- Моя учеба, – продолжил за него Стайлз.

“Да кто позволил бы тебе доучиться!”, – так и хотелось заорать Дереку. – “Твоя учеба тоже была неважна!”

Он вдруг подумал, что так давно воюет с ветряными мельницами, что уже и не помнит, как выглядит образ врага. Его лицо было размыто и неузнаваемо, потому что тот, кого Дерек принимал за агрессора, виновник их со Стайлзом трагедии, давно и прочно уже поселился в его сердце наравне с ним.

Дерек настолько желал мира, что перетянул Кая на их сторону, сделав союзником. Вот только война шла полным ходом. Кто бы еще ему сказал – за что он продолжал воевать...

- Прости, что не подумал про твой колледж, Стайлз, – виновато сказал он мальчишке. – Просто... не знаю...

Пока он искал слова, их произнес Стайлз.

- Просто тебе на тот момент было нечего терять, Дерек, – жестоко сказал он. – Ты же сказал, что там были журналисты? Твоя карьера из-за огласки полетела бы к черту. Ты просто напросто решил все разом оборвать. Нечего сохранять было. И почему обо мне не подумал только... А, да. Меня же там не было! А этот дурачок наверное был адски рад романическому побегу в закат...

Насчет огласки Стайлз был прав – в удачно найденном у помойки чьем-то потерянном телефоне с весьма неплохим интернет-трафиком Дерек выискал калифорнийские криминальные новости. Интересующее его похищение упоминалось кратко и вскользь, но фотографии были красочными. Совет директоров его компании точно бы оценил.

Стайлз же продолжал разматывать этот адский клубок ошибок Дерека с жестокостью садиста.

- Ладно, НАС похитили, ОН молодец, ОН твой герой, ты спас его и НАС не забрали в психушку, когда ОН согласился на этот дурацкий побег, – перечислил Стайлз последовательность косяков Дерека.

Потом замолк ненадолго и кинул взгляд на плечи Дерека. На одном и втором были раны и это объясняло все. Это заставило его практически заорать:

- Но тебя же могли убить, придурок мохнатый!!! Плевать на мой колледж и твою просранную карьеру! Раз тебе на нее тоже стало плевать! Только не понимаю – отчего? Отчего ты так переменился? Ты же... ты же не был таким. Никогда! Откуда в тебе эта романтика дальних дорог? Мы что, удирали, как прирожденные убийцы?

Здесь Стайлз оборвал себя самого, напрягшись всем телом. И Дерек понял его напряженную позу совершенно правильно.

Ответил, опережая вопрос:

- Я никого не убил, если ты об этом.

- Слава богу, – кивнул помертвело Стайлз и снова продолжил: – Но могли убить тебя, глупый ты волчара! Могли убить тебя, и я бы остался один. Вот тогда бы остался один точно!!!

Стайлз закрыл лицо ладонями, и плечи его мелко задрожали. Дерек, чувствуя, как медленно он сам умирает, обновленный и совершенно ненужный таким своему парню, уже все понимал. Его перерождение, свершившееся за время этого недолгого катаклизма, оно прошло мимо Стайлза, явив ему после пробуждения незнакомца Дерека, героя их будущего, в котором места для Стайлза не было, потому что он такого будущего для себя, оказывается, не хотел.

- Ты все испортил, Дерек, как ты не понимаешь? – спрашивал он поникшего волка. – Зачем ты меня увез? От отца? От налаженной жизни? Кто бы тебе хоть слово сказал о похищении? Ты же, в конце концов, не виноват!

- Виноват, – покаялся Дерек. – Я, понимаешь, не досмотрел. Я допустил это похищение! Тебя бы отобрали у меня и увезли в клинику.

- Не говори обо мне, как о вещи! – выкрикнул Стайлз снова. – Как можно меня отобрать?

- Твой отец... – начал Дерек, – он обещал, что мы никогда больше не увидимся, что он меня и близко к тебе не подпустит. Что тебе будет лучше в психушке.

- Я и так недавно там был, не помнишь? – тихо спросил Стайлз. – Ты сам меня туда отвез. Тогда, благодаря тебе, я вернулся домой. Да и сейчас никто бы меня там не запер.

- Но твой отец мог решить сделать это за тебя. Ты же несовершеннолетний, детка, – напомнил Дерек и вдруг представил такого злого жестокого Джона, которым он представал перед ним в его фантазиях.

Вот только к Стайлзу враждебный образ отца-тирана был никак не применим. Он обожал своего сына, он никогда бы...

- Отец никогда бы не стал вредить мне, запрещая что-то, – эхом ответил Стайлз, – и поверь, я осознаю альтернативу, которой ты меня лишил.

- Ты это о том, что очнуться в больничной палате с зарешеченными окнами для тебя было бы предпочтительнее? – со злой иронией поинтересовался Дерек и тут же понял – в первую очередь это было бы привычнее для всех них. Они знали бы, как с этим справляться.

Но суть, оказывается, была в другом.

Стайлз рассудительно начал перечислять:

- Если бы я очнулся в клинике, тебе не пришлось бы так долго объяснять мне ситуацию. “Кипарисы” для меня – обыденность. Я там с двенадцати лет по коридорам бегаю. Чего не скажешь о Мексике. Да я даже в другом штате не был никогда!

Он горько рассмеялся и покачал головой.

- Больница – это не страшно. Если бы я не захотел с тобой расставаться, нас бы не разлучили, как ты не понимаешь! Мое несовершеннолетие – еще не повод распоряжаться мной, как вещью. Оно не повод решать за меня и увозить, не спрашивая, в далекие дали, к лучшей жизни, совсем сбросив меня со счетов. Забыв, что я есть, я существую, как боевая единица в нашем альянсе, и я... тоже люблю тебя и готов за нас сражаться.

Стайлз незаметно сморгнул крупную слезу, повисшую на его длинных ресницах, уже зная, что Дерек все равно почует её, так предательски сильно слезы любимого могут пахнуть морем, солью, печалью.

- Я был готов, Дерек, слышишь меня? – тихо, но гневно произнес Стайлз. – Точно так же, как и ты сейчас, я был готов выгрызать своё счастье несуществующими клыками! Но ты не позволил мне. Ты стёр меня из истории. Вычеркнул. Пожалел.

Дерек прикусил губу, почти со всем соглашаясь. Прежде всего с тем, что любовь и жалость как-то не очень совместимы.

- Мне жаль, Дерек, – продолжил Стайлз тем временем горько, – жаль.

И стало понятно – чего. Так чувствуешь только родное сердце. Дерек понял, о чем так и не сказал ему Стайлз.

Невысказанная правда была в том, что он потерял всякую надежду дожить до стайлзовых двадцати одного. Наверно, это и было самое страшное для Стилински – понять, что в тебя не верят, что ты не внушаешь никаких надежд и не радуешь перспективами. Что никаких планов строить уже не придется, и следует жить одним днем, бросив все – работу, карьеру, учебу, друзей, семью и лишив медленно угасающего душевнобольного права голоса.

Стайлз вздохнул, осознавая, что теперь дороги назад нет. Что возвращаться уже не придется.

И Дерек со страхом подумал, что если сейчас тот решит позвонить отцу, сказать, что с ним все хорошо, то он позволит ему это.

Звонок отследят и через минут сорок к мотелю, завывая сиренами, подъедут машин пять-шесть. Его скрутят, усадят в бронированный фургон и увезут допрашивать. Снова вошьют в плечо чип, и больше он Стайлза не увидит.

- Больно было? – дотронулся вдруг тонким пальцем Стайлз до его левого плеча, сразу же определив – куда попали пули, а куда – кухонный нож, которым Дерек выковыривал свою позорную электронную метку.

- Не очень. Почти нет, – ответил ему Дерек и, почуяв тепло, сквозящее со стороны любовника, смотря на непонятно отчего оттаявшего Стайлза, немного придвинулся к нему, греясь в этих скупых лучах еле намечающейся улыбки своей пары.

- Нам понадобятся новые документы, Дерек, – серьезно сказал он, на минуту став похожим на Кая, на озорного глупого мальчишку, которому нравилось исключительно все, чем они в последнюю неделю занимались – все приключения, которые случились с ним, проживающим свою короткую жизнь ранее в полной изоляции.

- К вечеру привезут, – кратко проинформировал его оборотень и даже ощутил некую гордость за то, как оперативно он сработал. Правда, цена была высока, но новые имена того стоили.

Его звали теперь смешно и совершенно по-мексикански – Мигелем. А Стайлза... он не запомнил – как, даже не собираясь называть его как-то иначе, кроме как “Стайлз”.