Так хотелось заплакать, но глаза были сухи, я, наверное, разучилась плакать ещё в детстве. Так и просидела у входной двери всю ночь, то проваливаясь в дрёму, то снова просыпаясь и задыхаясь от нахлынувшей, словно морской прибой, горечи.

А утро всё расставило на свои места, точнее я расставила, стоило первым лучам проникнуть в коридор через не зашторенное в кухне окно. С этого дня для меня не существовало Саши. Я заперла все чувства на замок, лишь иногда позволяя себе реветь белугой по ночам, уткнувшись лицом в подушку.

Конечно Александр не собирался сдаваться так легко, но я отгородилась от него адвокатом, ведущим бракоразводный процесс, охраной в офисе и Серёжей, который привозил меня домой. Все эти люди отлично справлялись с задачей не допускать до меня этого человека.

Игорь

Я захлопнул книгу и потёр переносицу. Зачем мне это надо? Я окинул взглядом кухонный стол, заваленный книгами.

Всё началось через неделю после того приснопамятного разговора, когда эта мочалка — Селиванова пригрозила меня побрить. Утром перед работой я поймал себя за тем, что пытаюсь побриться. Сначала я взбесился поняв, что на автомате делаю то, чего не собирался, но потерев подбородок пришлось признать самому себе, что отросшая борода чешется, а меня это бесит. Как сделать так, чтобы пигалица не выиграла, я грустно посмотрел на бритвенный станок. Может сбрить те места, которые мешаются? Но мешалось всё и если делать так, то потом надо ещё орудовать триммером, и я получу аккуратненькую эспаньолку, за которой в последствии придётся ещё и следить. Это было уже извращение, и я стараясь поменьше смотреться в зеркало начал бриться, брился нарочито оставляя плохо выбритыми некоторые места, но в итоге и это меня взбесило. Как результат, тем утром я был чисто выбрит, благоухал как майская роза и злобно скрипел зубами, когда шефиня с довольной, победной улыбкой прошествовала мимо меня.

Тот вечер я, впервые за долгое время, не провел в компании «Столичной». Просто не хотелось, хотя, судя по мыслям, мне оставалось только пить. Я снова и снова перебирал черепки своего, разбившегося, кувшина жизни. Как так вышло что я, такой успешный, молодой парень, превратился в подобное ничтожество всего за пятнадцать лет? Мне было чем гордится, кроме денег отца, они даже не сильно волновали, тогда я был уверен, что мир лежит у моих ног.

А почему нет? Я был красив. Что уж греха таить? Лицом меня бог не обделил, а на поддержание фигуры я тратил немало времени в спорт зале, не ленясь и не сачкуя. Я задрал футболку и глянул на своё, заросшее тёмными волосами брюшко. Где вы, красивые кубики пресса? Футболка быстро вернулась на своё место, а мне стало ещё грустнее. Ладно черт с ним, с телом, многие мои сверстники обзавелись и большим «рюкзаком альпиниста», но куда делся вкус и тщательность с которой я подбирал себе одежду. Нет я не был шмоточником, у меня было то всего пять — шесть комплектов одежды которую я комбинировал, больше то зачем, но всё было с умом подобрано, от чего окружающие впадали в восторг. Да даже с этим бы фиг, денег всё равно ни черта нет, особо по магазам не побегаешь, да и не сильно я это жаловал. Но что случилось с моими мозгами?

Я упёрся лбом в руки, стоящие на столе и сжал свои лохмы на макушке. Как я умудрился просрать, ту должность, которая у меня была? Те деньги, что остались от родителей? А ведь я был умным парнем. Когда всё покатилось по наклонной?

В школе я учился легко и хорошо, нет, конечно, не гений и не круглый отличник, но только потому что ленился. Было несколько предметов, которые не покорялись моему «наскоку», но те покорялись напору. Так было в девятом классе с физикой. В начале учебного года, учительница с непонятным злорадством объявила, что физика в этом году будет обязательным экзаменом:

— да уж, Ежов, — не сдержалась она, чтобы не подколоть меня, — отличничек, подпортишь себе аттестат.

Не знаю почему, она меня невзлюбила, в отличии от многих учителей испытывавших симпатию к очаровательному, культурному мальчику. Её слова зацепили и разозлили меня. «Не дождёшься!» зыркнул я на неё. Весь год я вгрызался в не поддающийся моему пониманию предмет. Ёжики мучились, давились, но кактус сожрали. Надолго я запомнил выражение, удивления в маленьких злых глазках, когда безупречно ответил на три вопроса из билета и так же легко решил задачу. Да, мне поддавалось всё, за что я брался. Тогда вопрос «Почему?» и «как?» всё сильнее звучал в моей голове. Почему я махнул рукой на всё поступив в институт? Вот там я практически не учился, даже занятия посещал лишь изредка, и всё равно получал терпимые оценки. Но когда отец устроил на работу, видимо мне показалось, что я на вершине? М-да! Я потёр переносицу.

Но сейчас, когда я видел горящие победой надо мной глаза бывшей одноклассницы, меня брала злость. Она думает, что круче, лучше и выше чем я? Щаз! Её крутость заключается только в том, что она смогла раздвинуть ноги в нужный момент, а я не смог. Но поверь прошмандовка, я смогу большее, я утру тебе нос, коза лохматая!

Я снова открыл учебник по гражданско-процессуальному праву. Информация влезала в голову со скрипом, приходилось по несколько раз перечитывать написанное, чтобы осознать его. Мозги, забывшие за последние лет пятнадцать как работать, сопротивлялись.

А может ну его? Посетила голову крамольная мысль. Что изменится от того, что я обновлю знания? Кто кинется брать меня на работу? Да никто, так в чём же разница? «Нет друг мой!» Сказал мне внутренний голос. Неужели я допущу, чтоб эта девка и дальше смотрела на меня с превосходством? Как и тогда, в девятом классе, когда физика мне особо и нужна не была, но чувство противоречия не давало вздохнуть, так и сейчас я не хотел сдаваться, хотел стереть это самодовольство с её лица.

Алиса

Как и всегда после дневного сна, девчушка, резво соскочив с кровати побежала в залу, где по обыкновению прикорнула Ниночка. Алиса хихикая потрясла няню за руку, потом ещё и ещё, но Ниночка не просыпалось, да и с лица исчез обычный румянец. Нужен доктор, это Алиса знала, мама и Ниночка всегда вызывали врача, когда у малышки начинала болеть голова или, текли сопли. Но как звонить доктору? Алиса включила и выключила трубку радио телефона. Только включать его она и умела. Так! Когда что-то случается Ниночка звонит маме. Она это делает как-то очень просто. Алиса взяла мобильный телефон няни, лежащий на журнальном столике и потыкала в какие-то кнопки, в конце нажав кнопку с зелёной трубочкой. Телефон ответил тишиной. Алиса конечно уже была взрослой девочкой, целых пять лет, и поэтому она знала, что после набора номера должны идти длинные гудки, такие «ту-у-у, ту-у-у», но тут гудков не было и она опять нажала разные кнопки, но и в этот раз ей ответила тишина.

Чем больше она пыталась безуспешно позвонить, тем страшнее ей становилось. Поэтому, когда на другом конце провода раздалось знакомое «ту-у-у-у» малышка уже плакала и шмыгала носом:

— Мамочка! Мама! — заплакала она, услышав женский голос.

— Нет, малыш. Я не твоя мама, — ответила тётя.

— Как же мне позвонить маме, — слёзы лились рекой, а страх обуял детскую душу.

— А зачем ты звонишь маме? — женщина на том конце трубки, запереживала, услышав детский заплаканный голос, зовущий маму. Возможно она сможет помочь девочке.

— Ниночка не просыпается, — сбивчиво начала говорить девочка, — я её бужу, бужу, а она спит!

— А сколько лет Ниночке? — надо было понять кто это неизвестная «Ниночка», может она подросток и просто крепко спит.

— Ниночка уже старая, — девчушка прекратила плакать, а только всхлипывала, — она старше мамы.

Так неизвестная Ниночка оказалась пожилой женщиной и, если малышка не может её разбудить, возможно ей стало плохо и нужен врач, если объяснить ребёнку как позвонить врачам они её не послушают. Может она знает где живёт и удастся вызвать врача самой?

— Как тебя зовут, малыш?

— Алиса.