Даже этот минутный разговор обошелся им очень дорого. Пришлось спешно сниматься с места, как только стало понятно, что их вычислили – тогда еще Дерек не умел маскировать звонки. Они петляли по незнакомому городку, снова удирая от полиции, и около двух недель искали новое убежище, не доверяя никому. Конечно, они пропали, как заметил Дитон.

Больше моментов для связи у них не было – Дерек был озабочен заработками, вечной сменой квартир, запутыванием следов, так сказать. И еще тем, что происходило между ними.

- Теперь ты можешь сказать ему, что я звонил, – кисло улыбнулся Дерек в трубку, отвечая на упрек. – И что у Стайлза все в порядке.

– Ну, ты же понимаешь, Дерек, – вкрадчиво начал Дитон, – такая информация должна исходить прежде всего от самого заложника.

- Стайлз не...

- Не заложник? Его всё еще считают таковым, – перебил его Дитон.

- Те самые люди в черных костюмах, которые сейчас слушают наш разговор?

- И они в том числе, – сразу же признался Дитон. – Но главное – Джон. Джон не должен так страдать.

Дерек промолчал. Говорить хоть что-то на тему отцовской любви казалось бессмысленным – они оба, и он, и Стилински-старший, оказались сейчас в патовой ситуации: Джон не собирался прощать побега им двоим, и оттого Дерек не мог вернуться, банально не желая попасть в тюрьму, как главный виновник затеянной авантюры.

- Если бы он смог пересмотреть взгляд на всю эту историю... – начал он.

- Он поступил бы точно так же, – продолжил за него Дитон. – Как и ты, Дерек. В любом случае, ничего уже не исправить. Так что ты все-таки хотел? Что-то случилось? У Стайлза усиление приступов?

- Сначала скажи ребятам на линии, что звонок они не отследят, – начал Хейл. – И слушать нытье оборотня-гея им будет неинтересно.

- Может, тогда дашь нам послушать звонкий голос твоего заложника? – снова завел ту же песню врач, будто специально заставляя Дерека злиться.

И он злился. Было на что. Например на то, что дать послушать голос Стайлза он никому не мог вот уже пару месяцев. Он сам его не слышал. Он все бы отдал, чтобы вернуть знакомые интонации в похожем голосе и боялся этого. Увидеть серьезные глаза, которые почти забыл и снова разглядеть в них упрек, сожаление, обиду...

- Стайлз не хочет разговаривать с тобой, – сказал он откровенную ложь, не смея произнести того же в отношении Джона. И тут же переводя разговор на другое. – Мне нужно узнать название лекарств.

- Что, все так плохо? – даже не удивился Дитон. – Давай-ка, привози мальчишку домой.

- Тех самых таблеток, чтобы унять его гиперактивность и заставить нормально спать, – будто не слыша сладких увещеваний, ровно продолжал Дерек. – Еще новых, голубых, с насечкой посередине, которые принимал Стайлз в последние время, и я, к сожалению, не запомнил ни назначения, ни названия. И посоветуй нормальное снотворное, чтобы утром от него не трещала голова.

- Это для тебя, я полагаю? – почти что иронично спрашивал Дитон и покорно надиктовывал весь список принимаемых в последнее время Стайлзом таблеток.

Объяснял схему приема, даже не интересуясь, чего вдруг противник всяческой химии Дерек Хейл вдруг стал таким любителем попичкать своего любовника отборной фармацевтикой. Впрочем, о причинах Дерек проговорился сам.

- Какие-нибудь новинки выходили за это время? Что-то... новое, не опробованное им? – поинтересовался он скучным голосом, выдавая себя с головой.

- Какого плана? – специально не замечая непривычный интерес Дерека, спросил Дитон. – Седативные? Барбитураты? Амфетаминовая группа? Что?

То, что раскачает его сознание в обратную сторону, пытался без слов объяснить Дерек.

Что заставит мальчишку снова привычно двоиться по заведенной схеме.

Что вернет ему Стайлза, которого не видел он уже шестьдесят семь дней.

- Ладно, забудь, – оборвал он врача. – Я буду пробовать старые препараты.

Он, даже не прощаясь, дал отбой, зная, что невежливость эту ему простят, да и дела у Дитона теперь есть поважнее – отчитаться перед федералами, позвонить Джону... Задуматься над тем, что же случилось с его невезучим пациентом.

Когда на следующий день Дерек привез пакет с таблеткам из ближайшей аптеки – половину, конечно, пришлось заказывать не здесь и заплатить много денег, Кай безропотно принял первую дозу. Он принимал их уже два месяца, послушно запихивал в рот целую горсть, запивая водой, и хмурым истуканом сидел на кровати, пуча глаза на застывшего рядом Дерека.

- Чувствуешь что-нибудь? – спрашивал его волк.

- Чувствую, что меня снова тошнит от этих голубеньких, – мрачно вещал Кай и ерзал.

Он вроде как отчаянно хотел, чтобы они принесли результат и помогли, а про себя как-то не думал, интуитивно именно сейчас понимая, что в этом их новом сценарии роптать нельзя. Нельзя капризничать, нужно стараться изо всех сил порадовать своего мужчину. Хотя бы послушанием.

Иной раз, особенно в первые недели, когда стало от таблеток мутить, Кай пробовал обижаться.

- Мне кажется, испытывать на мне фармацевтические приемчики несколько...

“...подло”, – продолжал за него Дерек мысленно, зная, что мальчик его, бывший примерным пациентом все эти недели, не скажет так – побоится.

Поэтому Кай позволял себе другие, попахивающие очередной драмой, слова и фразочки, совершенно точно предшествующие скандалу.

- Я почему-то уверен, – немного театрально произносил он, глядя в потолок их спальни, – ты никогда не использовал на Стайлзе таких методов для того, чтобы поменять нас местами. Мне даже вспоминается, что ты говорил, будто эти таблетки зло. Они вредные.

“Ты никогда не страдал так по мне, – читал между строк проницательный Дерек. – Ты никогда не ждал так меня и никогда не стал бы вредить Стайлзу, чтобы вернуть меня во что бы то ни стало...”

Кай научился прятать, нет, глотать обиды. Дерек же научился эти обиды читать на любом языке.

- Так насколько эти таблетки вредные для меня? – не успокаивался мальчишка, не очень-то понимая, что печень, словно сито пропускающая через себя химию, она у них со Стайлзом одна на двоих.

- Вредные, – без упоминания конкретики отвечал Дерек, пропуская мимо ушей остальное нытьё. – Вредные, если превышать дозу.

И тоже не смотрел на Кая в этот момент, предпочитая рассматривать такой интересный белый потолок.

Доза была превышена уже давно и это не помогало. Не помогало вернуть Стайлза.

Тогда, в день редкого появления Стайлза, а точнее – в последний их раз, а Дерек не знал естественно, что он последний, они просто лежали в этой же спальне – господи, ну, что за жизнь, вечно лежать! – и разговаривали ни о чем. Дерек не смог бы вспомнить темы даже под гипнозом, они не затрагивали сложных рассуждений о жизни, они просто произносили друг другу слова, чтобы не казаться мертвыми друг для друга.

Стайлз тонул в привычной апатии, и даже секс не помогал – ни обычный, ни особенный. Мальчишка будто перегорел, уже не пытаясь спорить со своим парнем насчет сомнительного удовольствия быть с ним в бегах; удовольствия, которое Кай например принял с... удовольствием.

Стайлз смирился с невозможностью расставания и невозможностью возврата к прежней жизни, просто находясь рядом, понимая безвыходность для себя прежде всего в этом. И даже если и планируя смешной побег в никуда от своего волка, который нашел бы его очень быстро хотя бы по запаху, то осознавал – Кай потянет его к Хейлу снова, влюбившись в него, как последняя сучка.

Стайлз знал это тогда, в Калифорнии, знал и сейчас. Просто на данный момент это было определяющим фактором всей его жизни – он не мог смириться, не мог и уйти. Так, жил себе, принимал пищу, читал скучную экономику, на первых порах делая вид, скорее для себя самого, что это все еще ему надо и стоит не расслабляться, потому что когда они вернутся, он продолжит свое обучение.

Дерек видел все это и просто ждал. Дурак был. Не видел, не чуял, не понимал, как все плохо. Думал, время лечит – обиды, разочарования. А оказалось – лишь таблетки. Когда стало уже поздно их принимать, но все-таки надежда осталась. Когда Стайлз в последний их вечер дежурно пожаловался, как же он устал, и сладко, с каким-то тающим в уголках улыбающихся губ чувственным привкусом извращенного удовольствия от своего равнодушия ко всему, заснул в объятиях Дерека с его членом в заботливо увлажненной заднице, даже не кончив.