Ротрики – правящая династия Схалы, их герб десятилапый паук, когда-то красовался на флаге Пятигорья. Сегодня, бывшие провинции стали отдельными Мирами, но память о былом величии рода, никогда не давала Ротрикам покоя. Талин Ротрик – хитрый, цепкий паук крепко держался за трон, раскидывая сеть интриг от непролазных Серых гор до берегов Бескрайнего моря».

Леман так и не увидел хвоста колонны, но когда из-за поворота показалась сбившаяся в кучу толпа пленных женщин, понял, что главные силы вражеского отряда уже угодили в приготовленную для них ловушку.

– Полсотни конников, – сосредоточенно вглядываясь вниз, объявил Тимох, – семьдесят пехотинцев, и лучники. Всего сотни полторы, может и больше…

– Чем больше тем, лучше, – уверенно, с металлом в голосе, произнес Леман. – Затыкайте бутылку.

Грэй только ждал приказа, тетива его легкого лука была натянута до предела, изогнутое, перетянутое жилами древко напоминало улыбку; через секунду лук выпрямился, издав фыркающий звук, и возглавляющий колонну тарийский всадник, схватившись за пронзенное стрелой горло, повалился с коня. И почти одновременно, с высоких скал, из кустарников мелколесья и густой темноты дубравы вылетело еще сорок стрел. Поверженные конники падали на землю. Уцелевшие подались назад, самые решительные, пытаясь вырваться из капкана, устремились вперед, но сверху посыпались камни и испуганные лошади, понесли обратно. Пробиться через пустырь тоже не получилось: земля под лошадьми стала проваливаться, и всадники летели вниз натыкаясь на поджидающие внизу копья.

Стрелы с протяжным свистом летели со всех сторон, и укрыться от них было негде. Пехотинцы прятались за телегами, заползали за камни, и сбивались в кучу, подставляя друг друга, но это не помогало, смерть находила везде. Лучники даже не пытались отстреливаться, они отлично понимали, позиция их проигрышная, подними голову и стрела, впившаяся в глаз навсегда оставит его открытым.

По всей дороге, корчась от боли, стонали и бились в агонии поверженные войны. Минойская сталь наконечников пробивала кольчугу, а опытный лучник с небольшого расстояния мог проткнуть тарийские латы.

За первую минуту боя тарийцы потеряли половину своих людей, но несколько опытных десятников, наконец, сообразив, что к чему, послали пехотинцев к осиннику, в надежде выбить оттуда лучников и обезопасить свой левый фланг, но и здесь их ждала неудача. Поджидающие в засаде латники, не потеряв ни одного человека, в считанные секунды расправились с посланным отрядом.

Сопротивляться дальше было бесполезно, но тарийцы дрались до последнего война, и дело здесь вовсе не в храбрости: все они отлично понимали, что эта карательная вылазка в глазах харпийцев лишила их воинской чести, и просить о пощаде бессмысленно.

Пленных не брали. Грэй и Тимох специально задержали Лемана на верху. Они предлагали вторгнуться на территорию Схалы и устроить еще одну засаду. Леман долго объяснял старым, но не утратившим боевого пыла воякам почему это не возможно, а когда спустился к обозам, понял что верные подданные просто водили его за нос. Он не увидел ни одного живого тарийца, не услышал просьб живых, и стонов раненых. Войны дикой долины знали своего эрла, и поспешили расправиться с пленниками до того как благородный Леман начнет отпускать врагов направо и налево.

Знали и то, что он на них рассердится, поэтому старались не попасть под горячую руку, и под разными предлогами уходили в сторону, стоило только эрлу приблизиться.

– Тимох, ты мне нужен! – позвал он десятника, но тот обещал подойти, как только покажет этим юнцам, как надо сбивать с пленников цепи, и скрылся с глаз.

– Карэн, мой друг, иди-ка сюда! – позвал он молодого длинноволосого лучника. Отличительной чертой профессиональных лучников были не пропорционально развитые руки и плечи, он же в своей асимметрии превзошел всех. Говорили, что Гирам сапожник скроил Карэна из опоенного им молотобойца – и изгнанной из зенойского гарема наложницы. Карэн сказал, эрлу Леману, что у молчаливого Паттана глубокая рана на спине, и он спешит разжечь огонь, чтоб прижечь ее. Не успел он скрыться, как Леман позвал Эльдара. Эльдар, сказал, что Карэн просил помочь ему с костром, и убежал следом. Дарк умчался искать свою лошадь, а Сигул и вовсе ничего не смог придумать, просто крикнул кому-то невидимому на горе «А ну стой!», и, выхватив меч, покарабкался вверх.

Леман шел вдоль бесконечных телег, переступая через трупы и разглядывая освобожденных женщин и девушек, прячущихся в тени скал от жаркого полуденного солнца. С не меньшим интересом и они разглядывали его. Не смотря на то, что одет он был как обычный воин, в черные кожаные штаны и серебристую кольчужную накидку, многие угадывали в нем хозяина Диких земель. От непокоренных Серых гор, до крутых берегов Бескрайнего моря моря не встретить мужчины более статного и красивого.

Леману тридцать, эрлом он стал в восемнадцать, сразу после смерти владыки Харпы Элинора. Сын владыки Эмистан сел на золотой трон Харпы в двадцать два, и первым указом назначил себе шестерых советников, среди которых был и его верный друг и соратник Леман Таурон. Не имея ни знатной фамилии ни титула на удивление и зависть родовитых вардов Леман был назначен хранителем Диких земель. И со свойственным ему азартом, с первых дней правления, погрузился в бесконечные реформы и эксперименты.

Половину доходов уходила в казну Харпы, другая тратилась на развитие экономики, содержание армии, а с недавних пор школ и больниц Диких земель. Войско Диких земель одно из самых маленьких, всего три тысячи человек, однако и его потребности обходилось не дешево, и Леман неустанно уговаривал Эмистана взять эти расходы на себя, тем более, что большая часть его маленькой армии несла свою службу непосредственно в Харпе.

За счет казны Леман имел право выстроить себе новый замок, который мог бы передать своим потомкам, вместе с титулом и пятью процентами получаемых с Диких земель доходов. Однако, замки его интересовали мало, денег на себя почти не тратил, за исключением пожалуй, чрезмерно частой смены гардероба, и детьми он обзаводиться не торопился, так что все эти привилегии, по большому счету были ему не нужны.

Что-то тревожило Лемана. Он что-то искал, заглядывал в крытые повозки, ворошил кучи тряпок в телегах, сдвигал мешки с награбленным барахлом, но того что искал не находил.

В тени среди растрепанных, изможденных пленниц Леман увидел одноглазого Марка. Девочка с заплаканными глазами, ей было лет десять-одиннадцать, обнимала его с боку за талию, сам же Марк сжимал в объятиях невысокую в изорванной одежде и опухшим от побоев лицом женщину.

Леман вспомнил, что дочь и жену Марка схватили еще в первый день. Их и большую часть женщин его деревни забрали прямо с поля, где они скирдовали солому на зиму.

«Большая удача, что Марк нашел их, Элту и Кабишу повезло куда меньше, – подумал он, отводя взгляд от лучника и его семьи. Двинулся дальше по ущелью. – Как изуродовали они ее лицо, – не выходило у него из головы. – Беззубый Тритон с ними, с этими тарийцами. Это наше право на месть. Зря я накинулся на них. Прикончили раненых и правильно. Страшно подумать, что пережили эти женщины за пять долгих дней…»

Вдруг Леман остановился. То что искал было перед ним. Наконец, за долгие годы, он воочию увидел то, в чем бесконечно сомневался, и на что бесконечно надеялся.

Справившись с внезапной оторопью, он не спеша, но уверенно подошел к оставленной на обочине повозке. Передняя часть повозки и крыша обшиты досками, середину и заднюю часть стягивал каркас из стальных прутьев. На маленькой, в пол его роста двери, болтался массивный навесной замок. В самой клетке кто-то был. Леман подошел ближе и увидел томящихся в ней пленников, это были дети.

Всего их было шестеро: три девочки и три мальчика. Самой младшей из девочек, голубоглазой, с растрепанными локонами светлых вьющихся волос лет восемь, двум другим, темноволосой с черными узкими арпийскими глазами, и третьей бритоголовой с красивым лицом и кофейным цветом кожи, лет по десять. Мальчики были того же возраста, двое из них были из племени горцев, их выдавали теплые шерстяные штаны и жаркие меховые накидки. Третий, который показался Леману старше других, сидел к нему спиной, на нем одета широкая, с чужого плеча рубашка, и изорванные штаны.