Кай передохнул, облизав губы, заметив, с каким непередаваемым ужасом смотрит на него Дерек, и продолжил:

- Я думал, ты знаешь. Хотя... откуда тебе? Он же этого не помнит! Он забыл это, чтобы помнил я! И я помню. Помню свою любимую маму... Мамочку, ха.

С глупым смешком Кай приподнялся на локте, навалившись на Дерека и потянувшись через него к стакану воды, стоящему у кровати; стал долго пить и долго откашливаться раздраженным горлом, вызывая у Хейла неконтролируемое чувство вины за несколько грубо исполненных иррумаций с участием собственного члена.

Потом спокойно повторил сонным, пьяным, обдолбанным голосом:

- В голове такая каша, знаешь... Чего только нет... События, даты, имена... Настоящие, выдуманные, перепутанные между собой имена...

Дерек понимал – есть что-то очень важное в этом бормотании, настолько, что надо бы бежать в “Кипарисы” и взахлеб рассказывать об услышанном Дитону. Или... погодите, Дитон же сам рассказывал ему об этом, предупреждая о стертой из головы Стайлза информации, которой теперь обладает Кай?

Дерек путался в воспоминаниях сам, да еще слезы отчего-то наливались под веками, грозя позорно стечь по заросшим щетиной щекам: сейчас он чувствовал себя проклятым больше, чем обычно. Так бывает после особенно тяжелой победы над опасным и хитрым врагом, который от последнего твоего, смертельного удара превращается вдруг из талантливого опытного стратега в обыкновенного мальчишку, потрепанного судьбой, победить которого – никакой не подвиг.

Дерек был готов простить Каю абсолютно всё. Измена казалась глупостью, пустым желанием неразумного ребёнка. Но тут Хейл вспоминал о Стайлзе. Стайлз стоял рядом и укоризненным, взрослым своим взглядом путал все карты. Как ни крути, его Дерек не мог вычеркнуть из этой некрасивой истории с участием третьего. Такого Каю нельзя было прощать.

Дерек опомнился вовремя, перестав жалеть мальчишку. Время поджимало: нужно было возвращать Стайлза.

Два часа спустя он уговорил Кая заняться сексом снова, да почти заставил, не в силах больше смотреть в потухшие глаза изменщика, который втянул в эту пошлую измену и его, такого слабовольного, но хорошо выдрессированного волка.

Секса никому не хотелось. Кай зажимал дырку и зажимался сам, прося не мучить его больше.

- Мне больно там, – скулил он, не пуская Дерека и все-таки через какое-то время раздвинул колени, хотя бы для того, чтобы помочь себе же – член снова стоял, прося разрядки.

Кая колотило, и Дерек улавливал в его дрожи отголоски психического напряжения, словно двойнику стало неуютно в этой реальности, реальности Дерека и Стайлза; плохо и откровенно физически больно, и он хотел как можно скорее покинуть их мир.

Вот только сделать это было можно только через секс, который теперь, после нелепого адюльтера казался им двоим одинаково неприятным.

Дерек, бросив добиваться классического анала, зажал Кая между собой и матрасом, и просто жестко ему отдрочил, не обращая внимания на вскрики боли и яростный мат.

Гонял покрасневшую шкурку мальчишки с силой и грубостью, через немыслимо долгих десять минут вынудив кончить целым потоком загустелого семени, которое замарало всю постель.

Очнувшийся Стайлз вяло пробормотал что-то о дикой усталости и тут же провалился в сон, утянув за собой в остаточно наркотические грёзы своего утомленного еблей парня, и Дерек, проспав около десяти часов, был благодарен судьбе за эту передышку.

Она кончилась, когда утром он прошел за сердитым Стайлзом в душ и увидел, как тот смотрит на себя в зеркало, вглядывается в черные круги у себя под глазами и машинально морщится, поправляя в трусах полу-вставший член.

Было, наверно, больно. Больнее, чем обычно, и Стайлз, не стесняясь Дерека, оттянул резинку белья, заглянув к себе в промежность. Натертая красная полоска вокруг гениталий саднила, должно быть, адски.

- Что это, блять? – растерянно произнес Стилински и вдруг поймал в отражении зеркала взгляд Дерека – чуть виноватый, чуть пьяный еще ото сна. И бесконечно усталый.

- Наверно, мне не нужно спрашивать тебя об этом, – спохватился тут же Стайлз и запахнулся, пряча следы преступления. Сообразив наверно, что прошлой ночью его парень переступил наконец черту, за которой заканчивались всяческие приличия и начинались поступки, о которых он не хотел ничего знать.

Дерек трусливо забыл о серьезном разговоре, что должен был у них случиться после пьяного признания Кая. Дерек до жути испугался, что Стайлз узнает; почувствует своим опороченным телом присутствие на коже чужих следов. Без слов поймет и... примет, как обычно он принимал всё до этого.

Дерек не знал, что было бы страшнее на этот раз – громкий выматывающий скандал или же это новое спокойствие Стайлза, который не стал расспрашивать о подробностях своего длительного провала, как делал он раньше, и даже не стал искать на себе всё проявляющиеся и проявляющиеся новые следы. Поэтому Дерек поступил очень мудро. Очень умно поступил. Заткнув своему скулящему от невыразимой боли волку пасть, он затолкал его подальше в угол сознания и психанул чисто по-человечески, оставив на следующий вечер Стайлза дома одного. Уйдя будто бы по делам, а на самом деле – в известный гей-клуб в городе.

Он не был там где-то лет пять, но поразительно быстро нашел себе место на танцполе рядом с симпатичным брюнетом, выцепив того в толпе. С этим брутальным темноволосым парнем он ушел в вип-комнаты через минуту. И в темноте, под приглушенный грохот музыки, пытался казнить себя странным извращенным способом, уже не представляя никакого другого.

- Давно не было? – спрашивал его брюнет, разворачивая спиной к себе и доставая смазку.

- Давно, – отвечал Дерек прямо, ожидая с радостью боли и представляя на месте этого незнакомца Дерека-два, отнявшего у него самое главное, самое дорогое – уважение к себе самому.

Дерек предал Стайлза, лишив себя возможности признаться в этом. Он снова должен был нести вину на своих сильных плечах, которые уже не справлялись с ношей. Поэтому не ругал себя за акт самобичевания. Просто спокойно стягивал джинсы перед парнем, похожим на того самого хастлера, и покорно поворачивался к нему спиной.

Но то ли в ласках незнакомца было какое-то сомнение, то ли в дрожащих от напряжения пальцах – не тот вольтаж, но Дерек в последнюю секунду вдруг резко развернулся и впечатал будущего любовника в стену.

- Я передумал, – сказал.

Парень, кажется, выдохнул с облегчением, подчиняясь силе и власти красивого полу-животного, стоящего перед ним, и без проблем нагнулся, разрешая. Дал проникнуть в себя и очень быстро получил удовольствие, в отличие от самого волка.

Дерек трахал его зло, все так же представляя себе проститута, но кончил лишь только когда вообразил, что посреди комнаты стоит Стайлз, распахнутыми глазами, полными боли, смотря на этот безобразный спектакль, в котором его любимый оборотень наказывает яростным сексом такого же брутала.

Быть пойманным с поличным показалось ему избавлением: Дерек бы уже не переживал за некоторые некрасивые и весьма заметные пятна на своей шкуре. Измазавшись в грязи частично, ты только делаешь изъян заметнее. Так почему бы не окунуться в неё полностью? С головой? Стать абсолютным и окончательным негодяем?

Дерек вгонял член в незнакомца, марая себя изменой, и напряженно всматривался в темноту комнаты, насквозь провонявшей сексом.

Стайлза там не было, нет. Только его призрак, надуманный полностью отчаявшимся Хейлом.

На следующий день Дерек и Стайлз, разделенные каким-то тайным знанием произошедшего между ними чего-то действительно страшного, непоправимого, почти не разговаривали. Хейл рано уехал в офис, вернувшись позднее обычного, а Стайлз сразу с учебы рванул в “Кипарисы”, будто бы испугавшись возвращаться домой и видеть там Хейла, который возможно, отговорил бы его ехать к врачу, пусть и на плановую консультацию.

Вернулся Стайлз от Дитона задумчивый, и Дерек в полнейшей панике, даже не зная, что и думать, пытался чисто математическим способом подсчитать риски этой опасной поездки – час на автобус, час на обратную дорогу, полчаса в кондитерской напротив... Итого беседа с психиатром тянула на обычные минут двадцать, за которые Стилински никак не смог бы связно обрисовать проблему, которая снова встала между ними невидимой стеной.