Таблетки, странный, извращенно-дикий секс вперемешку с физическими наказаниями, ленивые завтраки, молчаливые обеды с перерывом на жаркую сиесту, голые ужины, немного легкого чтения на террасе, плескание в бассейне, ознакомление с новинками психиатрической литературы перед сном скорее по привычке, гигиенические рутинные процедуры, снова секс, ностальгия по железным прутьям покинутой клетки и тревожный, но длительный сон до позднего утра, который могут себе позволить лишь очень ленивые люди или же заключенные, которым нечем заняться.
Дерек понимал, что жизнь его превратилась в бессмысленное времяпровождение – он ничего не создавал, ни к чему не стремился. Он из солдата превратился в трутня; он перестал вести бой уже очень давно, лениво перестреливаясь с невидимым врагом из уютных окопов. И было стыдно. Стыдно так жить. Да и эйфория, что сопровождала его на протяжении всех этих недель длительного побега, она стала куда-то исчезать, как и обманчивая общность с Каем, которая всегда возникает между людьми, пережившими какое-либо приключение бок о бок. Они были любовниками, напарниками, подельниками, соучастниками и еще много кем, и это временно сроднило их сильнее, чем глупые игры в клетке. А Стайлза, к сожалению, сделало непричастным, словно бы его Дерек действительно у отца украл.
Он начал собирать сумки как-то случайно, вдруг раздраженно кинув в угол что-то ненужное, какую-то забытую вещь из прошлой жизни на которую наткнулся рукой, выискивая в дальнем ящике комода что-то, и которой оказались ключи от высокоэтажного лофта. Дерек с минуту молча смотрел на связку с лаконичным брелоком, болтающимся в руке, а потом отшвырнул от себя, словно гадюку. И тем же вечером достал из шкафа дорожную сумку – запыленную и непрезентабельную, с какими часто идут грабить банк и пошвырял в нее необходимое. Только лишь то, что понадобится им для примерно пятидневного путешествия. Пока он не думал конкретно о возвращении, да это смешно было – даже думать о нем, но Дитон, не последний человек в списке важных, постоянно твердил Дереку одно и то же – приезжай, возвращайся, привози мальчика, не заставляй думать, что ты действительно негодяй без сердца, пожалей отца, пожалей свою семью, в конце концов, ответь перед законом за совершенное и живи честным человеком. В тюрьме? Возможно, в тюрьме. Но какая разница, если там, где ты сейчас гуляешь на свободе, никто не может помочь Стайлзу, которого ты говорил, что любишь. Психиатр увещевал, пел сладко-сладко, он просачивался своими речами под кожу, и Дерек знал – это все оттого, что его звонки действительно не могли вычислить, и ФБР опускало руки. Хотя возможно, ему и Стайлза жаль, и он желал заполучить своего пациента снова. Реабилитироваться перед его отцом за тот промах, который он совершил, отпуская Стилински с Дереком после похищения, спровоцировав еще одно.
У всех были свои мотивы, Дерек плевал на них. Нужно было помочь Стайлзу, чтобы жизнь снова наполнилась смыслом, перестав быть ленивой чередой проживаемых ими дней. Нужно было снова начать воевать и он начал с себя.
Пересилив орущие инстинкты, стал действительно собирать вещи, планируя отъезд как можно скорее, чтобы передать на руки врачам своего мальчишку, который был неизвестно где вот уже два месяца.
Дерек понял – главное не в том, чтобы быть вместе, а в том, чтобы Стайлз просто жил. Пусть даже и без него.
... – Дерек, это неправильно! Ты не можешь, Дерек! Дерек!!!
Кай метался по комнатам, еще полупустым и немного пыльным, которые они еще не успели обжить и которых было слишком много для них двоих.
Дерек спокойно ходил из холла в гостиную, из гостиной в спальню, беспорядочно подбирая какие-то раскиданные вещи и зло запихивая их в большие прозрачные пакеты для хранения. Что б не пылились, сказал.
Кай продолжил за ним таскаться и только что за руки не хватал.
- Ну подумай, куда мы поедем? Мы же только... только стали нормально жить! Нас никто не трогает и мы не убегаем...
- Мы всегда будем убегать, – отрезал Дерек мимоходом и зло пихнул ногой какую-то кружевную тряпку.
- Ладно, пусть, – продолжал Кай, – но это было твое решение – бежать, и я принял его! А теперь ты хочешь вернуться, ничего мне не объясняя, а я не хочу! Я имею право голоса, разве нет? И на отъезд я не соглашусь, ни за что! Мне туда не надо!!!
- Да какая тебе-то разница, где быть? – вдруг вскинул на него глаза Дерек, наконец-то сфокусировавшись на мельтешащем подростке.
Кай оторопело замер.
- Какая мне разница? – тупо переспросил. – Никакой. Вообще-то – никакой.
Он удивился этому открытию даже сам, задумавшись, прислушиваясь к своим ощущениям и мыслям, своим желаниям, которые никак сформулировать не мог. Потом опомнился, словно наткнувшись на догадку.
Вскрикнул:
- Но ты! Ты почему срываешься? Это же просто нелогично, менять свои решения так быстро!
Дерек, кажется, вообще потерял дар речи.
- Откуда ты знаешь такие заумные слова, мой хороший? А? – спросил как мог более издевательски, действительно задумавшись – какого черта его примитивный, глупый, удобный мальчик употребляет такие сложные фразеологические обороты в своей достаточно бедной речи.
- Дерек, не надо, – обиженно произнес Кай и все-таки схватил того за руку, останавливая от нового бессмысленного действия, с которым Хейл перекладывал с места на место их вещи.
Это сработало, как детонатор, Хейл развернулся, стряхивая тонкие пальцы, кольцующие его волосатое запястье и резким движением отшвырнул мальчишку от себя.
- Ты не можешь говорить мне, что надо, а что нет! И нет у тебя сейчас права голоса! Потому что ты – здесь, ты живешь, ты существуешь, а он – нет!!! И не говори мне, что это нелогично – пробовать всё, абсолютно всё, чтобы вернуть его.
Дерек не кричал, но неумолимо трансофрмировался, страшно и медленно, на этот раз пугая до дрожи, потому что так же медленно подходил к отброшенному его рукой Каю, который сжался в комок в углу комнаты и молча смотрел оттуда на своего волка испуганными глазами.
- Я думал, у нас все наладилось, – глупо, очень похоже на себя прежнего, пролепетал Кай, будто не понимал, дурачок, что для Дерека его одного уже недостаточно, не важно отчего – от чувства вины перед тем, первым мальчиком, или же от крупиц, все еще точащих его сердце остаточной влюбленности в него. Главное, что Стайлза было необходимо вернуть. И возможно, возвращение было единственным решением этой проблемы.
- У нас – наладилось, – вдруг согласился Дерек и внезапно остановился, перестав наступать на мальчишку. – У нас, малыш, все хорошо. Даже слишком. Так хорошо, что меня уже тошнит.
Психологические лабиринты, они такие, затягивают тебя в размышления, заставляют понимать себя лучше и глубже, но так и не приближая к причинам – почему.
Почему, живя в вечном состоянии войны, потом мы очень тяжело привыкаем к миру? Привыкнув терпеть лишения, боль, вечное напряжение, чуя дрожащий между вами воздух, уже не приемлешь штиля и спокойствия?
Дереку нынешняя жизнь казалась ненастоящей. И было внезапно недостаточно страданий, так, что хотелось заплатить за все сполна. За все свои ошибки, за этот неудавшийся побег, за роскошную жизнь богатого тунеядца, которой он не заслуживал.
Он усмехался про себя – преступником оказалось быть трудно. Невыполнимо для него. Слишком много ненужного дерьма в голове. Слишком много совести.
И когда Дерек стал таким дерганным, нервным, зависимым от своего меняющегося настроения, словно луна взбесилась и влияла на него, как в детстве, когда он еще не умел себя контролировать?
Он подошел к Каю ближе, протягивая руку, глядя, как на пальцах потихоньку втягиваются когти, исчезают признаки трансформации, а мальчишка, видя это тоже, робко просит его:
- Не убирай. Дерек. Не старайся. Обратись, если хочешь. Выеби меня, как надо тебе, если от этого станет легче...
Дерек смотрел на него будто впервые. Изменился не только он, но и Кай, оказывается, в последнее время стал образцовым партнёром: понимающим, уступчивым, чутким и чувствующим вину за то, что он не совершал.