— Пошли, — подруга потянула Гарри за рукав, — а то нас будут искать.

— Торт оставишь? Он же поймет, что ты все видела.

В глазах девушки заплясали озорные чертики:

— А пусть понервничает.

— Что все это значит? — ошеломленно спросил Гарри, когда они снова заняли укромный уголок в шатре.

— Ну, это же очевидно. Ты не единственный любитель парней в этом доме. — Гермиона усмехнулась. — Наш трудоголик выпил лишнего, не удержался, достал свою коллекцию и вырубился. Мне интересно другое, что вы находите в блондинах? Блеклые, костлявые, холодные. Почему Перси выдрал картинки с белобрысыми парнями?

— Кажется, я знаю почему, — тихо ответил Гарри, и рассказал подруге о чаепитие с регистраторшами в отделе по надзору.

Праздничное веселье в шатре продолжалось, Гарри и Гермиона, плечом к плечу, склонив друг к другу головы, о чем-то шептались, не обращая ни на кого внимания. Рон болтал с Чарли, а Джинни, бесцельно побродив среди гостей, подошла к братьям и, наполнив бокал вином, залпом осушила.

— Рон, ты не боишься, что твою невесту уведут? — спросила она. Рон мельком взглянув на парочку в уголке, совершенно легкомысленно, как ей показалось, ответил:

— Джинни, забей. Поговорят и придут.

— Рон, как ты можешь быть таким беспечным? Пригласи Гермиону танцевать, что ли, — она даже не пыталась скрыть свое раздражение.

— Сестренка, успокойся, — Рон взял девушку за руку. — Будешь психовать — только все испортишь. Поверь мне, я через это уже прошел однажды. Лучше сама потанцуй.

— С кем здесь танцевать? Одни старики, — с досадой буркнула Джинни, отнимая у него руку. Она сидела на стуле, закинув ногу на ногу, сцепив руки, и безостановочно трясла туфелькой.

— Ну, что ты, маленькая, — ласково проговорил Чарли, — послушай Рона. Он, между прочим, прав, ревность плохой советчик. Давай-ка, потанцуй со мной.

— Вот еще! Было бы кого ревновать! Да не буду я танцевать!

Но Чарли поднял со стула упирающуюся Джинни, и вывел ее на середину шатра. «Действительно, чего я дергаюсь. Пусть болтает, с кем хочет, а мне и так весело», — подумала девушка, и заставила себя громко расхохотаться.

Хмель придал ей куража, вырвавшись из рук брата, она стала выделывать невероятные па на танцевальном пятачке. Толкнув кого-нибудь, громко извинялась, объясняла, что ей очень весело. Потом стала приглашать всех в круг, хватая гостей за руки и буквально стаскивая их со стульев и кресел. Демонстративно не смотрела на Гарри, старательно выдавливая из себя заливистый смех.

Ее веселье оборвалось, как только парочка вышла из своего укрытия. Гарри обнял Молли, пожал руку Артуру, улыбнулся всем на прощанье, махнул ей рукой, и, выйдя во двор, аппарировал.

Праздник для Джинни закончился в ту же минуту. Не веря своим глазам, еще какое-то время она смотрела в пустоту проема шатра, а потом, вдруг ослабев, вцепилась в руку старшего брата. Ей казалось, что ее ноги сделаны из ваты, и что если она попробует сделать хоть один шаг, то непременно упадет. Чарли, легко подхватив сестру, и незаметно для гостей увел её в дом. Оказавшись в своей комнате, Джинни рухнула на постель лицом вниз. Она какое-то время молчала, уткнувшись в подушку, а после села и, глядя на брата глазами, полными слез, спросила: «Чарли, я вела себя как полная дура? Да? Он из-за меня ушел?» Её начало трясти, лицо перекосилось, она согнулась пополам и тихонько завыла на одной ноте, закрыв лицо руками.

Девушка рыдала в голос, подвывала, захлебываясь слезами и сотрясаясь всем телом. У нее обильно текло из глаз и из носа. Мужчина растерялся, он никогда не видел женских истерик, хотел было позвать мать, но решил, что справится сам. Наложил заглушающие чары на дверь и тонкие дощатые стены, достал из маленького комода сестры полотенце, и сунул ей вместо платочка. Заставив выпить воды, разул, уложил в постель, и накрыл пледом. Присев на край кровати, стал гладить ее по спине, по волосам, тихо приговаривая ласковые слова, и терпеливо ожидая, когда она успокоится. Дождавшись передышки, брат отлучился на несколько минут и вскоре вернулся с плоской фляжкой в руках. Усадив сестру в кровати, поднес к ее губам горлышко сосуда и заставил сделать глоток. После того, как Джинни, округлив глаза, продышалась и прокашлялась от неразбавленного виски, Чарли и сам изрядно глотнул. Выдохнув в сторону, завернул пробку и устроился рядом на кровати, опершись спиной о стену. Джинни, свернувшись клубочком, поджала ноги и, уронив голову ему на плечо, притихла, икая и шмыгая носом.

— Может, маму позвать? — спросил Чарльз.

— Нет, не надо никого. Лучше я с тобой посижу.

— Может, тогда Гермиону?

— Нет! — вскинулась Джинни, — Ненавижу её! Иногда мне хочется ее убить.

— Чего так? Она, вроде, нормальная девчонка, Рон ее любит.

— Только это ее и спасает, — буркнула девушка.

— Ну, давай рассказывай все. А то если будешь копить свои обиды — взорвешься и весь дом разнесешь, — улыбнулся Чарли.

— Да чего тут рассказывать. Все всё знают и смеются надо мной.

— Я ничего не знаю и не смеюсь. Давай выкладывай. Из меня, конечно, плохой советчик, мне бы в своих делах разобраться, но выслушать-то я могу. Что у тебя с Гарри?

— А говоришь, что не знаешь…. Ничего. У меня с Гарри ничего. Совершенно!- Ладонь Джинни прочертила в воздухе ровную полосу.- Абсолютно! Я для него — пустое место. Он меня в упор не видит, никогда не разговаривает со мной. Зато с Гермионочкой постоянно шу-шу-шу, бу-бу-бу… А когда я хочу быть ближе к нему, то все получается глупо и отвратительно, как сегодня, — девушка тяжко вздохнула.

— Понимаю, — сказал Чарли и тоже вздохнул.

— Что мне делать?

— Принять все, как есть. Ты можешь изменить только себя и свою жизнь, а если попытаешься насильно изменить его, то он либо убежит, либо сломается. А тебе нужны обломки? И вообще, в чужую жизнь нельзя вмешиваться, тебе же не нравится, когда вмешиваются в твою? Так что прими Гарри таким, какой он есть. Со всеми его привычками, работой, друзьями. Тебе было бы легче, если бы его совсем не стало на свете?

— Не знаю. Нет, наверное. Тогда и жить было бы незачем.

— Вот-вот. Тогда… — Чарли глубоко вздохнул, — и жить не хочется. А жить надо. Потому что есть семья, и надо думать о них. Хватит с наших родителей мертвого Фреда и покалеченного Билла. Так что, будем жить, сестренка! — он потрепал ее по плечу.

— Будем жить, — эхом отозвалась Джинни. И, помолчав, спросила: — А тебе, что, когда-то жить не хотелось? Ты ведь это о себе сейчас сказал? Да?

Чарльз потянулся за флягой и, снова сделав большой глоток, резко выдохнул в кулак.

— Да… Это давно было, когда я только в Румынию переехал.

— Она что, умерла? Почему ты нам ничего не рассказывал?

— Не о чем было рассказывать. Да и не она это была, а он. Тогда на Балканах война шла, он был родом из Югославии. У нас только закрутилось, как он уехал воевать, а меня из заповедника не выпускали, всего через два месяца пришло известие, что он погиб при бомбежке Белграда. Вот тогда я и понял, что не хочу жить.

— Ну, как же так? Он был магглом?

— Когда на оглушенного взрывом человека рушится дом, никакая магия не поможет.

Джинни ошеломленно замолчала. Она никогда не разговаривала ни с кем из братьев так откровенно. Для нее было странным открытием, что оказывается, Чарли был когда-то сильно влюблен, причем не в девушку, и сильно страдал. Настолько сильно, что не хотел жить. Что не только в мире английских магов может быть война, и могут гибнуть люди. И собственное страдание показалось не таким уж большим, ведь ее Гарри жив и здоров. Она его еще раз увидит, обязательно. И даже будет рядом с ним, если что-нибудь придумает. А она придумает, непременно. Не может не придумать. Ведь свою жизнь она может менять, и она изменит ее. Так, что бы быть рядом с любимым, видеть его каждый день, помогать ему, работать с ним.