Второй раз за последние двое суток я взялся разгребать завал, и сейчас это было сделать сложнее, добротные, хорошо сложенные брёвна, с этой стороны просто осыпались. Ох не лёгкая это работа, я, найдя рычаг, всё же смог сдвинуть несколько, а под ними обнаружился тот, кого я точно не ожидал увидеть. Словно в коконе из разломанных поленьев лежал маленький ребёнок. Он покряхтывал, потому что сил плакать видимо не было. Я схватил малыша и засунул под свои свитера прижимая его к себе, ледяные, рефлекторно сжатые кулачки, неосознанно заелозили по мне. Сколько же ты пробыл здесь? Как выжил?

Все мои страдания и метания показались глупыми. Вот маленький человечек, который продолжает бороться за жизнь, хотя ему это делать в разы сложнее, а я всю дорогу пытаюсь уговорить самого себя сдаться. Я сильнее сжал малыша. У нас с ним у обоих жизнь с чистого листа, может так оно и должно быть?

Детёныш закряхтел под свитерами. Он же голодный, а я тут о высоком размышляю. Его же надо накормить! Голова заработала в ускоренном темпе. Я заглянул в ворот одёжи, ребёнок маленький, сам с трудом голову держит. Маленькие дети едят молоко, только молоко. Коровы с козой мне сейчас точно не сыскать. Не отпуская ценную ношу я, одной рукой развязал свой кулёк с провиантом, который оставил на земле, рядом, прежде чем начинать разборы завала. Там в основном покоились мясные консервы, но я точно помнил, что должно быть что-то, а когда нашел сухое молоко чуть не закричал от радости. Так с едой было более ли менее ясно, но тут же встала проблема транспортировки, нести ребёнка так как я держал его сейчас было невозможно я бы не смог нести всё остальное. Сильно рискуя я всё же решил зайти в один из неразрушенных домов. Внутри было холодно, но нашлась и печь, и дрова, я даже умудрился зажечь её и вскипятить воду. Откуда у меня все эти знания даже если я не помню своего имени? Я заскрежетал зубами. Так сейчас не время! В хлопотах пролетел, наверное, час, но зато в доме стало теплеть, малыш был водружен на кровать, и я принялся аккуратно, из ложечки вливать в маленький рот разведённое молоко. Боже, это надо было видеть, как жадно, с голодным причмокиванием ел ребёнок. А ещё я нашел отличный способ передвижения, ободрав занавеску с одного из окон и приспособил её под гамачок, поверх которого надену свои свитера. В доме правда нашлась отличная парка и штаны, но они мне были малы, зато подошла обувь, отличные высокие ботинки на толстой подошве, в таких точно не околеешь. Мои мысленные восторги по поводу находок прервало недовольное покряхтывание, я как-то совсем упустил из виду, что дети не только едят, но ещё и возвращают продукты потребления. Раздевая малыша, я размышлял как с этим бороться, а то мы с ним замёрзнем очень быстро. Когда ребёнок был почти раздет мои руки замерли от накатившего удивления. Да это же девочка! Вот этого я почему-то не ожидал. Девочка. В голове стало сумбурно от нежности у этого маленького комочка. Почему? Не знаю. Пеленал её обратно уже бережно и нежно, как подобает обращаться с маленькими и хрупкими девочками.

Идти куда-то в ночь, было полнейшей глупостью потому решил хот сегодня побыть в тепле, кто знает, что нас ждёт впереди? Я смотрел на засыпающую малышку и думал, как же её назвать:

— Надежда, ты ведь моя надежда, рядом с тобой, я понимаю, что нужен. Надежда, Наденька, — пробовал слово на вкус, но что-то не нравилось, неожиданно в голову пришло имя, которое почему-то вызывало огромную радость, — А может Хоуп? — уже спящая малышка смешно дёрнула носиком, — значит будешь хоп, — заключил я, — будем с тобой Хоуп и… — а кто я? Как мне называть себя? Сэр Безымянный. Ноу нейм, переиначил в голове слово. Пазл не складывался. А может Ноун Бизи? Пусть будет так. Ноун Бизи. На этом моё подсознание решило, что с него хватит и погрузило меня в крепкий сон.

3

Утро встретило нас холодом в комнате, потухшая печка уже в середине ночи перестала давать тепло, и гениальной идеей как сделать так, чтобы девчушка не замёрзла, когда решит удовлетворить свои природные потребности. Со стола была стянута клеёнка и жестоко исполосована на множество равных кусков, её участи последовали все найденные в доме тряпки, на сколько мне этого хватит я не знал, но попытаться стоило. Когда солнце только выползло на небосвод мы покинули гостеприимный дом, но не столь гостеприимную деревушку.

Пошел я южнее этого поселения, рассудив, что, коль скоро, пришел я с запада и там разруха, и здесь разруха то стоит пойти в противоположную сторону, авось выгорит. Через несколько суток пути я получил радостное подтверждение. Я оказался в маленькой деревушке, буквально на десять домов, память услужливо сообщила, что это не много.

Не успел я ступить на главную дорогу, как передо мной оказался молодой мужчина и холодно поинтересовался кто я и куда следую. Наверное, мой вид говорил, что я не являюсь обычным жителем:

— Ноун Бизи, — представился я. Новое имя с трудом ложилось на язык.

— Лагерный что ли? — презрительно спросил незнакомец.

— бездомный, — не знаю, что мне не понравилось в слове «Лагерный» но казалось оно несло угрозу.

— Рожденный или выращенный? — продолжал свой допрос собеседник. Этот вопрос поставил меня в тупик. Я судорожно ковырялся в памяти, но не мог найти даже обозначений этих слов.

— В-выращенный, — запнулся я.

— Выращенный? — с подозрением уточнил анкетирующий, — какого ж чёрта ты таскаешься по деревням, да ещё в такой одежде?

— другой не нашел, да и не плохо было бы иметь кров и еду, а то знаете ли голодно, — тут решил ничего не выдумывать.

— из какого города? — не унимался мужчина.

— далеко, ты не знаешь, — он начал меня раздражать, поднимая волну с трудом контролируемой ярости. Какого чёрта! Не хочешь меня пропускать, так скажи сразу и я пойду другой дорогой.

— в какой стороне, хоть город, — язвительно спросил он меня.

— на западе, — рыкнул я и уж было собрался уходить, когда о немного отступил с дороги.

— Ну пойдём, сходим к старосте, посмотрим, что он сможет тебе предложить из работы, — но хотя ухмылка на лице этого человека не внушала мне доверия, я последовал за ним.

Старостой оказался щупленький мужичек, лет сорока пяти, а может пятидесяти, он оглядел меня с ног до головы и повторил все вопросы, на которые я пять минут ответил. Было нестерпимое желание, махнуть на всё, развернутся и уйти, но внутреннее чутьё, пока ещё успешно борющееся с раздражением, подсказывало, что это не удачна идея.

1.08

На моё счастье малышка, под кучей одежды одетой на мне, крепко спала, не реагируя на внешние раздражители, почему-то мне совершенно не хотелось объяснять наличие у меня ребёнка, что-то подсказывало что они не только не поймут, но отберут её у меня, а этого я не мог допустить. Она был единственным стимулом двигаться и что-то делать, потому что откровенно говоря, не найди я её возможно плюнул бы на все потуги и замёрз бы где-нибудь. Пока я шел до этой деревеньки я искал в себе хоть что-то что сказало бы мне что моё существование не бесполезно и не находил.

Закончив с допросом, староста потёр лысый, без намёка на щетину, подбородок и уставился на моего конвоира. Тот тоже безмолвно, не мигая смотрел на главу поселения. Их игра в гляделки длилась, наверное, минут пять в итог староста выжал из себя:

— нам бы не помешала помощь в валке деревьев, но дом мы тебе дать не можем.

— да я как-то и не претендовал на дом, крыша над головой есть, уже хорошо, а если ещё и печь, то вообще праздник.

— ну раз так, подселю тебя к Розе. Она старая и ей не помешает помощь в хозяйстве, — я согласно кивнул. Такой расклад меня устраивал, — давай документы, — а вот тут случилось засада, ведь ничего у меня не было и как это оправдать я не знал. Шестерёнки в голове заработали с неимоверной силой.

— у меня украли сумку с едой и всеми документами, — чего мне стоило, чтобы голос не трясся, когда я врал, от чего-то стало страшно признаваться, что из документов у меня усы, лапы и хвост.