В БАО сразу с расспросами, что такой бледный? Ответил Цукан грубовато:

– Побледнеешь тут, в кузове трупы, две бочки с пробоинами, из бортов щепки торчат…

Рассказал про «мессер», как он издевался над ними, три раза заходил в атаку на добивание. Хлопают по спине, закурить предлагают. Сочувствуют, а другого ничего и не надо в эти минуты.

На следующий день никаких разговоров о наступлении, всезнающие связисты недоуменно пожимают плечами и делают страшные глаза: военная тайна. Квартировал батальон в небольшом колхозе. Водители транспортной роты лежали на краю ржаного поля, подальше от начальственных глаз, подсмеивались над незадачливым татарином Еникеевым, налетевшим с бутылкой самогонки на ротного. А во ржи кто-то копошится. Беспечность полная.

– Эй, кто там? – кричит замкомвзода Дубняк.

Рожь заколыхалась, захрустела, начали подниматься солдаты. Было их десятка два и все грязные, некоторые босиком и без оружия. Вместе с ними два пехотных лейтенанта в изорванном обмундировании.

– Воды! Курнуть бы, братцы?.. Может, у кого хоть сухарь?

Взялись их расспрашивать. Оказались солдатами из разных частей девятой армии, шли в наступление в третьем эшелоне. А впереди – шестая ударная и четвертая армии. Несколько дней назад (они точно назвать не могли) немцы прорвали фланги и стремительно обошли. Две армии оказались в кольце полностью и частично девятая. Вот и бегали они четверо суток, то там, то тут натыкаясь на немцев. Во ржи лежали с утра, никак не могли понять, что вышли к своим.

Пока расспрашивали, делились махоркой, подкатили две полуторки с пограничниками. Откуда только взялись? Водители едва успели к машинам сбегать. У тех, что с интендантами работали, кой-какой запас сухарей имелся. Принесли, хотели раздать. Нет, заставили всех отойти, а солдат из девятой армии погнали в лощину, где положили вниз лицом, часовых выставили.

Шоферы с простодушным: да что вы, братки, не советские? С льстивыми увещеваниями пытались передать им воды, сухарей – нет, и всё тут. Так и держали бедолаг на солнцепеке. Угнали их ночью.

– Вот так вышли к своим! – возмущалась шоферня, не подозревая в ту пору, что «свои» могут встретить и хуже.

Вскоре стало не до разговоров. Ранним утром над колхозным поселком проплыла девятка «юнкерсов» строго на восток на большой высоте. Когда появилась очередная армада, командир зенитных установок Михайлов дал команду открыть огонь по самолетам. Одна из зенитных установок со спаренными стволами поймала в прицел самолет и стало видно, как по крыльям и фюзеляжу молотит пулеметная очередь. «Юнкерс» качнулся, стал заваливаться вбок под всеобщие радостные крики.

Но не прошло и получаса, как появилась новая полудюжина бомбардировщиков. Опыт подсказывал, что заходят они на бомбометание. Щелей отрытых было мало. Поэтому заметались, кто куда. Цукан и еще три водителя заскочили в пустой колхозный коровник, встали там, прижавшись к стене. И началось! Вой и грохот, земля ходуном вместе с коровником. Заход за заходом на бомбометание.

На следующий день их отправили с грузом в Купянск, но до него не добрались. Купянск горел, все дороги запрудили отступающие войска. Пришлось влиться в поток. Ехать ночью без света в клубах пыли тяжело. Когда развиднелось, перед глазами открылась безрадостная картина: все дороги и обочины забиты машинами, орудиями на конной тяге, пехотой. Днем стало еще хуже от жары и пыли. Пыль до самого солнца. Зной полуденный, угрюмые лица солдат, заунывный гул двигателя, и скулы хрустят от зевоты, и ни воды, ни еды третьи сутки.

Впереди образовалось скопление машин и людей. Выскочил Цукан из кабинки узнать, что там случилось, да поразмяться хоть малость, а мимо бегут с котелками. Тут не зевай, воинские подразделения давно перемешались, но какой-то ушлый повар умудрился на марше обед сварить. Все лезут к походной кухне без разбора.

– Прекратить! По машинам!.. – командуют подъехавшие на «эмке» офицеры.

Куда там! Еще сильнее полезли солдаты на кухню. Тянут котелки, вопят: «Плесни… Ну, плесни же!»

Один из командиров, одетый в кожаное пальто, из пистолета вверх пальнул.

– Прекратить! Нас немцы обошли, а вы тут!..

Толпа замерла, многие прямо рты раскрыли. Солдаты из охраны пробились вперед и разом опрокинули походную кухню. От вида растекающихся по обочине щей есть захотелось нестерпимо. Затосковал Цукан по разворотливому батальонному старшине Зайцеву. Так и побрел к машине ни с чем, с опаленным от жары горлом, а там сидит брыластый, толстый офицер с таким же толстым портфелем.

– С батальона обеспечения?

– С него самого…

– Как фамилия? Вот и отлично! Поеду с тобой. Трогай быстрее! – командует он.

Ничего не ответил Аркадий Цукан, лишь с удивлением оглядел петлицы сиреневого цвета и три кубаря, стараясь угадать, что это за род войск.

В темноте, без света, да без отдыха ехать тяжело, тут бы поболтать, а старший лейтенант молчком достал из объемистого портфеля кусок колбасы и стал жевать неторопливо, аккуратно. Не стало ни войны, ни трудной дороги, а остался единственно мордатый старлей, дергающий из портфеля куски, от чего руки налились у Цукана свинцовой тяжестью и впору из машины выпрыгивать. «Когда же ты, кончишь жрать?.. Да чтоб у тебя кишки протухли! Чтоб ты!..»

– Что вы бубните, солдат?.. Почему встали?

Тут он не выдержал, стремительно выскочил и попер по мокрой от росы траве к ближайшей группке солдат.

– Эй, братки, одолжите на закрутку.

Увидел котелки, учуял запах горохового супа.

– Где ж вы сподобились? – сбился с тона.

– Да вон, в низинке, кухня стоит, – охотно откликнулся самый молодой солдат в танкистском комбинезоне и подсказал с улыбкой, по-приятельски: – У него там и каша есть.

Выдернул Аркадий из кабинки котелок – и вперед, пока другие не опередили, не обращая внимания на вопли старлея.

Кухня стояла в тенистой рощице. Танкисты, все как один молоденькие ребята в промасленных комбинезонах, дополучали, похоже, завтрак и обед одновременно. Распоряжался здесь сутулый, чуть ли не горбатый старшина, он скалил в улыбке редкозубый рот, отчего улыбка казалась зловещей. «Здесь не забалуешь», – прикинул Цукан, но на всякий случай ткнулся в спины таких же бедолаг в пропотелых гимнастерках.

– Наши с дозаправкой огребли. Корми всех подряд! – скомандовал старшина. – Все есть хотят. Но без толкотни!..

Стоявшие молча в угрюмой настороженности шоферы обрадованно загудели, загремели котелками, лаская глазами танкистского старшину.

Неподалеку на склоне шла работа: пехотинцы рыли ячейки, окапывались. По гребню холма расползались танки. За посадкой у дороги стояли странные машины с наклонными площадками, а сами машины и даже каски шоферов были обвешены ветками.

«Катюши!» – сказал стоявший рядом солдат. Сказал уважительно, с затаенным: хоть эти им влупят, как надо.

Строго по очереди получил он котелок супа, а в крышку – каши, не какой-то там перловки, а рисовой, сдобренной жиром, повар шлепнул щедро, с горушкой. Нес к машине это богатство Цукан осторожно, чтоб не расплескать, и улыбался. Вдруг окрик:

– Как ты посмел оставить вверенную машину с имуществом? Приказ ноль один шестьдесят девять в силе!

Когда стоял в очереди, услыхал краем уха про заградотряд во главе с капитаном, но значения не придал. Теперь же, взбешенный этими угрозами, поставил Цукан пропитание на траву, молчком отстегнул карабин. Так же молчком приподнял угол сиденья, выдернул подсумки с патронами, вставил обойму и, как положено, щелкнул затвором.

У старлея лицо сразу стало цвета вареной капусты.

– Вы что позволяете себе? Под трибунал хотите?.. – пробормотал он, переходя на «вы».

– Вон там у перекрестка капитан формирует отряд, приказал занять оборону. Вылазьте!

– Что за капитан? Кто ему дал полномочия? – снова повысил голос, придя в себя, старлей с сиреневыми петлицами.

– А вот и пройдите к нему. Он уже пару паникеров пристрелил на месте.