Но страхи оказались напрасными, дом никто не покупал, ввиду его чрезвычайной удаленности от стратегически важных для социальной жизни мест, поэтому вскоре Пабло успокоился и даже перестал подходить к большому, пугающе дорогому телескопу, направленному в сторону белоснежной виллы. Его объектив был настроен показывать небольшую каменную террасу второго этажа, непременное архитектурное завершение всего ансамбля в духе изысканных креолов. И он был очень удивлён и даже отчасти заворожен, когда, проходя мимо, случайно, машинально глянул в лупатое окошко, обнаружив перемены, которые показывал ему волшебный окуляр.

Перемены были не страшными, не пугающими, и демонстрировали замершему у телескопа Пабло не Майкла Джексона, а какого-то мальчишку, привольно раскинувшегося в шезлонге под появившимся над террасой, сделанным наспех, льняным белым навесом. Было ему не больше восемнадцати, брюнетистая голова с вихрами в разные стороны лениво свешивалась с низкого ложа, и мальчишка что-то методично чертил тонким пальцем на полу, все еще пыльном и загаженном птичьим помётом. Белые узкие брифы совсем не напоминали плавки, поэтому Пабло отчего-то стыдливо отвел глаза, не собираясь больше глазеть на нового соседа, еще мальчика, развалившегося перед ним в одном белье. Но было чертовски любопытно, словно начало закрученного сериала, которые Пабло смотреть любил и периодически зависал у огромной плазмы часа на четыре, просматривая сразу по несколько серий. В случае с мальчиком, сюжет развивался весьма медленно, что очень злило, но и придавало необходимую интригу, поэтому уже к третьему дню Пабло понял, что попался, что теперь торчит у проклятого телескопа постоянно и ловит в прицел его всё, что удаётся словить.

Мальчишка оказался на вилле не один. Конечно, думал бывший наркобарон, куда там малолетке потянуть такую недвижимость. Он знал, что участок стоил дорого, а продавец был той еще упертой сукой. Когда рядом с брюнетом нарисовался еще один – постарше и посолиднее, стало ясно, что дом выкуплен или арендуется скорее всего им, а мальчишка, так, красивое приложение, наверняка постельная игрушка. В мире Моралеса такие союзы не были редкостью, он сам, что уж говорить, несколько лет делил спальню с молоденькой, тоже едва восемнадцатилетней девчушкой. Он в принципе, уже к сорока, пресыщенный всеми возможными удовольствиями, был бы не против попробовать и мальчика, да только со своей закостенелой гетеросексуальностью совладать так и не смог. Побаловался оральными шалостями, надоело потом. В общем, хмурого мускулистого мексиканца с трехдневной щетиной он не осуждал. Ни за его пристрастие к незрелым юношам, ни за очевидную любвеобильность, с которой тот частенько уводил своего любовника с террасы в спальню, зашторивая плотные гардины, и перекрывая Пабло всякий доступ к известному удовольствию вуайериста.

Мальчишка был ярким и наверняка вызывал в определенных мужчинах определённые желания. С белой кожей, усеянной родинками, с яркими, блестящими проколотыми сосками и почти безволосый, он был готовой куколкой для утех, и Пабло гадал, что он вообще забыл в этой глуши, где прятался он сам уже пять лет от полиции и федералов.

В общем, соседи ему нравились, он даже подумывал пригласить парочку на ужин, но после вспоминал, что все они, скрывающиеся в косматых джунглях, не очень-то ценят гостеприимство, предпочитая жизнь тихую и не наполненную новыми знакомствами. У всех них, кто затаился здесь в маленькой южноамериканской стране, были не очень хорошие истории, а некоторые из них заканчивались кровавым следом, ведущим прямо на электрический стул. Поэтому ужин отменялся. Но не удовольствия. Мальчик оказался с секретом. И вскоре белые трусики его сменились на розовые кружевные. В тот день исчез он, повинуясь властному жесту своего хмуробрового, уж слишком быстро с террасы. Как впрочем и в случае с леопардовыми шортиками, с такой низкой талией, что даже Пабло рассмотрел курчавые волоски паха чернявого мальчишки.

Потом были просторные белые рубашки, которые еле прикрывали узкие бедра, и явно намекали на теперь уже полное отсутствие трусов. Они сменились какими-то новомодными плавками, напоминающими чертов лепесток, крепящийся неизвестно как на бедре и ловко обнимающий тонкой полоской ткани член и яички мальчишки. Пабло тогда сделал вывод, что вилла теперь уже обжита окончательно и даже бассейн наполнен. Ему даже почудился плеск воды и веселый молодой смех. Звуки, конечно, с такого расстояния не могли донестись до него, но бассейн точно функционировал, Пабло рассмотрел на поверхности одной колонны, что поддерживала террасу, колышущуюся рябь, словно отражение водной волнующейся глади. Взрослый мужчина частенько появлялся весь в каплях воды, ошибочно принятой Пабло за капли пота, и теперь он знал, что это просто вода.

Хмурый купаться любил, а вот его любовник – нет. Мальчишка был знатным ленивцем, единственное, что он проделывал с истинным энтузиазмом, так это сосался со своим мексиканцем. Сосался страстно и будто на камеру – так классно и горячо у него это выходило. Жаль конечно, трахались они только в спальне, Пабло бы посмотрел...

- Кай.

- М.

- Пойди окунись, ты перегреешься.

- Не-а.

- Пойди, я сказал.

- Я под навесом. Дерек, чего пристал?

- Навес этот – просто насмешка. Он вообще не защищает от солнца. На днях должны прислать нормальный, но, к сожалению, к этому времени ты уже будешь вареной курицей. Пойди окунись.

Дерек, развалившись на разобранной постели, листал книгу, пытаясь читать, и посматривал в сторону повернутого к нему спиной шезлонга, где раскинулся его мальчик. После их краткой перепалки из-за спинки вдруг показалась тонкая лодыжка, поднимаясь выше, потом крупная мальчишеская ступня покрутилась перед взором Дерека, демонстрируя лоснящийся блеск натянутого на нее капрона, и Дерек не выдержал.

- Какого черта ты их надел?

Нога поднялась выше, показывая причудливое кружево, облепившее стройную ляжку.

- Я сколько раз говорил тебе не дразнить нашего наркобарона! – с упреком продолжил Дерек, сразу определив – для кого, собственно, карнавал. – У старика так сердце откажет: я слышу его аритмичное сердцебиение даже через три километра, нас разделяющих. Он скоро просто помрет от твоих выкрутасов, и кто знает, кому достанется его поместье. Может, каким дурным родственникам?

- Я всего лишь надел чулки, Дер, – лениво протянул мальчишка. – Нельзя, что ли?

- Ты еще лифчик кружевной примерь! Или сразу потрахаться перед ним предложи, – совсем не злобно произнес Дерек и пружинисто встал с кровати. Наклонился над спинкой шезлонга, ловя запрокинутое лицо своего любовника в ладони. – Тогда он точно умрет от инфаркта.

- Зато счастливым человеком, – поддел тут же Кай и соблазнительно засиял лукавыми глазами на своего волка.

- Ладно, мистер благотворительность, я обязательно подумаю над этим, – Дерек добродушно хмыкнул и строго повторил: – Теперь иди в бассейн, белоснежка. Я лучше трахну тебя там. Без чулок.

- А сразу не мог сказать, да? – весело отозвался приободрившийся Кай и через минуту его смело с террасы. Лишь на полу остались лежать двумя шелковыми змейками ловко снятые с мальчишеских ног чулки.

Дерек не мог сказать, что заниматься анальным сексом в воде было достаточно просто. Скорее уж – невозможно. Поэтому он просто сидел на бортике их вновь наполненного бирюзовой прохладой бассейна, который по рассказам бывшего владельца виллы, не функционировал почти пять лет, болтал ногами в воде, блаженствуя и даже не зная, отчего больше, оттого ли, что запыленные его пятки, уже с месяц не знавшие обуви, ласкала живительная влага, или же от влажного языка своего умелого любовника, который, в свою очередь, ласкал его член. Когда слишком долго ходишь босиком по запыленной потрескавшейся земле, кожу начинает нестерпимо печь; она сохнет и трескается. И то блаженство, когда погружаешь ноги в прохладную воду на жаре сложно переоценить. Даже если тебе одновременно с этим мастерски отсасывают.