- Дерек, иди ко мне, давай же, – шептал невидимый Кай, на ощупь ползком продвигаясь к оборотню по их просторной кровати, немного по первому времени обижаясь на категоричное отсутствие света в спальне, как того пожелал Хейл. – Ну, перестань там думать, брось, Дерек, просто дотронься до меня, ну...
Дерек дотрагивался. Жестко и грубо, вспоминая их игры и оставленную клетку, судьба которой почему-то волновала его очень сильно. Наверняка, её конфисковали как самую страшную улику, записав в реестр пыточной камерой, в которой было так удобно мучить молодых мальчиков.
Сейчас они постепенно отошли от всего гадкого, чрезмерно животного, неестественного, нечеловеческого. Но прикосновения остались грубыми, мышечная память не желала возвращаться к нежности, которую теперь некому было дарить. И поэтому-то Дерек, охочий до секса где угодно – в своей мастерской, в туалетных кабинках гей-клуба, да просто в переулках – становился бессильным именно в их спальне, ночью, когда квартал шумел, оживая, но казалось, будто ночь поглощает, уничтожает тьмой, идентичной той, которая клубилась в его волчьем почерневшем сердце. Поэтому он бесцеремонно отпихивал от себя мальчишку, зная, что не обидится, и отворачивался к стене. Чтобы через какие-то полчаса, забывшись неспокойным сном под недовольное бурчание своей пары, проснуться от забытья с криком, который оказывался на самом деле всего лишь еле слышным шепотом:
- Стайлз...
Потом, сжавшись в комок, Дерек позволял развернуть свое мокрое от слез лицо к Каю. Позволял снять с себя пропитанные потом боксеры, приласкать себя между ног, куда Кай нырял с ловкостью рыбки, и уже не отрицал очевидностей, какими были естественные потребности его привыкшего к регулярной разрядке тела...
- Еще... Еще чуть-чуть... Соси, соси сильнее, да, вот так... Глубже, Кай... Я сам, сам, держи рот открытым, – тихо молил-приказывал Дерек, толкаясь членом в раскрытые розовые губы, со стоном кончая на подставленный язык, додрачивая себе рукой, чтобы не мучить мальчишку грубыми тычками. И где-то на последнем спазме спрашивая: – Чувствуешь что-нибудь? Хоть что-то? Ну?
Кай бестолково кивал, подтверждая желанные симптомы, не смея не подтвердить их и не смея не ответить.
- Давай, постарайся, закрой глаза, представь что-нибудь, уйди!.. – молил Дерек устало, откидываясь на подушки и вытирая руку о простыни, чувствуя, как Кай вместо ответа старательно принимается вылизывать его влажный член, неприятно касаясь открытой сверхчувствительной головки.
- Перестань, – отдергивался Дерек, – я просил тебя, кажется, пытаться лучше...
- Я пытаюсь, – психовал Кай. – Каждый день, каждую ночь! Я тоже... тоже хочу, чтобы он вернулся. Но он... Что ты сказал ему, Дерек? Что?
- Блять, – вырывалось у Дерека неинформативное и он прикрывал глаза рукой, стараясь не думать. Вообще ни о чем. – Ничего.
Поворачивался к мальчишке, хватаясь за его аккуратный член и начиная грубо ему дрочить, иногда даже забывая трахать.
- Давай, давай, давай... – повторял, как заведенный, вглядываясь в замутненную радужку красными глазами. – Давай давай, давай... Ну же, где ты? Давай! ДАВАЙ!!!
Кай послушно лежал с раздвинутыми ногами, теребя себе яички и стараясь кончить быстрей, стараясь помочь Дереку в его попытках вернуть утерянное, снова и снова, каждую ночь уверяя своего парня, что он здесь ни при чем, что он не распоряжается другой личностью, как предположил однажды Дерек, и они чуть не подрались из-за этого, потому что Хейл не верил. Хотя именно в невиновность глупенького Кая поверить было легче всего, из-за того, что в случившемся, которого было не изменить, был виноват только Хейл.
Когда пересекаешь черту, вообще любую, все перестаёт быть по-прежнему. У каждой черты есть свое назначение. Та, что переступил Дерек Хейл, изменила всё.
Их чертой стала мексиканская граница, которую они миновали удивительно быстро, за те-то деньги, которые всунул в руку красивому мексиканцу окровавленный Дерек. Последняя американская бензоколонка, где Каю приспичило приводить себя в порядок после нескольких часов непрерывной бешеной езды, встретила их не очень приветливо. Впрочем, Дерек догадывался, что добром этот внеплановый заезд в грязный сортир у дороги не кончится – когда у тебя на хвосте вся полиция штата с парочкой агентов ФБР в бронированном фургоне, не до гигиены. Но Кай, утомленный их бегством, растущим напряжением, раскалившим воздух в салоне до немыслимых температур, вообще – всеми теми событиями, переворачивающими их мир окончательно и бесповоротно, Кай просто позволил своей исподволь копившейся истерике прорваться сквозь хлипкий заслон из показного спокойствия и затребовать незапланированный поход по-большому в туалет. Дерек его не винил. Он вообще не понимал, осознанно поражаясь, как этому тепличному мальчишке вообще удалось продержаться так долго?
Пока он ждал его, упорхнувшего в заветную комнатку, в отдалении от колонок непродуманно заглушив приметный камаро, успел заметить, как случайная полицейская машина притормаживает у соседнего здания бистро, и ожидаемо обращает внимание на его одиноко стоящее запыленное авто с заляпанными грязью номерами. Это была просто случайность – последняя и роковая, когда до границы оставалось всего-то несколько миль, и Дерек поэтому непростительно расслабился. Вот почему после того, как они уже миновали таможенные посты, ему пришлось, не останавливаясь, мчаться всю ночь, запачкав в итоге весь салон камаро своей кровью, все хлеставшей и хлеставшей из простреленного плеча. Пули успели поменять на аконитовые – просто варварство и прошлый и век, конечно, но, видимо, показания Джона Стилински, которые тот предоставил в полиции своим же коллегам, были настолько подробны и ужасающи, что преследователи, да и все наряды полиции штата Калифорния были на всякий случай оснащены этой отравой. А те ребята, что случайно напоролись на них с Каем у последнего рубежа, даже успели заменить карабины на специальные, начинив Дерека порядком двадцати пуль, от которых тело его исцелялось неохотно, и, если честно – никак.
Пока он не отогнал машину на достаточное расстояние, все время их дикой езды пытаясь обрывать самоуничижительные завывания Кая, Дерек не успокоился. Но больше чем отмыться от собственной крови, чтобы потом втереть в промытые раны аконитовый порошок, Дереку хотелось схватить за шкирку своего прокакавшегося чистюлю и пару раз приложить об стену, наказывая и одновременно отрезвляя от лихорадки побега. Ему хотелось собой – чистым, вымотанным и все равно – все еще сильно возбужденным от агрессивной погони, что словно пожар в тайге лизала их мелькающие пятки – прижать голого мальчишку к простыням и наконец прекратить его истерику простым действенным способом, заставив исчезнуть. До жути, до трясущихся пальцев Дерек желал увидеться со Стайлзом, которого сберег от всех приключений – кровавых и не очень – внутри другого своего мальчика и был совершенно горд этим. Он спас его, увез, выкрав ото всех и он заслуживал награды – взгляда, который светился бы благодарностью и любовью. Ему, как маленькому ребенку, вдруг захотелось похвалиться перед своей парой – смотри, какой я у тебя герой, и Дерек не стыдился этого чувства. Он заслужил улыбки. Он заслужил поцелуя. Он заработал своей продуманной операцией много бонусов наперед и жаждал получить сейчас хоть что-то. За чудесное избавление от иллюзий мира, которые составляли их прошлое.
И за простреленное плечо, да.
- Раздевайся, – кинул он такому же окровавленному Каю, измазанному в волчьей крови, – быстро в душ, и подготовь задницу.
Кай немного обиженно, но покорно поплелся в маленькую душевую дешевого мотеля, бурча недовольно. Но Дерек досадливо отмахнулся от мальчишки, осознавая себя неприемлемо грубым и настойчивым, каким никогда он не был, но каким сделала его эта горячая погоня за ними, настоящая охота, открытая на них по взмаху руки Джона Стилински, который хотел всего лишь вернуть домой несовершеннолетнего сына.
