Упоительная жизнь султана для Лунина на время прекратилась, вместо этого началось медицинское обследование-расследование на тему, в чем причина бесплодия Веры. Лунин послушно делал всё, что ему говорили: посещал уролога, сдавал анализы, не принимал горячую ванну, не употреблял алкоголь, не поднимал тяжести. Занятый своей клиникой, Лунин глубоко не вникал в сам процесс обследования. Запомнилось, что когда сдавал свой «биоматериал» для спермограммы, медсестра сообщила, что в одном миллилитре его спермы должно содержаться не меньше двадцати миллионов половых клеток. Если меньше, мол, то это вполне могло стать причиной бесплодия жены. Он было забеспокоился, но, на его счастье, двадцать миллионов ему насчитали. Веру мучили больше и дольше. В ее телефонных переговорах то и дело мелькала непроходимость каких-то таинственных, словно марсианских, фаллопиевых каналов. И, вроде бы, ей сделали какую-то несложную операцию, чтобы исключить эту непроходимость. Потом жизнь султана для Лунина продолжилась, но уже более прозаично, без свечей и прочей романтичной атрибутики, а как-то деловито, упорно, по рабоче-крестьянски, с намеченной впереди целью.

Однако опять там где-то что-то никак не хотело законтачить, выбить искру новой жизни. Вера расстраивалась, говорила, что у нее все нормально, и вообще по статистике только в тридцати процентах случаев бесплодия виноваты женщины, в остальном это проблемы у мужчин. В Интернете она вычитала, что скорость сперматозоидов должна быть сорок пять километров в секунду. Может, у лунинских скорость маловата? Такие подозрения ставили Лунина в тупик: ладно, допустим, скорость не та, но как ее замерить? И что ему сделать, чтобы эти живчики бегали быстрее. Хотя куда еще-то быстрее, со скоростью света, что ли? Пробовал поинтересоваться у медиков, но в ответ встречал только ироничные усмешки: ничего ему не надо замерять – по результатам обследования он был здоров.

Оставалась надежда на экстракорпоральное оплодотворение. Если без квоты, деньги на ЭКО требовались немалые, причем, абсолютной гарантии на получение беременности никто дать не мог. Неизвестно, суждено ли было когда-либо Вере родить, если бы не героическая настойчивость мамы Лунина, которая добилась квоты на бесплатное ЭКО и трепетного отношения врачей к снохе. Так появились на свет малыши – Серёжка и Вовка.

– Ого, у тебя новая машина!? – удивилась Ольга.

Лунин, дождавшись, подхватил её возле музыкального колледжа, где она преподавала хоровое дирижирование.

Последнее время, после того, как Ольга заехала в их ипотечную квартиру, Лунин жил на два дома. Для Веры под свои частые отлучки он придумывал незатейливые легенды, типа: поехал с ночевкой на рыбалку с друзьями, которых она не знает; задержался на работе, а потом, встретив одноклассника, долго на улице стояли-трепались; решил заночевать в деревне, надо отдохнуть, развеяться; срочная командировка на учебу в другой город… Под командировку они с Ольгой однажды даже в дом отдыха съездили. Но это была жизнь ненормальная – вечно с оглядкой, по-шпионски, на нервах, с оправданиями перед женой, а то и с разборками. Дурацкая жизнь. Ее надо было прекращать, и начинать новую, нормальную.

Дочка Ольги еще не вернулась из городского детского лагеря. Третьеклассница Маруся – маленькое подобие Ольги. Может, поэтому Лунин ее сразу полюбил, чему не помешало даже то, что ее отец – полный придурок. Лунин сравнивал свою любовь к неродной девочке с любовью к своим малышам и не находил большой разницы.

Не сговариваясь, Павел и Ольга поспешили воспользоваться отсутствием Маруси, никакие стрессы и неприятности не могли помешать их влечению друг к другу. Лунин лишь спросил:

– А тебе еще можно?

– Можно, еще долго можно.

И только потом он рассказал о случившемся.

– Возможно, я бы остановился, но тут Верка крикнула «сворачивай, пока никого нет». Я, конечно, сам, виноват – запаниковал, растерялся. Но, с другой стороны, если бы я остановился, мне маячило бы четыре года принудительных работ или пять лет тюрьмы…

– Кошмар! Правильно, что не остановился. – Ольга была потрясена и озабочена. – Тюрьмы нам только и не хватало.

– Возможно, и скостили бы сколько-то, – продолжал Лунин. – Но опять же «возможно». Полная непредсказуемость. И не посоветуешься ни с кем, потому что… нельзя никому говорить. А если явка с повинной… Представляешь, всё вокруг пропитано враньём, сплошным враньём, а я, такой честный, прихожу и признаюсь. Они там пальцем у виска покрутят, посмеются между собой: вот, типа, мужик-дурак, сидел бы, помалкивал.

– А могут тебя найти? – спросила Ольга, одеваясь.

– Вроде бы, не должны. Но есть другая опасность, и очень серьезная.

– Какая?

Лунин помолчал, натягивая джинсы.

– Как же это все не вовремя, ёлы-палы – пробормотал он.

– Что? Какая опасность?

– Понимаешь, тут такое дело. Верка дала мне понять, что если я разведусь с ней, то она меня… сдаст. Пойдет, куда надо, и всё расскажет. И тогда меня уже точно посадят, я же скрылся с места… преступления.

– Она же сама тебя к этому подтолкнула! – воскликнула Ольга.

– Попробуй докажи. В общем, мрак какой-то.

Они сидели, обнявшись. Вот-вот должна была заявиться Маруся.

– Ты веришь, что она может решиться на это? – спросила Ольга.

– Зная ее мстительный характер, допускаю. Она чувствует, что я ее не люблю, что она мне просто физически неприятна. Иногда она становится неадекватной, остервенелой. Отвратительной.

– Но она же, получается, соучастница! Какой смысл ей тебя сдавать? Её же тоже могут привлечь.

– Наговорит с три короба, что, типа, уговаривала меня сознаться, а я ни в какую. Выкрутится.

– И что теперь?

Лунин вдруг нервно рассмеялся.

– Если следовать сценариям дебильных детективов, которые сейчас гоняют по телевизору, то проблема решается легко, – сказал он. – Я просто должен ее убить. Ну, типа, отравить, или подтолкнуть с обрыва, или утопить. Как бы, несчастный случай. Совершив злодеяние, мы заберем малышей к себе, будем жить спокойной, счастливой жизнью, а какой-нибудь въедливый следователь будет вокруг нас крутиться, вынюхивать…

Ольга шлепнула ладошкой по его плечу.

– Павел, я серьезно! Что нам делать? Это тупик какой-то, я вообще выхода не вижу. Плакать хочется.

Действительно, в ее глазах блеснули слезы.

– В тюрьму я тебя не отпущу, – твердо сказала она. – Ненавижу эти наши законы, они формальные, бесчеловечные.

– Эх, Оленька, если бы, не дай Бог, сбили бы вот так кого-то из наших близких, о законах другой бы был разговор. Не в этом дело. Закон есть и пусть. Есть люди, обязанные следить, чтобы он выполнялся, они за это деньги получают. Но поскольку им на нас, в принципе, наплевать, наша задача – самим позаботиться о себе любимых и вывернуться как-то из этой хрени.

– Хорошо, давай выворачиваться, – согласилась Ольга. – Никакой явки с повинной не будет, это мы решили. Что дальше?

– Пока не знаю. Просто ума не приложу. Думать надо.

– Может, ты слишком мнительный и преувеличиваешь? – настойчиво спрашивала Ольга. – Мало ли что она в сердцах сболтнула, а мы тут накручиваем. Неужели она надеется удержать тебя угрозами? Она же не монстр, не чудовище, чтобы засадить в тюрьму отца своих детей. В конце концов, после развода ты бы ей деньгами помогал, а из тюрьмы какая помощь? Она же не совсем дура. Тебе надо с ней поговорить. Ты умеешь убеждать. Моего отморозка ты же сумел убедить.

– Постучи по дереву, – сказал Лунин.

Отморозком они называли бывшего мужа Ольги. И не только потому, что его фамилия была Морозов. Странным образом этот мерзкий тип создал благоприятные условия для того, чтобы Павел и Ольга познакомились. Если бы он не выбил Ольге зуб, она бы не пришла на приём к «Доброму стоматологу». Обычно Морозов бил жену кулаком в голову, но на этот раз его руку повело после третьей рюмки, и кулак пришелся в челюсть. Челюсть устояла, а один из зубов – нет. Пока Лунин занимался не один день ее зубом, удаляя остатки корня, готовя соседний зуб под коронку с мостиком, он успел молодую, симпатичную женщину хорошо рассмотреть. У нее был измученное, явно заплаканное лицо, он воспринял бы это как последствие, связанное с потерей зуба, если бы под левым глазом на коже не проступала желтизна. Он замечал, что она тоже его рассматривает – украдкой, с детской доверчивостью.