- Ты сказал – меня выкрали из вашей клетки, – задумчиво сказал Стайлз.

Дерек кивнул, уже зная, как скоро логика его сообразительного сумасшедшего дойдет до главного их фетиша, превращая похищение и последующее спасение жертвы в какой-то извращенный перфоманс.

- Ты же голым его там держишь? – прозвучал стыдливый, но ожидаемый вопрос, и Дерек стиснул пальцы, отчаянно гася трансформацию, что так не вовремя стала зарождаться в теле, свободном от чипа.

Весь разговор их летел к черту. Надо было прекращать.

- Стайлз. Это был не ты. Не тебя видел отец голым. В этих украшениях. Не ты должен стыдиться...

- Вот как? – полыхнуло злым взглядом. – Ты что, совсем рехнулся, Дер? О чем ты вообще говоришь? Не мне стыдиться! Не я! Ты понимаешь, что это всегда буду я? Только я?

Дерек не понимал.

- Не понимаю, – произнес он в отупении, уже смиряясь с полной невозможностью повернуть вспять свои чувства, мысли, свое мировосприятие их маленькой вселенной, в которой один мальчик полностью – физически и психологически – был разделен в его сознании на две разные и, главное, равные половинки.

- Почему? – задал он пораженному Стайлзу только один вопрос.

- Потому что Кая не существует, – ответил ему тот просто. – Юридически – нет. В истории останусь только я. Голый и увешанный драгоценностями с головы до ног, как королевская шлюха...

- Ладно, всё! – не выдержал Дерек. Правда была болезненной и била под дых. – Зачем вообще мы это обсуждаем? Зачем это тебе сейчас?

Он, уже перестав считать себя героем, жаждал быть наказанным за грубое насильственное бегство в Мексику, а вовсе не за то, что потакал второй, темной половине Стайлза в его желаниях, о которых узнал остальной мир.

Плевать, конечно. Плевать на мир.

Не плевать на тот ужасный, обреченный взгляд Джона Стилински. Который тоже теперь обо всем узнал.

- Что сказал папа? Когда увидел? – смело спросил Стайлз, а вот Дерек не имел смелости сказать ему о том, что Джон самоотверженно промолчал, одновременно понимая, кого именно он разглядел за оболочкой своего сына.

Хотел сказать еще, что Кай, умница мальчишка, даже не пикнул, когда он спасал его.

Когда допрашивали детективы.

Когда хотели оторвать его от груди волка, а он – все еще испуганный и слабый – вцепился в него, как в самого родного, оттолкнув отца.

Когда покорно вернулся с Хейлом в их поднебесный дом.

Когда наутро пришлось ему, сонному, наблюдать кровавую драку, в которой Дерек отвоевывал его для себя.

Когда удирали они от полиции, когда Дерека зацепило аконитом, и он заставил свою нежную принцессу с разорванным соском зажимать ему плечо рукой, пока петлял по узким улочкам пограничного городка, наугад поворачивая и приближаясь к спасительной границе.

Кай не задал ни одного вопроса. Кай не копал и не лез, надоедая. Он был дурачком, да. Таким восторженным и немного глуповатым. Но он не заставлял Дерека мучиться виной за содеянное. Он верил ему.

Стайлз внимательно вглядывался в лицо волка, будто видел все его мысли.

- Почему ты так бесишься от моих вопросов? Мы обсуждаем это, чтобы я мог понять твои действия, Дерек, – спокойно сказал он. – Это логично, не находишь? Понимать ситуацию? Проявлять любопытство? Похоже, что тот, другой, не так уж тебе этим досаждал, и ты почему-то принимаешь его поведение за норму. Но это не так. Он ненормален. Он сумасшедший извращенец, который заставил тебя и меня...

Стайлз, растеряв слова, нервно потер почти заживший и зудящий от этого сосок пальцами, вдруг уронив голову; вдруг, представив своего растерянного отца, став беспомощным и жалким. А Дерек, хоть и пытался, но все не находил в себе необходимую на данный момент жалость, со злостью – на Стайлза, на себя – осознавая, какой мальчик из представленных двоих в их ситуации предпочтительнее.

И этот практичный интуитивный выбор ошарашивал своей жестокостью. Потому что это был Кай. С Каем было легче. Удобнее.

- Ты же ничего ему не объяснил, так? – вскрывал Стайлз безжалостную правду. – Он и не требовал, наверно. Просто купился на красочные обещания чего-то захватывающего. Поэтому ты не стал меня возвращать перед тем, как бежать куда-то?

Умница, детка. Как быстро же ты раскусил весь этот провальный план!

- Послушай, Стайлз, – повернулся к нему всем корпусом Дерек, приняв почти угрожающую позу. – Была жуткая суматоха. Повсюду сновали журналисты. Тебя обследовали медики, меня допрашивали. Джон собирался передать тебя на руки психиатрам.

- И я его понимаю! – с издевкой намекая на свой экстравагантный вид, процедил Стайлз.

Дерек оборвал его.

- Перестань, – сказал резко. – Дитон прекрасно понял, что это не ты. Джон... тоже. Поэтому можешь не переживать, что там подумал о тебе твой отец. Который теперь-то считает меня абсолютно во всем виноватым.

- А ты не виноват разве? Дерек? – вскинул голову Стайлз. Злой, гневный, обиженный на это дурацкое стечение обстоятельств, сделавших его какой-то непонятной жертвой. Просто прохожим, который не вовремя шел мимо.

- Я виноват только в том, что боролся за свою карьеру, детка, – с тихой яростью ответил на это Дерек. – Глупо, да? Быть единственным оборотнем в человеческой фирме, носить позорный чип и проебать свое будущее, напоровшись на мстительную нимфоманку!

Ему вдруг стало горько и обидно. Обидно забыть о той гордости за себя, потому что, черт возьми, почему он не имел права ее чувствовать, если добился высокого положения сам?

- Ладно, – кивнул Стайлз. Смышленый, умненький мальчик. – Ладно. Я понимаю, что это просто слепой случай, и ты не мог предугадать ничьих действий. Но ты мог поговорить со мной. Со мной.

Он покачал головой.

- Папа на тебя всех собак спустит, если еще не спустил, – сказал смешную в их случае двусмысленность, не замечая этого. – Ты ему хоть позвонил?

- Позвонил.

- И он, конечно, ничему в твоем рассказе не поверил.

Ну да, кивнул Хейл, к идее романтического побега двоих любовников к солнечным берегам Канкуна Джон отнесся, мягко говоря, с яростью. Особенно когда ему не дали поговорить с якобы добровольно сбежавшим сыном.

- И теперь ты сам в статусе похитителя, – окончательно резюмировал Стайлз. – Прелестно.

- Попробую объяснить... – Дерек покосился на свое зажившее плечо, где когда-то был чип. – Дитон обманул меня. Он не собирался давать нам время, когда, уговорив Джона, отпускал тебя со мной. Он просто перенес локацию нового скандала в другое, не такое людное место. Он не доверял мне. Санитары приехали забрать тебя в наш дом рано утром: Дитон не хотел шумихи. Он хотел Кая, понимаешь? Поэтому я решил бежать, зная, что тебя, увезенного в “Кипарисы”, уже больше не выпустят из клиники. Не ко мне. Дитон не даст. Джон запретит видеться. Тебя нашпигуют химией снова. Так сильно, что к твоему совершеннолетию... всё пройдёт. Ничего не останется. Нас не останется.

Дерек хотел сказать о своей правде во всём этом ужасе. О том, как он устал. Ждать, да. И надеяться.

- Еще я думал, что убегать – ехать в машине на скорости в сто миль, например – тебе будет тяжело... Просто тяжело физически, – обреченно прошептал Дерек, не говоря всей основной правды, что просилась на язык. О том, что исключительно жалость двигала им, когда он радовался, что именно на плечи Кая легли и похищение, и плен, и последующий побег в никуда с полицией на хвосте.

- Ты ебанулся, Дерек, – тихо произнес Стайлз. – Ты просто ебанулся. Что с тобой произошло? Я будто тебя не знаю! Ты же так держался за кресло вице-президента?! Ты строчил каждый вечер финансовые отчеты. Ты гордился должностью и был доволен жизнью. И я никогда не говорил, что ты не заслуживал этого! И разве ты хотел все это бросать? Только из-за того, чтобы быть вместе? Без условий? Без моего отца и еженедельных визитов в “Кипарисы”?

Какие странные вопросы, еще подумал Дерек, запутавшись в них окончательно. В себе тоже.

- Мне показалось все это неважным тогда, детка, пойми, – медленно и словно неуверенно попытался объяснить он. – Моя карьера. Дом.