Сергей прислонил палец к турникету и прошел внутрь третьего радиуса. Сегодня куратор назначил встречу ближе к центру, чем обычно. Схема, по которой он каждый раз выбирал место, была какой-то головоломкой, которую Сергей мог бы решить, имея больший набор данных, но, благо, встречи эти были столь же редки, сколь неприятны. На них он чувствовал себя ничего не значащей шестеренкой в громадном механизме, всех внутренних взаимосвязей которого мозг просто не способен охватить. Теряясь в этом исполине, Сергей представлял, что никакого механизма нет вовсе, а куратор и он просто иногда исполняют роли заказчика с тайным знанием о мироустройстве и покорного исполнителя.

– Зай, мы кота не хотим? Вон какой, Япония. Будет с нами пинаколаду пить…

Подтвердив биометрию, Анжелика в два прыжка пересекла зал ожидания и оказалась в ухе мужа:

– “Заю” забыл быстро! – прошипела она. – Только что денег перевела, все, я уже тебе не просто так! В жопу “заю” и вообще все, просто молчи, молю тебя, зая. Народу вон сколько.

Пассажиры ходили по duty free с постными лицами, не обращая на них внимания.

– Все, ты теперь – официально?.. – прошептал в ответ муж, выпучив и без того лягушачьи глаза, и произвел пухлыми руками жест, будто пытался обнять фюзеляж самолета за окном.

Анжелика многозначительно кивнула и, оглядев мужа с ног до головы, отошла подальше. Муж еще немного постоял у витрины, с обратной стороны которой пушистый рыжий кот скреб стекло. “Демонстрационный паттерн поведения” – значилось под ценником. – “Полная программа формируется вами в приложении”.

– Сорян, скотинка бездушная, у нас теперь другой питомец, – извинился муж перед программируемым существом и поспешил догнать свою преуспевающую половину.

Сергей шел и писал концепцию нового персонажа. Анжелика выходила обыкновенной заготовкой, но как всегда со своими заусенцами. Такие заусенцы Сергей особенно смаковал и собирал, не думая, прямо на ходу: вот по противоположной стороне вальяжно шагает патрульный казак, положив правую руку на рукоять нагайки: так цифровая душа Анжелики Штольц могла бы дефилировать по подиуму – для начала. Рука на бедре с ярко выраженной торчащей косточкой – это сразу отдать визуальщикам – там ей будет лет девятнадцать, и подиум будет где-нибудь в Поволжье – здесь она напишет “смотрю на себя ту – и не верю”… или нет, “не верю, и верю одновременно – если есть цель, если есть намерение – можно стать кем угодно” – и дальше опубликует фото себя современной – отдать визуальщикам – рядом с кем-нибудь из уже раскрученных креатур. Так она получалась непосредственной и немного ранимой, Сергею казалось, ей это понравится.

Навстречу прошла девушка в очках, чему-то в себе улыбаясь, – а таким мог бы быть внутренний мир Анжелики, ее манера письма: со всеми вместе и погруженная в одинокие раздумья одновременно, тонкая грань – тут Сергей напоролся на отмель в творческом потоке, поймав себя на мысли о том, кто вообще мог научить эту прошедшую мимо девушку так улыбаться, не является ли ее поведение чьим-то сценарием?

– Привет, просто идем и болтаем, – притормозил раскочегарившийся креативный состав куратор, поравнявшись с Сергеем. – Погода шепчет, жить здорово, как дела – нормально, да?

Сергей неосознанно подстроился под темп его ходьбы. В третьем радиусе перемещались не так быстро, как во втором – однажды их встреча проходила там, и Сергей еле смог отдышаться после. Скорость деловой жизни третьего радиуса казалась ему оптимальной – а заодно он понимал, что основной круг его клиентов скорее всего жил именно в этой зоне, ведь скорость мыслей клиента должна кореллировать со скоростью исполнителя. В таком случае, вероятно, в первых радиусах существовали более профессиональные скрипторы – Сергей думал о том, чтобы когда-нибудь познакомиться с ними через Леонида ради профессионального роста.

– Ну, значит, включайся, – будничным тоном заговорил куратор, глядя в сторону. – Время жать.

– На что? – поддерживая секретность, Сергей смотрел под ноги.

– Не на что, а кого. Ты поля информационные засеял своими фигурками? Ну, пора пожать яровые-то, месяц кончается, у нас усиление. Обстановка сейчас знаешь, какая? Не знаешь. Правильно. Короче, надобно массу сплотить, искусственно всколыхнуть и плавно осадить. С тебя пара тысяч душ для начала. Тысяча должна писать на тему “ах, как нам тяжело, все, что есть, отнимают, да ну его к черту, давайте соберемся и выскажем недовольство”. Другая тысяча будет их крыть типа: “что вы ноете, все, что было, пережили, и теперь живы будем, и еще крепче от испытаний станем”, ну и так далее. И еще соточку-другую аккаунтов отложи нашим коллегам из Африки на поддержание курса. Всосал?

– Пара тысяч?! – Сергей старался держать темп, смотреть в сторону и не проявлять эмоции. – Слушайте, я соул-дизайнер, а не конвейер…

– Какой ты? – сквозь беспристрастность куратора прорезалось легкое пренебрежение, он увеличил темп. – Ты на каком со мной говоришь? Они от нас отказались, а ты от их языка не можешь? Нормально давай разговаривай.

– И как “соул-дизайнер” по-нормальному? – догонял Сергей.

– Душеприказчик, например. Короче. Я так по диагонали посмотрел, они у тебя вроде живенькие получаются. Давай чтоб сегодня к ночи они уже по нашей теме начали высказываться. Дополнительными аккаунтами обеспечу, следи за новостями. Объединишь их всех в ферму и пусть себе верную картину мира майнят.

Сергей хотел обратить внимание на ненормальное “майнят”, но вместо этого выразил негодование в тяжелом дыхании, пытаясь не отставать от куратора.

– Ну, ясно-понятнышко все? – куратор резко остановился, будто засмотревшись на колокольню церкви на противоположной стороне улицы. – Ступай тогда с Богом и не забывай, что уклонение в твоем случае – это экстремизм.

Сергей запутался в ногах, но удержал равновесие и поспешил прочь.

И хрень свою мозговую пить заканчивай, – напутствовал вслед куратор, не отрываясь от блеска куполов. – Выглядишь нездорово.

– Она когда другую собачку понюхает, ну, там, где у них положено – так сразу веселье, хвост торчком, понимаешь? – старушки в вагоне чуть расчехлились из коконов одежд и теперь можно было видеть их неестественно гладкие от химического вмешательства лица. – А как у нее это торчком, само что ли? Вот ведь.

– По молодости таких вещей не замечаешь, – подтвердила подруга.

Николай блаженно улыбнулся и перевел взгляд за окно – стройки редели и появлялась трава, и чем дальше уносил его поезд, тем выше трава заслоняла человеческое. Николай представил, какой высоты она будет, когда он сойдет на станции. Стоял конец августа, и в полях за городом травы томились сочной тяжестью. Он видел, как падает в них, и как они смыкаются вверху, и от этого становилось еще благостнее, хотя мгновение назад казалось, что благостнее некуда. Чудна даль человеческая – сколь не ширь ее, как не глубь – а все место про запас имеется.

Пневмодвери с шипением разомкнулись, и в вагон вошел продавец кроссвордов. Николай подался вперед – он готов был разгадать их все.

– Сидишь, тычешь в свою фигню, – недобро обронил продавец, проходя мимо парня с электронной книгой. – Вам бы лишь бы жать. Людям жить не дают, а вам бы только кнопочки свои тыркать. Правильно говорю? – обратился он за поддержкой к омоложенным старушкам. – Все поотнимали, ничего не оставили.