Юность сильна и вынослива. Вскоре Стайлз пришел в себя, оправдывая предположения Дитона, что со своим личным триггером ему будет лучше, и наступила долгожданная ремиссия. Длительный период утренних улыбок, спокойных бесед и комфортного сосуществования с жесткой, словно по расписанию возникающей в определённые дни, сменой личностей.
Таким же жестким стало расписание звонков отцу. Джон говорил со Стайлзом спокойно и тихо, но Дерек даже через стену слышал его волнение и раз за разом повторяющееся: “Па-ап, ну, пап...”, – тянул Стайлз, обрывая Стилински-старшего, пока Хейл в соседней комнате всем телом приваливался к стене с закрытыми глазами, мысленно пытаясь заткнуть и уши.
Не получалось.
“Прости, ребёнок, – раздавалось на всю квартиру, – просто хотел сказать, если вдруг ты захочешь, твоя комната всегда тебя ждет. Как и я. Если что...”
Стайлз говорил краткое “Спасибо” и никуда, конечно же, не уходил. Всё оставалось по-прежнему. И хотя Кай все еще ошарашенно вспоминал психбольницу, как он по-старомодному выражался, непроизвольная шоковая терапия пошла ему на пользу. Мальчишка стал манернее и тише. Словно бы отгораживаясь от ужасов, которые затронули его, спасительной, но эфемерной женственностью.
Девочек не обижают и не бьют по лицу. Девочек лелеют.
Изменения эти были отмечены Дереком как... волнующие.
Дерек не очень-то сопротивлялся им. Дерек даже купил чулки.
Чтобы потом представлять себе, как сидел бы он на полу ванной комнаты, перед стоящим Каем, и готовил его к перевоплощению: скрупулезно сбривал черные волосинки, пробивающиеся на голенях. Всё выше и выше поднимаясь по ляжкам к паху.
Пусть время было сейчас не особо подходящим – потакать своим новым предпочтениям, всего лишь заметив, как смахивает своими манерами притихший Кай на девчонку.
Но обманывать в этот раз никого не пришлось – Стайлз случайно нашел покупку, которую Дерек не особо и прятал.
Стилински молча покрутил в руках шелковую змею и поднял вопросительные глаза на Дерека.
- Это для... Кая, – признался Хейл, и стало стыдно.
Как будто бы законная жена нашла в его бардачке чужие трусики. Классика жанра, как говорится, вот только трусы оказались мужскими.
Точнее, всё наоборот.
Дерек потер глаза, сильно надавливая на веки, банальным жестом этим сигналя о своей чертовской усталости от вечного блуждания в лабиринтах психоанализа теперь вперемешку с гендерной идентификацией.
Стайлз же – смышленый мальчишечка – спросил его прямо:
- Ты хочешь переодеть его в девчонку? Таков план?
И не удовлетворившись смущенным молчанием оборотня, поправил себя же, логично предположив:
- Мне нужно для этого побрить ноги или что? Дерек?
Дерек вымученно кивнул – так было лучше. Лучше, чем если бы Стайлзу пришлось осознавать уже свершившийся факт мародерской депиляции после.
- Ладно, – легко согласился он, наверно просто устав отстаивать право на своё тело. – Побрею.
Идея неприкосновенности была всего лишь иллюзией, они оба это знали.
Ничто теперь не мешало быть Каю самим собой. И Дерек тоже не мешал.
Очередное осквернение мальчишеской анатомии случилось очень скоро. Дерек участвовал с упоением. Его человеческая часть всегда желала только мужчин: он был геем. Его волк, по-видимому, нет. Альфе внутри него, оказывается, всегда хотелось сучку. Что ж, он её получил.
Странно, но пусть Дерек и ощущал себя глубоко зараженным раздвоенностью, он был до жути доволен этим, как будто имел в партнерах ВИЧ-позитивного парня, с которым не представлялось возможным быть по-настоящему близким; как будто жизнь его всегда была наполнена ограничениями в постели.
У Дерека ограничения были скорее этического плана; они мешали, мучили, вселяли чувство вины. Сейчас же, отбросив всякие между ними преграды, как делают это двое больных СПИДом, отказываясь от презерватива, безбоязненно делясь друг с другом вирусом, их убивающим, Дерек наслаждался пониманием, насколько идеально разные части его самого подходят каждой из личностей Стайлза. По отдельности дозируя себя для мальчишек, было легче жить. Было легче справляться с моралью, которая была вдолблена в мозг намертво и догмы которой вряд ли готовили Дерека к тому, что он испытывал и чем сейчас жил. И адресуя свою животную, более жесткую натуру Каю, всю человеческую свою часть он отдавал первому любовнику, вдруг понимая, как мало он на самом деле знал настоящего Стайлза Стилински. Того, кто прилежно учился в школе, колледже, общался с друзьями и был счастлив. Он не был зациклен на сексе и его составляющих. Его существование было наполнено множеством разных вещей, которых Дерек не замечал или замечал, но эпизодически, потому что его назначение было совсем в другом... И вынужденное принуждение мальчишки к интенсивной половой жизни отбирало у них обоих этого правильного, настоящего, возможно даже где-то асексуального Стайлза.
Сейчас Дерек, не руководствуясь былой ревностью, всё чаще и чаще вслушивался в несуразную его болтовню, в его монологи, в телефонные диалоги и просто какую-то чушь, несущуюся из-за дверей душевой вместо пения.
Хейл вскоре перестал дергаться, как раньше, когда слышал новые имена – и как только Стайлз умудрялся дистанционно заводить приятелей? А все его нынешние друзья были поголовно оборотнями, мальчишка говорил, что с псами ему привычнее, что люди частенько интересуются не тем и бесцеремонно лезут в жизнь, открывая двери ногой с ходу. Он делал косвенный комплимент Дереку, он так признавался в любви ко всему его виду, и так в их жизнь, пусть и на расстоянии, вошли какие-то неизвестные Хейлу Эрика, Бойд, Айзек...
Стайлз быстро восстановился на курсе, помахав в деканате небезызвестной справочкой и, с разрешения Дитона, продолжил учиться дистанционно.
Дистанция к социуму была бы наверно унизительна, если бы не являлась необходимой. И все они знали – почему. Особенными их вечерами, когда шум засыпающего города уже не достигал их двадцать седьмого этажа, и уши закладывало тишиной, и Стайлз всё так же продолжал болтать, хватая таблетки, запивая горсть их водой, сразу же внезапно успокаиваясь, затихая, а Дерек, слушая неровное биение сердца своего мальчишки, прекрасно понимал, что можно больше не притворяться, создавая иллюзию нормальности их странного быта. Он тяжело ложился на распластанную по кровати фигуру Стайлза; гладил его по темным волосам и честно объявлял о готовящейся трансформации своего тела; о том, что время терапии пришло и пора отдохнуть. Стайлз часто-часто кивал, как настоящий невротик, жался к горячему оборотню, давал себя раздевать, ласкать; бормотал, как ненавидит он секс, и как жить без него не может, и что Дерек хорош, очень хорош в этом, жаль, что не ему одному достанется...
И вот здесь Дерек делал первый сильный и болезненный толчок в неподготовленное тело, которое и без подготовки уже принимало крупный член вполне сносно, но Хейл специально делал так, чтобы было немного жгуче и больно.
- Заткнись, – шептал он Стайлзу грубо и одновременно нежно, – заткнись и раздвинь ноги пошире.
Стайлз раздвигал, жмурился от обжигающего трения; сжимался, делая ощущения невыносимее, и все равно возбуждался, просил, чтобы Дерек повременил, дал ему чуточку больше времени, но Хейл непреклонно вел его к черному обмороку, обещая, обещая...
- Встретимся завтра утром, детка, тебе будет очень хорошо...
Стайлз вымученно и все равно – счастливо – кивал, зная, что пробуждение от оргазма не такое уж плохое решение при его-то диагнозе.
Поздний вечер и ночь принадлежали Каю. Мальчику совсем с другой постельной историей. А Дерек успешно держал нейтралитет. Он хирургически точно рассек самого себя на две непохожие друг на друга части, перенимая эстафету психиатрической заразы своего парня и, это в себе диагностировав, даже не думал переживать. Выстроив в голове некую гипотезу будущего, в которой его история – его отношения и даже заболевание Стайлза – была железной нормой.
Смешно, что мы живем в плену придуманных обществом иллюзий.
