Дерек морщился, старался помочь. Старался кончить, но как-то враз расхотелось и стало стыдно отчего-то; от мысли о чипе, лишившись которого, он тут же позволил своим заглушенным инстинктам сорвать его в агрессивную трансформацию, будто бы и стоял у него гаджет не напрасно, надежно охраняя беззащитных и хрупких на вид людей от страшного чудовища по имени Дерек Хейл.

Усталость навалилась сразу же, как только они поняли, что их бестолковый секс не удался совершенно и надо бы поспать – сколько там осталось – час, два? И только Дерек прикрыл глаза, проваливаясь в моментальный сон, притиснув к себе дрожащего Кая, похлопывая ладонью по его припухшим от поцелуев губам, чтобы заткнуть собирающийся что-то сказать рот; только стало тепло и сонно, как в дверь раздался настойчивый звонок. Дерек раздраженно глянул на часы, которые показывали начало шестого и вдруг сразу всё понял.

Он понял и вспомнил многозначительные взгляды Дитона и почти неслышный его шепот, которым тот успокаивал Джона Стилински.

Он понял и даже уже не стал тратить время на осознание обиды, от которой все свело внутри. Ему никто не собирался доверять, и ему не доверяли. В конце концов, он и не заслуживал доверия, вот-вот собираясь увезти несовершеннолетнего пациента психиатрической клиники в неизвестном направлении. Дитон, не собираясь ждать несколько дней, успел предвосхитить этот безумный, лихой хейловский побег.

Его санитары прибыли раньше. И теперь было только два пути – по-тихому отдать им Стайлза или же сражаться.

Дерек, хмыкнув, скосил глаза на свое разодранное и уже зажившее плечо, с небольшим углублением-ямкой там, откуда он очень неряшливо тащил вчера довольно массивный чип, и успел мысленно поблагодарить догадливого Питера.

Потом легко спрыгнул с кровати, оставив на ней полусонного Кая, и пошел открывать...

Ветер трепал уже отросшие пряди черных волос Кая, когда он высовывался из раскрытого окна и что-то орал, невнятное и смешное: воздух надувал его щеки и заставлял картавить.

Дерек вел камаро одной рукой, потому что вторая была в двух местах сломана, а плечо адски болело, вывихнутое таким изуверским способом, что от непрекращающейся боли хотелось завыть.

Он никого не убил, но четверо присланных Дитоном санитаров были подготовлены на славу. Шокеры в их руках ясно давали понять, что пациента они так или иначе заберут, и оборотень им не помеха. Никто из них не знал, разумеется, что законопослушный гражданин штата Калифорния, вервольф с прекрасной кредитной историей и высоким положением в обществе, добровольно чипированный по требованию своего работодателя, этой волшебной ночью успешно расправился со своим чипом, выдрав его из плеча со знатным куском своей плоти. Центр управления должен был отреагировать на поломку и сбой сигнала, но то ли оператор оказался растяпой, то ли Дереку так повезло не задеть передатчика в проклятой электронике – извлечение его личного поводка прошло никем незамеченным.

С убийственной улыбкой Дерек сказал своим посетителям что-то вежливое и улыбнулся, показывая белоснежный волчий оскал. Он с удовольствием, почти радостно обратился на их глазах в один момент, напугав соседей инфразвуковым рыком, но санитары оказались подготовлены даже к такому – они не собирались уходить без пациента. Поэтому у Дерека была сломана рука и вывихнуто плечо – ему пришлось-таки сражаться, и делал он это с удовольствием. Думая с облегчением о том, что теперь пути назад нет, нет сомнений и нет больше его прошлой жизни, в которой он был ненастоящим, ручным волком, лишающим себя из-за карьерных вершин радостей полнолуния вот уже четыре года.

Опомнился он, когда услышал визг мальчишки и увидел его самого, прижимающего к себе, голому, подушку.

Когда учуял, как кто-то в соседней квартире звонит охране, а те, скорее всего, вызывают полицию.

Когда на самой границе слышимости уловил усиливающийся звук сирен и понял, что пора уходить.

Тогда он подхватил Кая практически под мышку, перешагивая валяющихся под ногами здоровенных, стонущих от боли мужиков, так с ним и не справившихся, другой рукой хватая сумку, кидая в неё самое необходимое – бархатные коробочки и пару блестящих трусов. И, с жалостью глянув в приоткрытую дверь комнаты со стальной клеткой, покинул свой дом навсегда.

====== XXII. ======

Если бы у Дерека был выбор, это место он выбрал бы в последнюю очередь. Но Каю оно понравилось. Понравилось так, что, когда он увидел белые купола католических храмов, натыканные в центре города несуразным частоколом и ныряющие своими золотыми маковками прямо в фиолетовое небо, то восторженно молчал рекордных минут пять.

“Как странно”, – думал Дерек, любуясь мальчишкой, – “маленький грешник, не ведая своих грехов, купился на красоту удивительно бесполезных в их случае обителей бога, которыми не уставал восхищаться, обходя стороной”.

Они остались здесь, потому что парадокс любви заключается в том, что даже если тебе не подходит страна, не подходит город и не устраивает местный колорит – ты все равно послушно застреваешь именно в этой географической точке, смиренно следуя выбору своей пары.

Через недели две Дереку даже начали нравиться эти белые кварталы, словно оторванные от земли – черной, но растрескавшейся – спрятанной под маленькими белыми булыжниками, которыми мостили здесь улицы. Удаленность от остального мира была компенсирована приближенностью городка к богу, так много католических храмов здесь было выстроено. Жилье себе, правда, они нашли совсем в другом районе, где тоже все было белым, но к счастью, разбавленным кричащей яркостью местных трудяг, которым дома отчего-то не сиделось, и улицы всегда были заполнены народом – гуляющим, сидящим на табуретках около своих магазинчиков, просто сидящих на раскаленной от солнца мостовой и перекидывающихся в карты, словно заняться им было нечем и они беззаботно проживали свою жизнь вот так – просто статично наблюдая её течение или же праздно шатаясь по улицам.

Праздность заканчивалась, как только падал на город темный полог ночи, тогда и квартал их оживал, переставал быть образчиком людской лени. Зажигались огни в лавчонках, торгующих чем-то наверняка запрещенным и исключительно по ночам; странные, яркие, наряженные и накрашенные парни выходили кучками на перекрестки, кружась в блеске пайеток под неслышную музыку и теряя ветхие перышки с поношенных боа; на соседней стороне улицы такие же нарядные девушки осторожно вышагивали на высоченных каблуках, задирая микроскопические юбчонки перед проезжающими авто, а в переулках потемнее подозрительные личности предлагали райские облака за приемлемую цену. Облаками можно было дышать, а можно было пускать по венам, все это было в наличии и по разумной цене. В маленьких подвальчиках торговали оружием, а напротив, совсем рядом гремели отвязные дискотеки, все еще кружащиеся под большие зеркальные шары восьмидесятых...

В общем, Дерек никак бы не мог выбрать этот город и тем более этот район для проживания, пусть и временного, но каким-то десятым чувством его выбрал уставший от путешествия Кай и, мало того, что Хейлу пришлось приспосабливаться к вечному гомону многоязычного квартала, мало того, что старушки из их покосившегося дома с десятком тесных квартир уже прочно записали его в кокаинового барона, с его-то мексиканской щетиной и хмурыми бровями, к концу первого месяца пребывания на новом месте, а Дерек не исключал, что и отсюда им придется бежать, он понял – Кай умница, он выбрал интуитивно правильно и эта клоака надежно спрячет их именно потому, что записной райончик, где только и могли отсиживаться преступные элементы в бегах, был самым очевидным выбором. Который, если уж говорить о Дереке, тот никогда не сделал бы сам. Но если не здесь, то где тогда и скрываться от пристального внимания федеральных служб, которые объявили в розыск хмуробрового оборотня, обвиненного уже по нескольким статьям сразу и разыскивающих его, как достаточно интеллектуального преступника, в самых неочевидных местах?