Сирол помолчал, потом моргнул единственным глазом, еле заметно кивнул, и, как все, признающие лидерство более сильных, отвернулся в сторону.

Леман вернулся к клетке, еще раз, взгляну на детей, на секунду задумавшись над тем, что говорил одноглазый, но быстро прогнал темные мысли, и, вцепившись руками в клетку, с натугой и хрипом, багровея лицом, разжал толстые прутья.

Скоро щель оказалась достаточной, чтобы через нее мог пролезть ребенок, но дети вылезать не торопись.

– Ну, – позвал он жестом, сидевшую ближе других девочку арпийку, но та смерила его презрительным взглядом, и, скрестив руки на груди, отвернула лицо.

– Эльза, – позвал он самую младшую, – не бойся, я не причиню тебе зла. Ты ведь голодна и умираешь от жажды. Давай свою руку.

– Одноглазый хочет убить нас, – потупив взгляд, пропищала она.

– Уже не хочет, – с уверенностью произнес Леман, подкрепляя слова улыбкой.

– Нет, хочет, – уверенным, взрослым голосом произнесла темнокожая девочка. Даже не в смысле слов, а в самом звучании звуков было что-то зловещее, холодное, и от этого Леману стало немного не по себе. – И тебя тоже хочет… – заглядывая ему за спину, добавила она. – Опасайся его.

Леман оглянулся, Сирол был далеко, он и еще несколько раздетых по пояс рыцарей, смотрели как Тимох и Карэн дрались на кулаках, за право обладать трофейным черным как сажа, красавцем жеребцом. Дрались не до смерти, без злобы, подначивая друг друга смешками и шуточками.

Сирол, будто чувствуя, что о нем говорят, оглянулся, встретившись глазами с эрлом, учтиво поклонился, и поспешил повернуться к дерущимся.

– Акха знает о чем говорит, – сказал назвавшийся провидцем мальчик.

– Акха, – повторил за ним Леман, с интересом разглядывая темнокожую девочку. – Акха иеронское имя. У меня есть много друзей в Иероне, но лица их белые как снег. Кто назвал тебя Акхой?

Девочка не ответила.

– Когда к тебе обращается хранитель Диких земель, достопочтенный этион верховного круга, и второй советник светлейшего властелина Эмистана Басила, надо отвечать, – строго произнес Леман.

Акха бросила на него ироничный взгляд и произнесла с усмешкой: – Хорошо, эрл Леман, второй советник светлейшего властелина, на какой из твоих вопросов мне ответить?

– Эрлу принято говорить «Вы», – поправил ее Леман. Ему это начинало надоедать, во что бы то ни стало, надо было приструнить этих детишек: не только дети учатся дурным манерам у взрослых, но зачастую бывает и наоборот. А всего один рыцарь, не знающий дисциплины, может погубить целую армию. – Откуда ты родом, больше я у тебя ничего не спрашивал, – холодно сказал он.

– Да, с волосами, я была бы куда красивее, – сказала она, – и может быть я даже похожа на Мануэль Арри, не знаю, я ее не видела, но вам эрл Леман, лучше знать. И нет, у женщин на дальнем юге тоже растут волосы. А свои я сбрила, потому что в трюме, до того, как меня подняли наверх к ним, – она показа на остальных детей, – были вши, от них чесалась голова, и я не могла спать. И наши с вами дети, эрл Леман, не обязательно были бы темными как я. И вы в самом деле хороши, и я не думаю что Нэт Эрилтон завела себе нового любовника в ваше отсутствие. И еще – не переживайте, мы не уроним вашей чести в глазах подданных.

Слушая девочку, Леман смущенно закашлял. Он судорожно пытался вспомнить, о чем еще неприятном и постыдном он думал с того момента как появился здесь. «Даже Нэт Эрилтон приплела, – с обидой подумал он. – Ведь только на секунду вспомни о ней, и далеко от сюда… Надо было сразу одеть кольцо…»

– Не расстраивайтесь, – сочувственно произнесла девочка. – Вы не хуже других. Все мужчины думают о женщинах. И вы бы очень удивились, если бы узнали что думали о вас освобожденные женщины, когда вы проходили мимо.

Пока Леман разговаривал с Акхой, Эльза, а за ней остальные дети, по очереди стали выбираться из клетки. Арапийка отказалась от его помощи, и оттолкнула протянутую руку. Акха, наоборот с удовольствием приняла оказанную ей любезность, и не отпускала его пальцев, даже после того, как он подхватив ее на руки, опустил на землю.

– Меня не так легко расстроить, – сказал он, смущенный жалостью к себе, голодной измученной долгим пленом девочки. Окинув детей быстрым взглядом, он предложил пойти к реке умыться; в клетке они провели не один день, лица и одежда их были измазаны грязью, сажей от костров, и ржавчиной от решетки.

Леман подозвал к себе нескольких воинов и приказал подыскать среди награбленного таорийцами какую-нибудь одежду для детей, и принести им поесть.

– Наверное не легко знать, что о тебе думают другие, – обратился он к Акхе, взмахом руки, увлекая всю ораву за собой.

– Нет, – ответила она, – это не трудно. Раньше, я читала мысли постоянно, но это надоедает. Скоро совсем перестану.

– Ну и слава отцам старых богов. От своих глупостей некуда деться, так еще чужие выслушивать. Я поездил по миру, когда искал одаренных детей, и учителей для школ Диких земель. Я искал мудрецов, которые могли бы преподавать науки в доме знаний великой столицы, но это оказалось не так просто. Люди вовсе не так умны, как о них порой говорят, и как они сами о себе думают. Зерна их знаний спрятаны под шелухой предрассудков и туманных учений шарлатанов. – Леман оглянулся на отставшего от них мальчика пророка. – А тебя как зовут? – спросил он.

– Я Эламир, сын Бравада из Ликона, – оказавшись на свободе, он заметно смягчился по отношению к эрлу.

– Скоро я отправлю вас по домам, – сказал Леман, – или оставайтесь со мной. Но дайте слово, что пока вы здесь, вы будете вести себя как обычные нормальные дети. Не надо искушать судьбу. Большие дяди с топорами и мечами итак напуганы – то оспа, то крысиная язва, или засуха, а тут еще и вы со своими фокусами…

– А причем здесь мы? – с обидой в голосе спросила Эльза. Ветер трепал ей волосы, и она вырвала из земли травинку, чтобы связать их сзади хвостиком.

– Здесь не надо быть причем, – ответил ей эрл. – Духовные отцы обещают неурожай, и пускают слухи о голодных – жить с этим, и ничего не делать трудно, вот люди и ищут виноватых. Вот вы на виноватых, очень похожи, – заметил он с усмешкой. – Чужих здесь не любят и своим не доверяют. Ударит молния в дерево, и начнут шептаться о детях беззубого Тритона. И ходят всю ночь с факелами, заглядывая друг другу в лица, и не дай бог кому-то что-то померещится – родных детей не пощадят. Так что, аккуратней здесь со своим даром, – предупредил он еще раз, и вернулся к тому с чего начал: – Это хоть и Харпа, но Харпа еще забитая, не усмиренная. Аккуратней, и придуманные боги шепчут тем, кто хочет услышать. Так, что, пока вы не дома…

– У нас нет дома, – перебил его мальчик пророк. – Нам некуда идти. – Он немного помолчал, потом продолжил: – Мой отец умер от от свиного лишая, а мать при родах. Акха всю жизнь прожила на кораблях. Ее дар стоил пять боевых коней, или пятьсот баранов. Пираты продавали ее один другому, пока она не оказалась у твоих друзей – жадных иеронских торговцев. Мию ищут убийцы ее матери. Эльза ничего не помнит. Придумала Мир Голубых озер и всем о нем рассказывает.

– Не правда! – возмутилась белокурая Эльза, и топнула худенькой, обутой в истоптанные сандалии ножкой, так сильно, что волосы ее снова растрепались в разные стороны.

– Правда, – возразил ей Эламир. – Братьев Нирона и Акрона, зимой посреди ночи родители выгнали из дома. – Он показал рукой на изнывающих под теплой одеждой мальчиков; они ели передвигали ноги, их лица раскраснелись, по щекам стекали капли пота, оставляя грязные полоски. – А вы знаете как холодно зимой в горах?

– Почему выгнали? – спросил Леман.

– Темный жрец напророчил вождю клана смерть от их рук. Их ждут кровавые битвы. Они объединят кланы всех пяти горных хребтов, и народы живущие за черными скалами.

– Они сами тебе это сказали?

– Они еще не говорят. Это ведь дети горных племен. Акха прочитала их мысли, а Эльза перевела. Возьмите нас в Харпу, – с вызовом сказал он, – и я предреку владыке Эмистану будущее полное побед и вечной славы.