— Вот ведь как жизнь повернулась: ты когда-то был тощим неуклюжим простаком — сейчас уважаемый предприниматель, а Пампушка Лотти стала вдовой Крэбб. Ты слышал, бедняжка потеряла не только мужа, но и единственного сына. Страдает, бедствует, понемногу распродает имущество, какое у нее еще осталось. Решил я помочь по старой памяти, ну и купил у нее кое-что… Так, безделицу — несколько писем. Женщины такие сентиментальные! Годами хранят всякий хлам: засохшие цветочки, альбомы со стишками, старые письма… Да… Старые письма — удивительная вещь! Из них можно многое узнать о человеке, их писавшем: о чем он думал, чего желал, кем и чем восторгался, какие идеи бродили в его буйной голове.

— Малфой, ты врешь! Этих писем давно уже нет! Шарлотта Крэбб их уничтожила, она сама мне об этом сказала, еще восемнадцать лет тому назад!

— Лотти, возможно, была легкомысленной барышней, но она никогда не была дурой. Она сожгла только те письма, которые могли дурно повлиять на ее брак, но те, которые в известные тебе времена могли помочь выжить, она сохранила. Ведь не все могли себе позволить уехать во Францию, когда запахло жареным. Кое-кому пришлось остаться и на собственной шкуре почувствовать горечь поражения и несбывшихся желаний. Мне и Драко пришлось воевать, а после терпеть муки заточения в Азкабане, Лотти потеряла мужа и сына, а как поживает твоя семья, Макрониус? Говорят, у тебя дочери — красавицы, богатые невесты на выданье. Было бы печально, если бы с ними что-то случилось. Ведь так?

— Чего ты хочешь, Малфой? — прохрипел аптекарь, ослабляя узел галстука и расстегивая ворот рубашки.

Драко, видя, что его клиенту трудно дышать, подвинул к нему стакан и с помощью заклинания наполнил его водой, но Люциус, ловко опередив аптекаря, первым схватил сосуд и моментально осушил его. Тогда молодой человек, оставив палочку на столе, полез в тумбу за другим стаканом, но наполнить его не смог, потому что обнаружил свою палочку в руках у отца.

Драко эта встреча давних приятелей нравилась все меньше и меньше. Он пока не мог понять, к чему клонит отец, но чувствовал, что тот оказался здесь не случайно. Горящие азартом глаза Люциуса, его уверенные жесты и слова, сочившиеся ядовитым сарказмом, наводили на мысль о том, что он ведет какую-то игру. Похоже, что аптекарь понимал это еще лучше, потому что все больше багровел и покрывался потом.

— Я хочу всего лишь поговорить с тобой о превратностях судьбы, мой старый друг, ты не представляешь, как трудно жить в нынешние времена! — Малфой, задумчиво разглядывающий палочку сына, вдруг осклабился. — Кстати, сколько сейчас времени?

Недоуменно покосившись на Люциуса, Гринграсс вынул из жилетного кармана большие золотые часы на толстой цепочке и щелкнул крышкой. Из сияющей луковицы раздался мелодичный перезвон, и Драко увидел, как жадно отец проглотил слюну, как непроизвольно потянулась к чужому золоту его рука с синими толстыми венами под кожей.

— О! Какая изумительная вещь! Да ты, дружище, в полном порядке! А бедняжка Лотти бедствует. Может быть, ты хочешь ее увидеть?

— Не хочу…

— А она была бы рада повидаться. Так я передам ей, что ты не хочешь знаться со старыми друзьями. Вдова будет опечалена, вот если бы ты ей немного помог деньгами. Я даже возьмусь ей всё передать.

— Что передать? — растерянно пробормотал аптекарь.

— Деньги. Галлеоны. Ну, знаешь, такие маленькие желтые кружочки. — Люциус захихикал.

— Я выпишу ей чек.

— Не стоит утруждать бедную вдову такими сложностями, просто отдай мне тот кожаный кошель, что так некрасиво оттягивает твой карман, да и покончим с этим. Я ведь знаю, что эти деньги ты считал пропащими. — Малфой заговорщицки подмигнул аптекарю, тот обратил гневный взгляд на нотариуса, а Драко вконец растерялся, потому что никому никогда не рассказывал о своих делах. — Все равно это золото ничего для тебя не значит, а несчастной женщине эта мелочь поможет дожить до лучших времен.

Драко было очень стыдно за поведение отца. Было страшно неловко перед клиентом, потому что он не мог объяснить, каким образом Люциус узнал о секретном договоре.

Это была очередная усмешка Фортуны, которая поманила выгодным предложением и тут же оттолкнула, наградив репутацией болтуна.

Гринграсс держал оборону из последних сил:

— А что я получу взамен? Малфой, ты отдашь мне письма?

— Фу, каким ты стал жадным, Макрониус! Эти деньги пойдут на благотворительность, а вот о письмах, если хочешь, можем поговорить отдельно. Мы с тобой — давние друзья, — бывший Упивающийся Смертью сделал паузу и выразительно погладил змееобразную рукоять, — а дружба проявляется в бескорыстных деяниях. Протяни руку помощи, и тебе в ответ протянется такая же щедрая и бескорыстная рука.

— Это ты к чему клонишь, Малфой? — подозрительно насупился Гринграсс.

— А к тому, дорогой мой, что я готов протянуть тебе руку помощи! — с прямой спиной, выпятив плохо выбритый подбородок, Люциус вещал в пространство, как средней руки провинциальный актер, поигрывая палочкой Драко. — И если ты действительно будешь мне добрым другом, то увидишь в этой благородной руке свои письма, так неосторожно написанные в юности, в которых ты пылко и страстно выражал свои взгляды на политику министерства, на идеи о чистоте крови и восхищался тем, кого мы сейчас не будем называть. О! Я представляю, Рони, как может измениться твоя жизнь, если эти письма случайно попадут в Аврорат! Скорее всего, кое-кто задумается тогда, а не сохранил ли старина Гринграсс свои прежние взгляды на политику? А исправно ли он платит налоги и не обижает ли бедных старушек? И тогда, Макрониус Гринграсс, я не поставлю за твой спокойный сон и кната. А теперь спроси меня, дружище, кто первым прочтет твои послания?

— Кто? — тихо выдохнул аптекарь.

Люциус, по-дирижерски взмахнув не своей палочкой, извлек из складок мантии фотографию и повернул так, чтобы ее было видно и собеседнику, и замершему в предчувствии беды сыну.

На глянцевом снимке улыбался Гарри Поттер. Его лицо, взятое крупным планом, было повернуто вполоборота к кому-то, кто остался за кадром. Драко обдало жаром, но он продолжал молча сидеть на своем месте и наблюдать за манипуляциями отца. Больше всего на свете ему сейчас хотелось закурить, но он не мог и шелохнуться. Будто угадав его желание, Люциус достал из кармана початую, черную с одного конца сигару и раскурил ее от волшебной палочки.

Фотография легла на стол перед нотариусом, и тут же следом в воздухе повисла другая. Снимок был копией первого, но лицо Поттера на нем было меньшего формата, и было видно, что он беседует с Драко. Вторая фотография легла поверх первой, и молодой человек, увидав маленькие циферки даты съемки в уголке и свои обнаженные плечи, понял, что он увидит на третьей карточке. Но Люциус не торопился, он наслаждался сигарным дымом, уже заполнившим помещение, и страхом, застывшим на лице собственного сына.

Насладившись произведенным впечатлением и выпустив очередное кольцо дыма в потолок, Малфой совершенно буднично вынул из кармана большой конверт из плотной желтой бумаги:

— Видишь ли, Макрониус, мой сын состоит, как бы это сказать помягче, в достаточно теплых отношениях с нашим героическим аврором, и стоит мне попросить Драко, он сообщит о твоих политических взглядах куда следует. Я думаю, Кингсли Шеклболт заинтересуется тем, как тебе удалось избежать суда и проверок на лояльность, почему на твоей палочке нет ограничительного кольца, как, например, на этой.

— Малфой, кончай ломать комедию! — прохрипел Гринграсс. — Давай поговорим как деловые люди. Чего ты хочешь?

Но Люциуса, вошедшего в раж, остановить было непросто. Небрежно швырнув конверт на стол, бывший Упивающийся Смертью продолжал витийствовать: