Любопытство съедало Ремуса изнутри. Он не раз открывал книжицу с другой стороны, листал, но так и не осмелился её прочесть. Он видел нотные эскизы, пометки и зарисовки, числа и даты, какие-то записки, но никогда не пытался вглядеться в них и изучить. Всякий раз Люпин стремительно закрывал блокнот и прятал его под подушку, осуждая себя за то, что ему вообще пришла в голову подобная идея.

А сейчас ему было стыдно. Стыдно и неловко за то, чего он не совершал. Ремус закусил губу и неуверенной рукой вывел:

— Я не читал вашего блокнота.

Сириус взял протянутую книжку и закрыл её. Рассмотрел со всех сторон, о чём-то размышляя, перевернул и открыл с другой стороны, будто проверяя, на месте ли его записи. Ремус не дышал, внимательно следя за реакцией. Ему вовсе не хотелось ссориться.

— Я отдал вам его не просто так, — наконец проговорил Сириус, возвращая блокнот растерявшемуся гостю. — Он мне не нужен. Можете сжечь его.

Ремус невольно бросил взгляд на камин и отрицательно помотал головой.

— С вашего позволения я оставлю его себе. Но читать ваши записи не буду всё равно.

— Как хотите.

Казалось, его вовсе не заботила судьба записной книжки — за маской безразличия Ремус не мог видеть настоящих переживаний композитора, о которых тот никому не расскажет вслух.

Тем более Ремус не знал, что впервые за долгое время Сириус хотел довериться и отчаянно в этом нуждался.

***

Какими дурными — по мнению Вальбурги Блэк — ни были бы друзья Сириуса, он никогда не попадал в авантюры, чего нельзя сказать о его младшем брате. Уже в шестнадцать лет тот связался с компанией более взрослых, более опытных и намного более опасных людей, которые с лёгкостью вскружили мальчишке голову своими поступками. Они не только публично унижали недостаточно богатых или недостаточно чистокровных аристократов, но и оказались повинны в других серьёзных преступлениях. Об этом, правда, узнали лишь спустя много лет. И мать, ослеплённая любовь к сыну, со спокойной душой отпустила Регулуса туда, откуда никому не под силу было вернуться.

Сириус ничего не пытался сделать. Он видел, как гордился брат своим положением и своими связями, которые позволяли ему купаться в роскоши и славе. Смех да и только! Будто у Блэков не было ни того, ни другого. Сириус злился, но всякий раз натыкался на неприступную стену. Это он, кто ничего не понимает в жизни, не умеет расставлять приоритеты и не думает о будущем. Ни о чём не думает, кроме своих дурацких тетрадей с закорючками. Музыка не прокормит семью, в отличие от реальных денег, которыми Регулус набивал все карманы. Он был счастлив, слеп и совершенно глуп.

Только после смерти младшего брата Сириус задался вопросом: смог бы он что-либо исправить? Он винил Регулуса во всём на свете и устраивал драки по любым пустякам — закончились все перья, сломались карандаши? Это Регулус виноват. Потерялась книга или блокнот? Это Регулус их стащил. Мать вновь сделала выговор и что-то запретила? Это Регулус его сдал. Директор вызывает на ковёр? Это проделки Регулуса. Друзья шепчутся за спиной? Это Регулус рассказал им какой-то секрет, желая рассорить и насладиться победой. И всякий раз Сириус набрасывался на брата с кулаками, ругательствами и проклятиями, о которых до сих пор едва ли сожалел.

Нет, Сириус ничего не смог бы изменить. Оставшись один в пустом доме номер двенадцать на площади Гриммо, он беспомощно бродил по лабиринтам воспоминаний, в надежде отыскать ключ к загадке. Почему Регулус так глупо погиб? Почему мать, умирая, вместо прощения обвинила старшего сына в убийстве?

— Я понятия не имел, во что он ввязался, — Сириус уже некоторое время стоял у камина и рассматривал огонь, очевидно не желая, чтобы Ремус видел его лицо. — Вам пора домой, — он не обернулся и даже не взглянул на гостя, стремительно покидая комнату, дав понять, что на сегодня хватит откровенных разговоров.

Ремусу ничего не оставалось сделать, как вернуться домой. Рассказ Блэка — сбивчивый и скомканный — задел его за живое. Ремус не отреагировал на кэб, сворачивая на шумную площадь, забитую разношерстной публикой. Тут были и торговцы с корзинами, и спешащие куда-то поручики на велосипедах, и пьяницы, шатающиеся от одного кабака к другому. Омнибусы соседствовали с повозками, нищие — с богатыми, и всё это порождало заторы, какофонию и полный хаос. Лондон кипел и жил своей жизнью, но никто из суетящихся горожан не знал той трагедии, поразившей Люпина в самое сердце.

Скольких людей, подобных Регулусу Блэку, погубил порочный город, этот гудящий, пыльный, разрастающийся муравейник? Каждое утро в разделе некролога Ремус натыкался на очередную статью об утопленнике, выловленном в Темзе, об убитом и ограбленном простофиле, завернувшем не в тот переулок, о женщинах, пострадавших от чужой жестокости, о детях, ставших жертвами нелепого случая. Но всё это не касалось Люпина лично — он качал головой и откладывал газету, понимая, что ничего не сможет сделать. Однако сейчас, держа в руках бесценный блокнот и обрывки воспоминаний, он ощущал в себе силу.

Он сможет изменить хоть что-то.

Комментарий к Глава четвёртая, об одиннадцати ударах розгами

*Молескин — толстая, плотная и прочная хлопчатобумажная ткань, в народе называемая «чёртовой кожей». И только потом — итальянский бренд.

========== Глава пятая, о внезапных смертях и голодовке ==========

Летом 1888 года многое изменилось. Ремус Люпин, отобедав в своём кабинете, читал недавно выписанный литературный журнал, как в дверь позвонили. Шум снизу привлёк его внимание, и Ремус нехотя вышел в коридор. Ему навстречу бежал взъерошенный посыльный, размахивая какой-то бумажкой.

— Вам звонили! — прокричал он. — Мистер Уайт… нет, погодите-ка. Мистер Блэк? Вот, прочтите сами.

Ремус коротко поблагодарил посыльного и сделал жест Мозли, чтобы тот дал мальчишке монетку. На клочке бумаги неровным почерком было выведено всего несколько слов: С. Блэк, срочно, умер.

— Умер? — у Ремуса задрожали руки. Он поднял голову и ринулся вслед за посыльным, окликнув его и тронув его плечо. — Кто звонил? Ты говорил с ним? Когда это случилось?

— Я не знаю, сэр. Мисс Джослин сразу же отправила меня к вам, это она отвечает на звонки. Я-то писать не умею. Но она сказала, что какой-то мистер очень громко кричал и обругал её напоследок.

Ремус сунул бумажку в карман, похлопав мальчика по спине, и бросился наверх. Переодевшись наспех и прихватив по привычке блокнот, через несколько минут он уже ехал в сторону площади Гриммо и молился, чтобы звонящим оказался Сириус. Остальное они уж как-нибудь смогут разрешить.

***

Ремусу не пришлось долго околачиваться около двери — та была открыта. Он осторожно заглянул в прихожую и позвал экономку, однако ему никто не ответил. Ремус осмелился пройти по узкому тёмному коридору: он осмотрел гостиную, столовую, кухню — никого. Поднялся наверх по скрипучим ступеням и замер, заметив у окна знакомую фигуру.

— Мистер Блэк?

Он выругался и ускорил шаг, бесцеремонно врываясь в кабинет, дверь которого также была широко распахнута, как и все остальные. Стучаться не имело никакого смысла. Ремус остановился в нескольких шагах, не зная, как ему поступить. Он не раз пугал Сириуса своим внезапным появлением и уяснил, что так делать не надо. Всякий раз тот злился и кричал, ругался на чём свет стоит, а один раз даже ударил Ремуса, едва не попав по лицу. Вовсе не случайно.

Не найдя решения, Ремус раскрыл блокнот, надеясь, что Сириус сам почувствует, что он в комнате не один.

— Почему так долго? — теперь вздрогнул Ремус, увлёкшийся строчками.

— Простите, я… — он протянул блокнот, обеспокоенно оглядывая Блэка с головы до ног. Тот казался вполне живым, хотя всё же мрачнее обычного. — Я приехал сразу же, как получил известие. Что случилось? Мне сказали, кто-то умер. Я очень испугался…

— Миссис Кроули, — Сириус привычно махнул рукой, будто все эти разговоры были надоедливыми мухами, и указал на диван, куда опустился сам. — Она умерла три дня назад. У меня кончилась еда, и я решил, что вы лучше меня знаете, что с этим делать.