Глупый, милый мальчишка!
Думал, что идя домой к снявшему его на одну ночь парню, сохранит какие-то остатки девственности! Может, рассчитывал на нежный петтинг без всяких там взрослых штук, да только Дерек ему, оказывается, и шанса не дал, так несдержанно проявив после первого же их поцелуя свою животную природу. Мальчишка и поплыл.
- Потом вот, жалко, ничего не помню, – сокрушенно, но без излишней драмы произнес Стайлз и уже более сердито пожаловался на другое, – зато наутро так все болело, что даже ноги не сводились.
Дерек помнил. Боль, растерянность, слезы.
Стайлз же задумчиво выдал:
- Странно, но по утрам, когда мы успеваем до твоей работы заняться этим самым, я чувствую всё от и до.
У Дерека замерло сердце: сказав это, Стайлз приблизился к своей неразгаданной тайне пугающе близко.
- Странно, – повторил мальчишка, – от этих утренних объятий у меня ничего не болит...
- То есть, провалы случаются у тебя по ночам, – худо-бедно, но перевел Дерек тему в другое русло.
- Ну да, – спокойно ответил Стайлз. – Меня от твоих прикосновений как будто накрывает волной – тепло, даже горячо становится, приятно. Потом, когда ты... ну... делаешь что-то очень горячее, я уплываю, хоть и не хочу, в какой-то размытый сон, а дальше – темнота. Наверно, темнота. Её я не очень помню. Просто когда выныриваю из этого состояния, всегда чувствую физически потерянный пласт времени.
- Даже несколько минут? – уточнил зачем-то Дерек, чтобы не возвращаться больше к опасно-темпераментному сексу. К причине, по которой Стайлз, как он выразился, выныривает. К их многочисленным совместным оргазмам втроём.
- Минут? – пропустив эту скользкую тему о физическом их взаимодействии, изумился Стайлз. – Минутные провалы были раньше. Сейчас эти временные отрезки стали намного длиннее, Дерек. Мне кажется, ты должен был понять. Заметить...
Дерек мысленно захотел вырвать себе язык. Он должен был заметить, а как же! И еще как замечал! Достаточно было вспомнить их замысловатые постельные игры с Каем, которые длились иной раз по тридцать-сорок минут. По часу. По полтора.
Он трахал любимое тело, закрывая глаза на вполне видимые изменения личности. Он наслаждался, глупец. Насытиться не мог, животное. А Стайлз, оказываясь, находясь в своей стране грёз и пробуждаясь, отсчитывал каким-то образом упущенные им десятки сладких минут...
- Прости, – вырвалось у оборотня неосознанно и он очень больно сжал Стайлзу его узкую ладошку.
Тот только лишь поежился в его руках, ничего не сказав, хотя явно не совсем понимал – за что конкретно просит прощения его парень.
- Давай спать? – спросил неуверенно, виновато отодвигаясь, намекая этим движением, что и сегодня секса у них тоже не будет.
- Давай, – соглашался Дерек, думая, что это к лучшему – быть выспавшимися и незатраханными на следующий день, в который запланировали они съездить в гости в дом Стилински и познакомиться с отцом Стайлза.
Джон воспринял Дерека – его возраст, его происхождение – довольно спокойно.
- Мой сын вот уже второй месяц бегает ночевать к Скотту, хотя раньше их дружба не отличалась такой... нежностью, – глядя в глаза оборотню, констатировал Стилински-старший, а Стайлз покраснел и закатил глаза, пока отец раскладывал перед ними логическую цепочку своих умозаключений. – Неужели я такой дурак, чтобы не догадаться, что у моего сына появился кто-то постоянный и это всерьёз?
- Папа! – смущенно восклицал Стайлз.
- Так значит, это ты, – тяжело припечатывал правдой Джон, глядя на Дерека и не обращая внимания на сына.
- Сэр, – вежливо кивал Дерек.
Джон крепко жал оборотню руку, говоря:
- Что ж, добро пожаловать в семью.
Стайлз облегченно выдыхал, шепча что-то о том, что он уже давно перестал врать отцу о ночевках якобы у своего друга Скотта, и просто никак не находил слов, обозначающих его теперешнее положение. Но Джон уже перевел тему на другое, не менее неприятное. Он, не стесняясь сына, откровенно и в лоб, по-мужски, сказал о трудностях, которые сопровождали их семью с самой аварии. Смотрел при этом на Дерека внимательно и тяжело, будто сообщая, что если и нужно Дереку остановиться со своими ухаживаниями, то вот теперь самое время. Потом поздно будет. Потом, если волк сделает что-нибудь не очень красивое, недостойное, ружье обязательно выстрелит, потому что оно у шерифа Стилински есть. Вон там, в углу стоит. И зарядить его аконитом будет легче легкого.
Дерек не стал ничего говорить, лишь посмотрел в глаза молча. Говоря своим взглядом о любви к Стайлзу больше, чем мог бы произнести словами.
Джон увидел это. И не сказать, что по взгляду Дерека. Не определил серьезность его намерений по преклонному, тридцатилетнему возрасту. Он почуял, как чуял все эти дни сам оборотень, как осязаемо натянулись нити их союза со Стайлзом, как стали они крепки, держась не на сексе, а на простых прикосновениях ладоней под одеялом, как будто можно было накрепко связать между собой людей, всего лишь просто лежащих в одной постели и смотрящих в глаза друг друга.
Эту связь между ними почувствовал и Джон, именно поэтому чуть позже, узнав, что едут они к Дитону вместе, он позвонил Дереку и пожелал удачи. Терпения. Сил. Иносказательно выразив тем самым волку свое уважение и еще – надежду, что будет теперь у Стайлза все хорошо, с таким-то цербером, который взялся охранять его сон, отпугивая кошмары прошлого.
Но Дерек не оправдал надежд. Так вышло.
Стайлз очень уверенно закрыл перед носом своего парня дверь в кабинет врача, и Дерек все время приема не находил себе места, пытаясь подслушивать, как ребёнок. Он знал, что последние дни наслаждался покоем, которого не заслужил, но думал, что перекладывая на плечи профессионала трудную задачу объявить Стайлзу истинное положение вещей, делает очень разумно. Хотя именно сейчас хотел быть там, в белом кабинете. Держать Стайлза за руку, в тот миг, когда Дитон будет проводить свои странные психологические тесты, устанавливая точный диагноз.
Точности в психиатрии так же мало, как в астрологии. Но Дитон знал своего пациента. Наверно, сомнений у него не возникло, когда он рассказывал Стайлзу – что же на самом деле с ним происходит в те самые моменты, когда он падает в черную дыру беспамятства. И кто виновник этого феномена. Непредумышленный отрицательный триггер, жить рядом с которым Стайлзу теперь никак нельзя и без него – невозможно тоже.
Когда они ехали домой из “Кипарисов”, Стайлз молчал. Но он молчал очень понятно. Дитон вдогонку прислал Дереку сообщение, в котором тот, остановившись заправиться на бензоколонке, прочел инструкцию по поведению в их чертовски сложной ситуации. Она диктовала терпеть и, по возможности, не конфликтовать. Ждать, когда придет к Стайлзу осознание того, что он уже не един. И не удерживать его, если захочет уйти.
Дерек держался. С самого первого дня после объявления диагноза терпел и ждал чего-то, уже привыкая к мысли, что мальчик его скорее всего уйдет. И только очень жалел об одном – что так и не сможет утешить его по-нормальному. Как утешают обычно детей, обнимая их, качая и ласково гладя по голове. Всего лишь по одной причине – с тех пор, как Стайлз узнал, что Дерек является катализатором его нового недуга, он запретил ему к себе прикасаться. Вообще.
Секс очень важен. Когда ты молод и живешь с кем-то, то не задумываешься о том, что если исключить из расписания малейшие проявления физиологичности, то жизнь станет унылой и непонятной. Пусть кто-то и говорит, что всегда остаётся духовная связь, и есть такие понятия, как душевная близость и уважение. Всё это чушь в шестнадцать. И даже в тридцать – чушь. На сексе держится мир. Даже самый маленький, сжатый до размера квартиры.
От Стайлза пахло по-прежнему. Он был такой же, как и в первый день их встречи. Он тоже хотел, и Дерек ощущал жаркие волны желания, исходящие от его теплой кожи. И все равно покорно принимал его справедливый, но бесполезный для них протест, который диктовал Стайлзу держаться от волка на расстоянии, чтобы не дай бог не дать появиться в их спальне тому, третьему участнику, о присутствии которого мальчишка даже не подозревал.
