- А что так?

- Да, вишь, Фердинанд у нас по части благородных традиций дока, а с дуэлью этой не вовсе гладко вышло. Не то чтобы подвох какой, а так... как у них говорят, по писанному, а не как положено.

- «По букве, но не по духу»?

- Вот-вот. Хозяин-то наш на шпагах энтих биться не дурак. Да что на шпагах, на чем угодно, хоть на кочергах. Хобби у него, понимаешь, такое. С Фердинандом сколько лет день за днём по нескольку часов скачет. Но там красиво у них всё, будто не дерутся, а танцуют. А тут по-другому вышло. Сошлись, звякнули железяками своими пару раз, и тут хозяин графа сзади обходит и в захват берёт. Это моя уже наука, а не фердинандова. Мальчишка-то наш даром что статью не в старого барона пошёл, а силушкой его мать-природа не обделила, фамильная она у них. Граф дёрнулся, да хозяин не то, что хмыря этого худосочного, медведя таким манером удержать может. А для большей убедительности рапиру ему к горлу приставил. Да не остриём, как благородному фехтовальщику полагается, а лезвием, как грабитель ночной, резать глотки привычный. И на ухо тому шепчет чего-то. Тут уже секундант графский заволновался, мол, не по канонам как-то дело пошло. Хозяин супротивника своего выпустил, тот не глядя его в бедро кольнул и дёру. На том дуэль и кончилась: уговор до первой крови был. И хозяин наш вроде как проигравшим считается. Пока до меня дохромал, вся штанина кровью пропиталась. Перевязываю я ему ногу, а сам смотрю, он довольный, как хряк, желудей нажравшись. Чего, спрашиваю, веселишься? А он говорит, мол, за графа Дантрэ радуюсь, свадьба у него скоро. Тут я и смекнул, что к чему. Бабёнка эта настойчивая хоть на мордашку и смазливая была, - тут Рогнар окинул Камиллу внимательным взглядом, - не тебе чета, конечно, но тоже в своём роде ничего, есть на что посмотреть, однако же стервоза такая, что я бы лучше дал себе горло перерезать, чем такую за себя брать. Дантрэ этот, видно, страху всё-таки натерпелся, потому как слышал я, и правда, вскорости на ней женился.

- Но вообще-то я тоже не предупредила о своём приезде, - замялась Камилла. - Он не здоров, может тоже при других обстоятельствах...

- Ну да, - ехидно оборвал её бородач, - именно поэтому Фердинанд весь вечер вчера из подвала соленья-маринады таскал, а Марте хозяин пирожных к ужину заказал, да обсказал подробно, какой крем, какие ягоды, да в какие корзиночки. При том, что сам сейчас только бульон с худого цыплёнка хлебает, а на десерт сухарики. Я, было, испугался сначала, припёр его к стенке. Признавайся,  говорю, лиходей, нешто опять как тот раз кесаря в гости ждём. Так я тебя сейчас спеленаю, да силой в лесное увезу. Есть у меня избушек несколько по лесу. Дров там запасец, припасы кое-какие. Пересидим, думаю, ежели что. Не бойся, отвечает, Рогнар, Камилла человек свой, она тебе понравится. Ну, думаю, ежели Камилла, то другое дело. Сам, вишь, встречать тебя поехал, и мальцам сказал, чтоб проводили, а то заплутать не мудрено нынче.

Камилла почувствовала, что краснеет сильнее, чем можно объяснить небольшим морозом, и поспешила сменить тему.

- А у вас сам кесарь гостил?

- Гостил, - сказал Рогнар и мрачно сплюнул в сторону. - Не нынешний, а тот, что до него был. Вот только и нам, а того пуще кесарю, то посещение боком вышло.

Поглядев на заинтригованную девушку, он неохотно продолжил.

- Давно то было. Я тогда в усадьбе и года ещё не прожил. А приходит раз хозяин домой тихий и будто задумчивый. Марту позвал и говорит ей, бери, мол, мужиков в подмогу, если надо в деревню пошли, а завтра к нам кесарь со свитой будут, надобно накормить-напоить. Ну, хозяйке, известно, в грязь лицом ударить не хочется, целый день мы как белки в колесе, ребятня пособляла тоже... скучать некогда было, а только смотрю я, хозяин из угла в угол будто потерянный ходит. Потом и вовсе в башне заперся. На другой день приехали гости дорогие: грязными сапогами ковры заморские потоптали, вина драгоценные как воду хлещут, без разбора, которые холодными, которые подогретыми пьют, этим всё едино, упиваются, ровно в кабаке последнем. Машину музыкальную, что хозяин своими руками сделал, разломали. А он ничего, даже бровью не повёл. Сидит, улыбается, по-придворному лопочет со всеми, будто так и надо. Пальцы только, которыми бокал держит, побелели.

Однако ж это цветочки были. Хмель гостям в голову ударил, кто-то и сболтни... нет, - оборвал сам себя Рогнар. И лицо его при этом исказилось гримасой отвращения. - Был там один... хмырь. Самый тверёзый из всех. Пару раз всего из кубка пригубил. На хозяина всё любовался, будто на статуй мраморной барышни. Тот, знамо дело, виду не подаёт, что замечает...

- У тебя, канцлер, лошади, говорят, лучше, чем у самого кесаря. Айда покатаемся, сравним.

Хозяин аж побелел весь. Он лошадей своих страсть как любит. Иной детей родных так не голубит, как он коняшек этих. С детства у него это ещё. А тут представил, видно, как толпа пьяных дворян да на его лошадях... иные и под седлом не ходили никогда, узды не ведали.

А я своё думаю: лошадки-то у нас норовистые. Даже Фердинанда не всякий раз близко подпускают. На таких разве усидишь? Да ещё во хмелю? Хозяин, конечно, долгогривых своих успокоить сможет, да захочет ли? Ему ж это всё одно, что жинку своими руками на поругание отдать. Заедет кому из ясновельможных панов кобыла копытом промеж глаз - кого виноватым сделают? Неспроста выхухоль эта старая про лошадей обмолвилась, ой, неспроста...

Я бочком, да на двор, к конюшне. А там конюшни одно название, без стойл, от непогоды просто укрыться чтоб. Вожаком тогда Ворон был, здоровенный зверь такой. Подтолкнул я его к двери.

- Выводи, - говорю, - своих от греха.

Тот понял, видно. Весь табун за Вороном вышел, и тихо так, ни один не заржал. В лесу схоронились. Хозяину-то потом свистнуть только - как собаки за ним лошади бегают.

Тут и гости подтянулись. Хозяин, как увидел, что конюшня пустая, из предобморочного состояния вышел сразу. Я перед ним на колени бухнулся.

- Моя вина, дурака. Хоть одним глазком на государя поглядеть хотел, не доглядел, лошади и разбежались.

Осерчал кесарь. Красный сделался, как рак варёный. Тычет в меня пальцем и кричит:

- Дать ему, проходимцу, пятьдесят плетей. А лучше сотню.

Ну, думаю, голову не рубят, и на том спасибо. Конюх его за плёткой потянулся, да хозяин её у него из рук вырвал. Подошёл, кесарю протянул. Проговорил по-дворцовому что-то: «Вар-вар-вар», но я так понял, что я хозяин, с меня и спрос.

- Вассал моего вассала не мой вассал, - подсказала Камилла.

- Да, примерно такое что-то... Кесарь посмотрел на него, удивился будто. Потом ухмыльнулся, плётку взял и со всего размаху хозяина по лицу хватил. Тот, даром что мальчонкой почти тогда был, а стоит, как в землю вросший, не шелохнулся даже. Глаза только синевой, будто льдом подёрнулись. А на щеке капли алые набухать стали. Фердинанд с Мартой к нему броситься хотели, да я перехватил: Фердинанда за пояс просто, Марте ещё и рот прикрыл, чтоб не голосила. Я-то мальчонку с рождения знал. Приходилось уж видать, как у него глаза так-то синеют.

Стоят они, значит, с кесарем, друг на друга смотрят. У парнишки воротник белый уже весь маками красными пошёл. Кесарь из-за манжета платочек достал, под ноги ему кинул: утрись, мол. Тот, ничего, поднял, к щеке приложил. Да спокойно так, будто и не произошло ничего. Загоготал кесарь, а за ним и прихвостни его. И убрались восвояси вскорости. Долго хозяин ещё стоял, вслед им смотрел. У меня аж сердце защемило. Подошёл я к нему, да спрашиваю:

- Что ж ты, от девок своих бегать горазд был, а от эдакой страсти не догадался. Ты ж нынче чуть не наипервейший вельможа, так знал, поди, что это за фрукт.

Посмотрел он на меня.

- Знал, - говорит. - Потому и не поехал. Кесарь у нас на голову слабенький. Подумай, что бы он с вами тут сделал, если бы меня дома не застал.

Помолчал немного, а потом добавил:

- Спасибо тебе, Рогнар, за лошадей. Выручил.

Свистнул, весь табун разом из леса вылетел, будто за соседними кустами прятались. Вскочил хозяин на Звёздочку верхом, только его и видели. Два дня пропадал где-то. Вернулся уставший, голодный, но довольный. И на лице ни царапины. Прошло ещё сколько-то времени, и возвращается раз Фердинанд из деревни, от старосты, да и рассказывает, что кесарь наш помер. С лошади упал, да так неудачно, что шею сломал. А ещё через недельку хозяин новую кобылу привёл. Он если покупает, то жеребят обычно, а тут взрослая. Дичилась наших лошадей поначалу, но потом ничего, пообвыклась. Семь лет ещё у нас прожила, трёх жеребят родила. А только хозяин ни разу на неё верхом не сел. Спрашивал я его, отчего так.