— Нет уж, ты мне всё расскажешь, — почти по-змеиному зашипела мучительница, подскочив ко мне и больно сжав лицо.

— что тебе рассказать милая?

— я тебе не милая! — взвизгнула девица, растеряв всю свою вальяжность. Она отпустила меня и метнулась к Асе, заставляя внутри всё сжаться. Эта мегера навела пистолет на любимую, — где ваши предводители?

— в центральном городе, где же ещё? — фыркнул Ли, но по его голосу я чувствовал, он тоже очкует, очкует так, что лом готов перекусить. Надо отвлекать внимание на нас, лишь бы спасти Асю, это, похоже, было нашим единственным желанием.

— что мальчики, запереживали? — всё же почувствовав лёгкую дрожь в наших голосах эта белобрысая ведьма ощущала себя на коне, — а теперь послушаем тебя душечка, ты пока легче всех отделалась. Скажи честно кто тебе ценнее?

— оба, — процедила сквозь зубы любимая, было видно, что её чуть ли не трясёт от отвращения, когда эта девица, что четвёртый день мучала меня и неизвестно сколько и как измывалась над Ли, прижалась к щеке Аси своей щекой.

— отличный выбор, — промурлыкала садистка, — ну-ка поведай как зовут вашего главного?

— Какого главного? — удивленно вскрикнула Ася, — я до последних минут считала, что я глава движения повстанцев, — на глаза девушки навернулись слёзы обиды.

— ну вот, я так сразу поверила в ваш цирк здесь, но чтоб думалось лучше… — она навела пистолет на Ли и не успела Ася слова вымолвить как прогремел выстрел.

Следом за этим, всё вокруг заполнилось громом и пылью. Ещё секунда и на нас посыпались обломки потолка. Воздух покинул лёгкие и напрочь отказывался возвращаться обратно. Камни обваливались на голову будто проклятье пока перед глазами и в черепушке не помутилось окончательно…

Через сколько я пришел в себя — не знаю, когда попытался вздохнуть легкие заполнила пыль заставляя заходится в кашле, путы всё так же удерживали горло, от чего кашель переходил в самоудушение. Когда я смог дышать стало страшно, лучше бы уж бездумно пытался не задохнуться. Посыпались вопросы: что произошло? Что случилось с остальными? И главное где приспешники Общества? Голова прояснялась не сразу, а будто фрагментами, вокруг было тихо, совершенно тихо…словно в могиле…

— Люди, — из горла вырвался то ли сип то ли хрип, — спасите, — ответом мне было гробовое молчание.

Погребен! Погребён заживо второй раз в жизни, но сейчас уже не выберусь, тогда были свободны руки, сил не было, но была вера, что там на поверхности я найду смысл жизни. Что ж смысл я нашел, сейчас он был более чем весомый, мне есть зачем рваться вперёд, да только нечем. Вот так заканчиваются сказки без хепи энда. Я глубоко вдохнул пропитанный бетоном воздух. Простите мои девочки! Я не смог вас долго защищать! Господи сделай так, чтобы Ася выжила, чтобы не оказалась в этом каменном плену! Господи, пусть Хоуп вырастет и сможет жить полной жизнью! Пусть она будет счастлива! Как бы я хотел, чтобы она не знала шума выстрелов и горя утрат! Я не знаю есть ли Бог, нас учили что его нет, а мать говорила, что человеку просто жизненно необходимо в кого-то или что-то верить, тогда легче жить и не так страшно умирать.

Вспомнилось как умирала мама, она в один из дней не встала, я обеспокоенный постучался к ней в комнату:

— иди сюда, — поманила она меня, — посиди со мной… совсем не много…Герман, — её голос шелестел словно высохший желтый кленовый лист, оставшийся в гордом одиночестве на ветке, и который так отчаянно рвёт осенний проказник ветер, — я сделала всё, что хотела, я увидела, как ты сам встал и пошел. Теперь ты сможешь жить обычной жизнью, для которой я тебя рожала, ты сможешь быть счастлив… — она устало замолчала.

— Мам, что ты такое говоришь? Это что за прощание! Скажи, что болит? Сейчас сделаю отвар и завтра на ноги встанешь! — руки тряслись, голос срывался, а сердце подсказывало, что всё плохо, потому что я никогда не видел её такой, — Ты должна поправится! Ты должна и дальше быть рядом! — Я был на грани истерики, видя мать в таком состоянии. Она была тем человеком, который всегда помогал, поддерживал, — мама я верю, что тебе завтра полегчает!

— да…вера… она нужна, в кого-то или во что-то, она помогает жить… кто-то верит в богов или в бога, а я верила в то, что с его помощью смогу тебя выходить и смогла, а сейчас я верю, что исполнила то, чего хотела и это вера даст мне спокойно умереть, — она глубоко вздохнула, от чего её сухонькая грудь приподнялась и опала, навсегда унося от меня душу той, что так беззаветно меня любила, той, что была все двадцать сем лет была моим оплотом…Мама…

Я несколько часов сидел на краю кровати пытаясь отогреть её маленькую, похожую на птичью лапку, ладошку. Мне понадобилось несколько недель, чтобы прийти в себя, несколько недель, чтобы не звать маму приходя домой и не вздрагивать от мёртвой тишины в ответ.

Не смог я мама. Не смог жить той, нормальной жизнью, ради которой ты меня спасала. Ты знала о том, как запала мне в душу Ася, хоть я не разу не обмолвился об этом, или мне так казалось, ты верила, что я буду счастлив с ней, с моей избранницей. А я не смог. Я всё испортил. Не сберёг себя и вопрос смогла ли она спастись…бесполезно жил, принося горе любимым женщинам… я глубоко вздохнул и лёгкие опять забились мелкой пылью вызывая приступ кашля… всё пустое, наверное, я даже был рад, что всему этому пришел конец. Эта жизнь была слишком суетной, полной неисполнимых желаний, может неудачи приносил именно я, может после моего исчезновение Ася или хотя бы Хоуп смогут быть счастливы…

С мыслей о том, чем я был для родных мозг переметнулся на то, что же я смог сделать за свою пусть и не долгую жизнь, чего достиг, стоило ли коптить небо. Стоило ли? У меня была любовь, ради неё имело смысл жить, она была главной драгоценностью, она была светом, освещавшим моё малоосмысленное существование. Ася… Асенька… единственная женщина которая по-настоящему влекла меня к себе, сводила с ума и раскрашивала, казавшийся без неё однообразным, мир вокруг меня. Сейчас я не мог бы сказать красива ли она, мне она виделась солнечным зайчиком, светлым, тёплым и, наверное, бестелесным. Лишь тогда, когда я не помнил кто я где-то в подсознании было то как она выглядит, сейчас это было просто без надобности, важным было лишь то как я её чувствовал, ощущал душой.

У меня родилась дочь! Самая замечательная дочь на свете! Ради её появления точно стоило жить! Вспоминалась её улыбка, пухлые ладошки с растопыренными пальчиками, когда она тянулась обнимать меня, как она тёрлась своей нежной щечкой о мою и смеялась «Ёсык». Хоуп… ещё одно солнышко в моей жизни, бесценный алмаз. Я помнил всё до мелочей, каждую минуту, проведённую с ней, так же ярко как будто это было только секунду назад, как она делала первый шаг, её первое «Папа» от которого сжималось и замирало сердце. Папа…я защищал её, оберегал, без меня она бы не выжила тогда, в развалинах. Да это всё было не зря… Сухие трескающиеся губы сами собой растянулись в улыбке. Девочки мои!

Повстанцы… помог ли я им? Очень навряд ли. Нет, конечно, я участвовал в сражениях, но настолько ли переломным было моё участие? Совершенно не уверен. Все операции вспоминались обрывками, услужливая память прятала кровавые подробности, оставляя лишь ощущение приятной тяжести в руках от автомата, радость от победы над каждым отдельным врагом и всеми вместе, кайф о собственной ловкости и сноровки. Сражался ли я против строя или упивался своей силой? Хотелось верить, что ажиотаж и адреналин в боях был просто защитной реакцией организма. Всё же я не испытывал удовольствия от убийства, только от того, что я оказался сильнее, быстрее и пусть на маленький шажок, но моя правда становится больше. Да я верил в то, что делал, не важно была ли от меня великая польза, наверное, всё-таки, цепь, сжимающаяся на шее Общества, состоит именно из таких, мелких и даже незаметных, звеньев, но именно они делают её крепкой и не дают порваться и ослабнуть. Я делал то, что мог. Я не отказывался от своей цели даже ради своих девчонок. Наверное, и здесь всё было не зря…