— Неужели мы так ржали? Этак всех гуманоидов распугаем.
Надо улетать. «Flying Star» отправит на Эльгомайзу транспортники, через десять земных лет они приволокут эту махину и посадят на околосолнечную орбиту. Чужим звездолётом займутся специалисты. Экипаж «Сайпана» получит свою долю прибыли, а Волокушин получит свои миллиарды. Кесарю кесарево, а слесарю слесарево. А в самом деле, что им здесь делать? Бабочек ловить?
Андрей улыбнулся, вспомнив, как Кэли с Леоной бегали вокруг «Сайпана» с сачком, который отыскался у биолога, и восторженно вопили. И наловили целую банку алых пленниц. Банка — стеклометаллический контейнер внушительных размеров — принадлежала опять же биологу и, по его словам, представляла эпохальное значение для энтомологов. В темноте бабочки светились. И наверное, сильно удивлялись: на Аква Марине день заменяли лиловые сумерки и никогда не наступала ночь.
Выбравшись на поверхность, они удивились, пожалуй, сильнее экзопланетных бабочек: впервые за два месяца на планете шёл дождь. Небо заволокло облаками. Сквозь них пробивалось солнце, в восемь раз ярче земного, и от этого дождь казался серебряным.
Здравствуй, милая картошка-тошка-тошка-тошка!
До отлёта оставался месяц. Все торопились и суетились, точно куда-то не успевали. Проклиная дождь, который «только мешает, грибы здесь всё равно не вырастут», Надя Кислова дневала и ночевала в космокатере, набитом под завязку светоприёмной и анализирующей аппаратурой. Гравителескоп LISA-Pathfinder показывал невероятное. Земная астрометрия и небесная механика здесь были неприменимы, а физика небесных тел…физика Эльгомайзы отличалась от солнечной, как день и ночь. Иная природа, иные измерения.
Биолог, с которого Андрей взял клятвенное обещание не спускаться в чужой звездолёт, пропадал на пустоши. Кэли и Леона, разочарованные тем, что в дождь бабочки перестали летать, исследовали ландшафт в компании Бэргена и Риоты, которые взялись их опекать. В сопровождении «своих мальчиков» андроморфы шатались по окрестностям и однажды приволокли на корабль нечто напоминающее картофелину средних размеров. Боевые операторы не решились прикоснуться к «овощу» даже в перчатках, а девчонки взяли его голыми руками, и хотя не иронизировали по этому поводу, Риото с Бергэном испытывали жгучий стыд.
«Картошка» была с ростками, давно лежит, схохмил биолог. В контейнере, куда поместили «овощ», обитали ящерки и кузнечики. Ящерки питались кузнечиками, кузнечики поедали друг друга. Законы эволюции одинаковы во вселенной: сильные жрут слабых, слабые жрут друг друга. Пятиметровая кубическая «банка» прыгала, ползала и стрекотала. Любителей поглазеть на этот зоопарк собиралось достаточно. На следующее утро они ввалились в каюту капитана. Врач с серым от ужаса лицом цепко ухватил Балабанова за рукав: «Пойдём, кэп. Ты должен это увидеть».
Картофелина, которую Юозас решил скормить ящеркам, слегка подросла и лениво шевелила ростками. Ящериц и кузнечиков в банке не было. Кто же их выпустил? Кэли и Леона клялись, что не снимали крышку. Да и как они могли её снять, если ключ был только у биолога?
— Она… оно… их съело, всех! — выдохнул Золтовски. — Оно любит органику. И я не знаю, кто будет следующим, когда оно… она проголодается.
Тем временем росток дотянулся до стенки и с чмоканьем к ней прилип. То же проделали остальные ростки. Картофелина поднималась вверх со скоростью ленивца, спасающегося бегством. Впрочем, спасаться надо было от «овоща»: когда он дополз до верха, металлостекло угрожающе выгнулось.
— Тащите аннигиляторы! — распорядился капитан. — И больше никаких местных овощей.
«Шахматная доска»
От космолётчиков требовалось умение принимать решения, сообразуясь со скоростью полёта. То есть, в минимально короткое время. Хобби биолога — шахматы — предполагало плановое мышление. Юозас мыслил по-другому. Улучив момент, когда Мишенька направился в каюту врача (такой молодой, а уже проблемы со здоровьем, жаль парня), Юозас отправился на пустошь. Там ему никто не помешает… думать. Круглое поле с голубой травой — местный вариант шахматной доски. А фигуры внутри, в звездолёте, который притворяется мёртвым. Юозас достал из кармана компас, который взял с собой «в поездку» (слава богу, что не видел капитан, иначе бы опять высмеял). Выбрав направление с юга на север (направление не имело значения, просто удобнее идти по стрелке компаса), биолог измерил пустошь шагами, от края до края. Потом спустился в звездолёт и стал методично измерять туннели.
Его догадка подтвердилась, звездолёт «кончался» метров за пятьдесят до границы пустоши. За дугообразными коридорами, соединявшими туннели, и за тупиковыми глухими стенами было что-то ещё. Рубка управления? Жилые отсеки? Стащив с рук перчатки, он ощупал поверхность: стена как стена, полукруглая, вся в неглубоких желобках. Под ногами желобки глубже, на стенках меньше, вот и вся разница. Биолог уселся на пол и поморщился: проклятые бороздки впивались в кожу сквозь комбинезон. Ничего, он потерпит, он привык размышлять сидя, как все нормальные люди. Он же не космолётчик, чтобы думать на ходу.
Юозас решал задачу, как в шахматах: перебирая возможные комбинации и просчитывая шаги. И насвистывал менуэт Боккерини. Он и собаку приучил откликаться на этот мотив, на обыкновенный свист Гинтари не прибегал. А заслышав Боккерини, мчался на зов как угорелый. И тёрся о его ногу, и мотал хвостом, и заглядывал в глаза…
Юозас закрыл глаза и увидел своего Янтарика. Лабрадор был королевского происхождения, отец двукратный чемпион интернациональной кинологической выставки «Евразия», мать медалистка Национальной выставки Литвы. Он и любить умел по-королевски щедро, отдавая хозяину всего себя. А он, Юозас, его предал.
Скелеты в шкафу. Биолог
Маленького Юозаса биология привлекала своей доступностью, открытостью. Это ведь — мир, всё, что тебя окружает. С миром хотелось подружиться, его хотелось понять. А ещё он понимал собак. Они не умеют говорить, но умеют смотреть. Вилять хвостом. Прижиматься к тебе боком, раздвигать мордой колени и втискиваться между ног, и опрокидываться на спину, доверяя хозяину самое неприкосновенное — живот.
Родители были категорически против: в доме обитали две кошки, морская свинка, пара волнистых попугайчиков и аквариумные рыбки. Зверинец. За собакой нужен уход, выгуливать и ухаживать придётся нам. Вот вырастешь, тогда заводи кого хочешь. Юозас всё детство мечтал, чтобы оно скорее кончилось, и тогда он купит собаку. Лабрадора с янтарными глазами.
Лабрадора он купил, когда окончил биофак вильнюсского университета и снял недорогую квартиру в пригороде, где он был хозяином, а значит, мог делать что угодно. Бывшие однокурсники приводили к себе девушек, устраивали вечеринки, у них частенько ночевали друзья. Юозас друзей в дом не приглашал (лабрадор не любил чужих, и Юозас не мог равнодушно смотреть, как щенок, забивался под стол и ждал, когда гости наконец уйдут), к вечеринкам и девушкам был равнодушен. Он ещё встретит ту, с которой проживёт жизнь, вырастит детей, а может даже внуков. Она не из тех, кто ходит на вечеринки и зазывно смотрит на парней. Она будет ждать его одного, и обязательно дождётся. А пока ему вполне хватало общества собаки.
Он назвал щенка Гинтари, янтарь. Вдвоём они ездили на озёра, где наперегонки носились по окрестностям, плавали и охотились за утками. Вернее, охотился Гинтари, а Юозас с волнением наблюдал за другом. И собирался купить охотничий дробовик, чтобы охотиться не понарошку, а всерьёз.
— Вернусь из экспедиции, поедем с тобой на охоту, — пообещал питомцу Юозас. Пёс ответил грустным взглядом. Ну как ему объяснить, что отказаться от поездки в Западную Африку Юозас не может, просто не может!
— Я приеду. Я вернусь и буду с тобой, — убеждал щенка Юозас, а тот обнимал его за шею тёплыми лапами, и тыкался носом в ухо, и тихонько скулил Лабрадоры обладают невероятной интуицией.
— Не плачь. Никто тебя не собирается бросать, поживёшь у мамы с папой, они согласились, они тебя будут любить и кормить. Ты вырастешь и станешь большой собакой, и мы с тобой поедем на озёра. Маленьким щенкам охотиться нельзя, можно только взрослым, — пошутил Юозас.
