– Наши медики заметили за вами то, что у вас большие проблемы с самосознанием, и ... – начала она, но теперь-то он её оборвал:

   – Но я же совершенно здоров и способен ответить на любой вопрос. – Вельмол отозвался спокойно и сдержанно, но вот толку в этом не было.

   – На любой? Хорошо: а помните ли вы то, как переступали через людей и добивались своего? Тогда в вас не было сомнений и угрызений совести. Вы шли напролом, не заботясь о чужих судьбах. Вам как будто бы было наплевать на их будущее.

   – Я помню то, что каждый день старался сделать этот прогнивший мир чуточку лучше. Говоря «мир», я имею в виду простой народ. Тех, кто живёт без жизненных трудностей, вольно и роскошно – я презирал тогда, также, как и сейчас. Эти люди живут за счёт других, которые страдают, и эти первые мне мерзки, как и их поганые методы. Я против хитрых увёрток, я за чистую правду и справедливость.

   – Но и вам, лорд Джутан, самим стало жить легко и вольно, тогда, когда вы каким-то образом разбогатели. Чем же вы в таком случае отличаетесь от остальных богатеев?

   – Деньги не затуманили мой разум, и я не потерял облик человека.

   – А что такое по-вашему «облик человека?»

   Вельмол на мгновение задумался, осмотрел треснутую штукатурку стен, и со вздохом произнёс:

   – Это значит жить бесхитростно, упираясь на совесть, не закрывая глаза на беспорядки любого рода, пресекая несправедливость. Я доверяюсь внутреннему инстинкту с интуицией, которые подсказывает где свет, а где тьма. Почувствовав тьму, у меня два варианта: обойти её, или уничтожить. И так уж вышло, что мне дано безошибочно определять тварь и гниль от настоящего человека. Знаю, это не понравится тварям, так как они вне досягаемости обычного человека, который, к сожалению, неспособен почувствовать их.

   – Значит ли это то, что вы необычный человек?

   – Не мне решать. – улыбнулся Вельмол.

   – Пациент сорок три, нет, вы совсем не в своём рассудке! – взвизгнула она. – Вы отдаёте отчёт своим словам? До того, как прийти ко мне, я от исцелителей слышала много тёмного о вас, и о вашем прошлом. То, что у вас была жена и дети, своё малое хозяйство, ремесло, и тому подобное... Но вы начали бредить идеей свергнуть императора Мистамина, изменениями нынешних устоев... И тому подобным глупостям. Родные ждут вас, и мы постараемся всеми силами побыстрее излечить вас. Ну, я думаю, теперь-то вам есть о чём подумать. – женщина деловито, с улыбкой кивнула двоим здоровякам по бокам, те сразу же схватили Вельмола и небрежно подняли на ноги.

   Зетния подумала:

   «Какой твердолобый. Ну ничего, и этого как-нибудь уломаем».

   – Докажите что я болен! – выкрикнул Вельмол, думая:

   «Она хочет сделать меня смиренным, недееспособным, но уж я-то постараюсь воспрепятствовать этому».

   – Мы не прощаемся, сто сорок третий. – проигнорировала она. – Благополучия вам и добрейших размышлений.

   Пока его небрежно под руки тащили по коридору, он невольно ногами шоркал по полу так, как будто бы они вовсе не работали. Вельмол, с трудом веря в свою незавидную ситуацию, мыслил:

   «О да, все мои размышления будут направлены на то, как бы побыстрее выбраться отсюда. А ещё лучше будет, если я выберусь отсюда, выкуплю это здание, и засажу тебя навсегда в этот мерзкий гадюшник. Здесь, как я понял, не лечат. Максимум вколют какую-то муть с дрянью и забудут до нового дня. Я даже буду иногда приходить, чтобы ты, связанная, с опустошённым разумом смотрела на меня и понимала для себя то, что я победил не только тебя, но и саму судьбу. За этими-то несчастными полоумными действительно будет настоящий уход, но только не за тобой».

   На этот раз, дотащив Вельмола до мрачной палаты, надзиратели швырнули его на деревянную кровать жёстче, чем ненужную вещь, и ещё туже перевязали чем в прошлые разы.

   Профессионалка своего дела, заместитель главврача Зетния по слухам уже многих удушила чужими руками по постановлению свыше. Совесть у неё отсутствовала благодаря наблюдателям, которые умели убеждать одними лишь словами. Но она сама была жертвой обстоятельств. Она, в своё время, поддалась материнскому инстинкту и из жалости взяла из приюта св. Скария семерых детей малого возраста, на содержание которых требовалось время и деньги. В то время она была медсестрой, но решила рискнуть, и только после того, как на прокормление и содержание такого количества детей ей стало не хватать денег – она принялась всеми силами добиваться хоть какого-то повышения.

   У каждого из них была своя правда и нежелание сдаться и спасовать в своих стремлениях. Зетния не хотела, чтобы кто-то помладше заполучил это место, и потому она старалась быть нужной этому заведению. Вельмол же хотел во что бы то ни стало выбраться, хоть и видел, что это невозможно. Он знал, что его ждёт вне этого здания вся его команда, которую он так тщательно подготовил, в которую верил даже больше, чем в себя. Лёжа на кровати, он таращился на танцующих пациентов и грустно думал:

   «Столько вылазок, планов, действий против парламента... Отравил ли их повар, или что-то пошло не так? И неужели мой конец ждёт меня именно тут?»

----------------------------------------------------------------

   Настал момент, когда Вельмол почувствовал себя более свободным – его больше не привязывали к кровати; к своему счастью, он мог прогуливаться по коридорам свободно, изучая местность. Но его руки сдерживала туго скреплённая смирительная рубашка, и он желал быть совсем свободным, хотел пошевелить вволю ослабшими руками, и всё же то, что он мог вольно ходить – было для него значимым изменением.

   Добраться до регистратуры, скрытно проникнуть в неё, ему не представлялось возможным, было слишком много нежелательных глаз, наблюдающих такой хаос. Ну а в отделение тяжело больных лучше не заходить вовсе.

   Ему показалось, что среди всех пациентов, в другой палате, был точно такой же как и он – нормальный, ни в чём неповинный человек. Их разумные взгляды встретились и начали друг друга изучать. Не найдя ничего особенного в Вельмоле, тот сменил свой бессмысленный взгляд в пол. Чернобородый же надеялся на то, что этот человек знал больше, так как он сам был в недопонимании происходящего с ним.

   – Ну как тут обстановка? Никогда не меняется, а? – поинтересовался он, кивая в знак приветствия.

   – Да как тебе… сказать... – движения пациента были заторможены, он сильно прерывался уже в этой изначальной речи. С его губ, как и у многих, капала на пол жёлтая слюна. – В основном-то да... одно и тоже. Но бывают даже... праздники, нам раздают сладости и подарки... хоть это и очень редко бывает. – глаза его были впалыми, нос маленьким и изогнутым вниз. Он не смотрел на Вельмола, просто что-то рисовал на листе бумаги карандашом.

   – Что ещё ты знаешь об этом... – Вельмол запутался, но не желал выдать себя постороннему лицу и нашёлся что ответить. – Исцеляющем месте? Как тебя звать?

   – Исцеляющем? Ты здесь, что, недавно?..  – посмотрел тот с подозрением. - Я Абий.

   Вельмол не знал как ответить, и пошёл путём правды:

   – Да, я не знаю правды и не столь давно прибыл сюда. Проясни меня, если сможешь в детали и то, как и в каких ситуациях лучше себя действовать. Я, если что, Вельмол.

   – Всем обстригают ногти, чтобы мы не могли впиться в плоть надзирателям, докторам, и остальному персоналу. Зубы затачивают до такой степени, что они становятся овальными. Это делается каждую неделю...

   – Но не мне. – прервал его Вельмол, показывая длинные ногти.

   – Ну, тогда поздравляю, видать… ты какой-то особенный... Когда приходит главврач, на многих надевают маски-клетки… во избежание несчастного случая. И конечно же ты, как и многие – желаешь устроить побег. Это место – кара нам всем за… сопротивление короны.

   – Абий, ты тоже против правления Мистамина? Ха – вот прямо мысли прочёл насчёт побега. Это не часть ли твоего заболевания? – улыбнулся Вельмол.