У Дитона наверняка бы был отеческий тон и понимающее выражение лица.
... – Дерек, Дерек... Твои легкомысленные приключения совсем сбили с толку всех нас! Они, по моему мнению, ужасно навредили Стайлзу, надломили его жизненный стержень, заставив думать о некой своей ненужности.
- Это было ложное чувство, – запротестовал бы Дерек, – и я ему сто раз говорил...
- И не убедил абсолютно, – упрямо бы взращивал в оборотне чувство вины Дитон, говоря то, что Дерек и так уже знал. – Ты слишком его лелеял и опекал. Ты бесконечно спасал его от чудовищ. А он мужчина. Он имеет право решать. Поэтому мы имеем сейчас то, что имеем: необратимый реверс. Кстати, как ты справляешься теперь?
Дерек пожал плечами.
- Обыкновенно. Теперь я не веду никакого учета. В моей жизни, как и в моей спальне, по-прежнему полный бардак.
И здесь, словно хвалясь хоть какими-то, пусть будущими, успехами в своем странном, несчастливом, но очень непохожем на остальных людей существовании, можно было бы добавить с заметным удовольствием:
- Но мой новый бизнес, я уверен, пойдет прекрасно. Даже удивительно, как много времени я потерял, составляя аналитические отчеты. Стайлз – умничка. Сообразительный мальчик. А я столько лет его спасал, прежде чем понял, что это – его призвание.
- И когда ты это понял? – заинтересованно спросил бы Дитон.
- Не понял – начал осознавать, – признавался Дерек задумчиво. – Когда его буквально вырвало из бессознанки на помощь Каю.
- И от кого же Стайлз его спасал? – поинтересовался Дитон, понимая, насколько большой временной кусок из жизни его пациента им пропущен.
Дерек скривился, словно припоминая самое худшее, что происходило с ним за последние годы.
- От меня, – честно сказал.
И добавил:
- Только не надо выспрашивать подробности, док. Это было не очень простое время для нас...
- Ладно, – покладисто соглашался Дитон. – Это время прошло. Теперь-то что?
- Теперь мы дома, и я не знаю, что делать, – сознавался Дерек, впуская в сердце сомнение за сомнением и все же продолжая верить в самое очевидное лекарство для Стайлза, которое ему поможет.
Почему мы все так по-детски радуемся, оказываясь дома? Даже если и перешагнув тридцатилетний рубеж, ощущаем себя в безопасности в родном гнезде, которое давно покинули?
Дерек так много лет провел вне семьи, забыв гвалт голосов, шумные застолья, что стал считать своим домом ту самую неприступную крепость на двадцать седьмом этаже. Поднебесье, что обязательно должно было излечить мальчишку, не заставлять всех думать, что Дерек, вернувшись из длительной ссылки, привез лишь его тень. Очень смешливую, развратную, милую, глуповатую, искреннюю и по-своему харизматичную. Другого мальчика, теперь ставшего доминантом. Номером один.
Кай изменился. Он часто, странно на секунду замирая, прислушивался к себе, иной раз обрывая себя же на полуслове. Он делал это, уподобляясь беременной самке, что с тихой нежностью ощущает внутри себя новую зарождающуюся жизнь и ловит отголоски легких трепыханий меленьких ножек. Он делал это, неосознанно пытаясь помочь Дереку, старательно выискивая в себе эхо знакомого голоса Стайлза, что все еще звучало в их общем теле, но с каждым разом все тише, тише, тише... Он угождал своему любимому, показывая ему, как старается замечать предвестники перемен, которых не было. И вскоре это переросло у Кая в привычку – слушать себя, ища в глубине кого-то другого.
Внутри него, повзрослевшего, клубилась тьма, та самая, которая прежде была в Стайлзе. Та самая, которая породила его чудовищ, следом заразив их всех, но которую Дерек научился усмирять всего лишь одним своим прикосновением. Но то ли прикосновения были недостаточно часты, то ли тьма – сильнее, но магии не происходило. А Дерек тоже – ложно или же нет – ощущал грядущие перемены, спасительно думая о них, как о симптомах пробуждения Стайлза.
- Здесь, дома, все наладится, я уверен, – уже не так растерянно заканчивал он беседу с Дитоном, неистово уверовав в новую версию будущей ремиссии.
Просто потому, что даже волку надо во что-то верить, чтобы жить.
Они колесили по улицам родного города слишком пожалуй долгое время.
- Ты снова пропустил поворот к нашему дому, – немного озадаченно произнес счастливый Кай.
Дерек так же счастливо кивнул – “нашему” – и тут же подумал, что, может, лихо руля на своем стильном камаро, и мог бы отделаться россказнями об удовольствии управлять такой крутой тачкой после внушительного перерыва, но в том-то и дело – ехали они на старом додже, который Дереку любезно предоставил Питер. Так же любезно, точнее, издевательски прокомментировавший кислую мину племянника при виде не очень престижной машины – ну, не феррари, извини...
Дерек не стал объяснять своей прихоти и снова бездумно повернул на какую-то улочку.
Было удивительно приятно петлять по знакомым и не очень кварталам, изумляясь почти пуританскому их виду в сравнении со знойными, яркими, кричащими разноязыкими районами выгоревших под солнцем южноамериканских городов, всех этих пуэрто и дальше как-то там, которые они оставили позади себя в прошлом.
Дерек и сам не понимал себя – ностальгировать он никогда не умел, но почему-то все никак не получалось у него вырулить к тому самому повороту, ведущему к ИХ дому.
Справа проплыл сияющий огнями ночной клуб, и Хейл, наконец, очнулся. Он проводил глазами длинную очередь у заведения. Вспомнил тот самый вечер, когда, отстояв такую же, влился в толпу танцующих. Как заприметил у бара тоненького смешного пацана и как нахально остановил его, подловив из туалета.
Он повернулся к притихшему своему пассажиру, который конечно же не мог знать этой банальной истории знакомства, потому что воспоминание это было не его, оно принадлежало Стайлзу и Дереку, и было так живо, что Хейл, воссоздавая по кусочкам из своей памяти всю мозаику целиком, вдруг предложил Каю... чашечку кофе.
Они выбрали первую попавшуюся кофейню, наверняка не ту же самую, но бюджетные, все они так или иначе похожи друг на друга, поэтому было все равно, где вдыхать аромат кофейной пенки и смотреть на сумерки за окном. Вспоминать, как четыре года назад, боже, как давно, они так же сидели напротив друг друга и предвкушали. То есть, Дерек предвкушал, а Стайлз – трясся. Но белые молочные облака, нагроможденные в его капучино, при каждом новом глотке так соблазнительно оседали на верхней его губе, что Дерек предпочитал не замечать этого страха. Хейл был тогда прост и логичен, со всеми своими мужскими желаниями, не отягощенными глубиной только зарождавшихся чувств, и поэтому вспоминать себя, прошлого, такого легкого, пустого, и было так приятно. Как будто читать первую, написанную с небрежной безмятежностью главу приключенческой книги, не подозревая, что уже во второй все герои умрут.
Неважно, что напротив него сидел сейчас совсем другой мальчишка. Нахально поедающий уже третье пирожное весьма сложной конструкции. Откровенным движением постукивая ногой в носке (и когда успел скинуть с себя кроссовок?) по запыленному ботинку Дерека.
Кай, не понимая, что происходит, напрочь портил забытое прошлое, воссоздаваемое Хейлом, но Дерек не протестовал. Он не хотел замещения, ласково глядя на Кая и не представляя Стайлза; неожиданно смирившись со всем, что с ним произошло именно здесь, в этом временном отрезке. Осознав, как этим самым вечером ставят они окончательную точку, завершая цикл.
- Поедем домой? – спросил, когда уже закончились пирожные и настойчивые намеки под столом стали уже совсем неприличными. Настолько, что Хейл, грозно нахмурившись, сразу же пресек возможные непристойные предложения: – Здесь в туалете трахаться не будем.
Кай понятливо хмыкнул, вдруг не став возражать. Притушив в себе латиноамериканское, огненное. Став обычным юношей из приличной калифорнийской семьи.
“Это общение с Джоном так на него подействовало, что ли?”, – подумал еще Дерек и понял – ему нравится такой Кай. Новый, домашний, объевшийся пирожных мальчишка, который наконец-то обрел свой дом, в который они сейчас очень быстро поедут. Потому что нет сил ждать, нет сил терпеть, так хочется прикоснуться.
