье иногда на несколько дней. «Хозяин» отделения забыл про него. С одной стороны, это хорошо — не видеть опостылевшую физиономию с рыбьими глазами, но с другой…

Это еще один способ Уизела сломить волю Драко, потому что про него забыл не только «хозяин», но и охрана. В камере стоит невыносимая вонь из дырки в полу, санобработки не было уже месяц, а то и больше, еда в кормушке появляется редко и состоит из сухарей, холодной воды и иногда — серого клейкого супа. На решетке висит магическая завеса звуконепроницаемости, за решеткой колышется серая вата тумана. Драко периодически впадает в забытье, потом, очнувшись, начинает размышлять и незаметно снова забывается мучительным сном, больше похожим на бред.

Когда-то давно он царапал на стене черточки, чтобы считать дни и недели, но потом запутался, потому что приступы слабости, от которых он впадал в полубредовое состояние, случались все чаще и чаще и он перестал считать недели. Но черточки все еще царапал, чтобы считать дни, в которые его вызывали на допросы к Уизли. Их много, этих кривых чуть заметных палочек. Иногда при взгляде на них у Драко появлялась мысль согласиться на притязания аврора, потому что сил уже давно не осталось, он сопротивлялся лишь из природного упрямства да чувства брезгливости.

«Тролль с ним, отсосу разок, голова не отвалится, зато буду жить как нормальный человек», — думал он, пытаясь отвлечься от боли в животе, вызванной отвратительной пищей, но желудок тут же сжимался в рвотном позыве, выплескивая на пол скудное содержимое.

И тогда Драко в очередной раз говорил себе: «Дурак ты, братец, одним разом дело не ограничится, а хорошая камера или плохая, она все равно в тюрьме. Здесь я хотя бы могу умереть как свободный человек, а там я буду до конца жизни рабом — нет уж, Уизли, выкуси».

Все чаще Драко задумывался о том, как он вообще оказался здесь. Клял себя за то, что из глупого неоправданного благородства не выдал отца, но умом все же понимал, что Уизли не нужна правда — ему нужны оба Малфоя, один для продвижения по службе, другой для удовлетворения похоти, и попадись оба ему в руки, он не выпустит ни того, ни другого. Так какая разница, сдаст он отца или нет, все равно сидеть в Азкабане до конца жизни.

Вот это «до конца жизни» было самым горьким. Драко частенько плакал, думая, что ему суждено умереть в двадцать с небольшим. Было обидно до слез и совершенно непонятно, почему за столько недель и месяцев Поттер не нашел способа, чтобы вызволить его или хотя бы передать весточку. Было бы не так печально, если бы речь шла о ком-то другом, но это ведь Поттер! Тот самый, что сумел проникнуть в Тайную комнату, в недра Гринготтса, в осажденный Хогвартс — что ему азкабанская предвариловка, вотчина Аврората, тем более что ею ведает его соратник Уизли?

Вывод напрашивался один, тот самый, о котором так часто упоминал Перси: Гарри женился на Уизлетте, позабыв все свои обещания и клятвы.

Драко в бессильной злобе на бывшего возлюбленного кусал губы и, размазывая слезы, придумывал, как он жестоко отомстит ему, если только выйдет на волю.

Несколько недель назад на очередном допросе рыжий полковник повел себя странно: он не стал, как обычно, требовать от Драко, чтобы тот сознался в убийстве Гринграсса или согласился ублажать своего тюремщика, а сказал просто и как-то буднично: «Мне надоело тебя уговаривать, теперь твоя очередь уговаривать меня. — И, взглянув на охранника, добавил: — Уведите подозреваемого».

С тех пор про Драко все забыли. В маленькой каморке было сумеречно и очень тихо, так тихо бывает, наверное, под землей, в могиле… И тогда Драко окончательно потерял счет дням, потому что день ничем не отличался от ночи. Он просто лежал, разглядывая полоски и черточки на стене, иногда засыпая, иногда разговаривая сам с собой. Иногда он плакал, а иной раз улыбался, потому что вспоминалось что-нибудь хорошее.

«Я неправильно жил, — неожиданно для себя подумал молодой человек и как бы очнулся от долгого сна. — Не тех любил, не с теми спал, не о том думал. Что такое любовник, пусть даже самый лучший, самый искусный? Посторонний человек, который забудет про тебя, как только ты скроешься за поворотом. Только семья может дать спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. А семья — это жена и дети. Женщина, похожая на маму — умная, красивая, верная и терпеливая. Такая не предаст, не изменит, не позабудет через день после расставания. Всё, никаких парней, если мне суждено выйти отсюда когда-нибудь, я буду самым верным мужем, самым заботливым отцом на свете. У меня будет самая лучшая и дружная семья. И для карьеры это во сто крат лучше, чем тайком встречаться с парнем, зная, что никогда не познакомишь его с друзьями, с коллегами. И уж точно парень не родит ребенка, наследника рода».

Эта мысль так поразила Драко, что он, стряхнув остатки бредового сна, сел на своей лежанке и стал размышлять на эту тему. Но долго предаваться красивым мечтам о благополучной семье не довелось.

***

Из мути тумана неожиданно появляется фигура охранника, и в замке раздается скрежет ключа:

— Господин Малфой, с вещами на выход!

Крысеныш подчеркнуто корректен — нечасто такое бывает, чтобы после многих месяцев содержания под стражей арестанта выпустили на свободу. Но «хозяин» самолично распорядился проводить сидельца к дежурному и особо подчеркнул: «Вежливо».

«Раз такое дело, будем провожать вежливо, а то кто его знает, какие люди заступились за козлобородого».

— Прошу следовать за мной. Осторожно, здесь ступенька. Пройдите к дежурному, вас ждут.

Серые шершавые стены, сырой туман в переходах и коридорах, визгливо скрипящие запоры — неужели это все в последний раз?

— Малфой, получите свои вещи и распишитесь.

— Спасибо. До свидания, — еле слышно говорит Драко.

Охранники глумливо ржут в ответ:

— Будет скучно — возвращайся! Будем ждать!

«Ну уж нет, я лучше покончу с собой…»

С лязгом и скрежетом закрываются ворота. Каменистая тропа вьется меж серых валунов, поросших седым мхом, и припорошенных снегом веток стланика, она ведет вниз, к пристани. Добраться до большой земли освобожденному человеку можно только на маленьком суденышке, которого еще нужно ждать несколько часов на пирсе. Каминная сеть и аппарация существуют исключительно для служителей тюремного замка.

Хмурый ноябрьский день на крошечном островке, затерянном в Северном море, не сулит ничего доброго. Но все же это — свобода! И Драко, несмотря на пронизывающий ветер и соленые ледяные брызги, рад свежему воздуху и мутному светлому пятну на затянутом тучами небе.