Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Тот хотел было вырваться, но Жоринька сжал еще крепче:

— Сиди, сиди! — в ажитации шептал он. — Смотри, как мы боремся за правое дело! Не бойся, тебя не тронут, ты — великий. Арестуют малышню, и то для виду.

Он сунул два пальца в рот, свистнул и полез через бортик ложи в зал.

— Наших бьют! Сарынь на кичку! — орал он дурным голосом.

Из кармана его шелкового летнего пальто что-то тяжелое выпало на пол, но Жоринька ничего не заметил. Эйсбар наклонился и поднял выпавший предмет. На его руке лежал маленький серебряный пистолет с изумрудом на рукоятке. Эйсбар быстро сунул его в карман и вышел из ложи.

Он сразу нашел черную лестницу и спустился вниз. Долго шел подвальными коридорами, выбрался из кинотеатра с другой стороны улицы, нырнул еще в один двор. Погони не было, но противно было от того, что он начал играть чужую роль, влез в чужой костюм, подставил лицо чужому гриму и вот теперь запутывает чужие следы. Спасли бы титры! «Конец фильмы». Кто же поставляет материалы «Защиты…»? Неужели Викентий? Завербован деятелями «Черного солнца»? Ведь только он знал, что этот эпизод проявлен и вставлен в фильм. Собственно, он сам его и смонтировал. Никто пленок, кроме него, в руках не держал. Нет, не похоже на него. Или — напрочь проигрался и готов продать все что угодно? Схоронил обрезки пленки и торгует ими?

На окраине Эйсбар снял комнату в дешевой гостинице. И всю ночь промаялся. То и дело вскакивал с постели, мерял шагами крохотную комнату, курил, пил воду.

Наутро в ресторации неподалеку он спросил крепкий кофе, калачи и газеты. Первым делом развернул «Ведомости». Газета солидная. На второй полосе: «ПРЕСТУПНЫЙ КИНОСЕАНС». «В синематеке на окраине Москвы… в очередной раз… группа экстремистски настроенной молодежи… присутствовали экс-звезда синематографа г-н Александриди и печально известный автор…» Ага, он уже «печально известный»! «Приняты оперативные меры., арестовано более двух десятков человек., в „Матросской тишине“… г-ну Александриди и г-ну Эйсбару удалось скрыться…» Ай да Жоринька! «Аресты для виду»! К чертовой матери для виду! Но что это означает — «удалось скрыться»? На него тоже объявлена охота? Он крупными глотками пил кофе и лихорадочно думал. Глупости! Какие глупости! Если бы его хотели арестовать, давно бы сделали это. Он ни от кого не скрывается. Нет, у него паранойя, не иначе!

Он расплатился, вышел на улицу и как можно медленнее, сдерживая себя, чтобы не бежать и не оглядываться, пошел в сторону Калужской заставы. Сейчас он придет в монтажную и — есть ли Викентий, нет ли его — начнет работать. И все сразу встанет на свои места — пытался он уговаривать себя, но не очень получалось. По коридорам студии он шел, глядя поверх голов, благо его рост это позволял, делая вид, что никого не замечает.

Еще один пролет, поворот, другой… Монтажная. Он уткнулся взглядом в дверь и остолбенел. Огромный амбарный замок болтался в металлических скобках. Он пощупал замок, взвесил на руке, тупо подергал дверь. Рванул на себя. Замок издевательски качал железной башкой и скалился скважиной.

Почти бегом Эйсбар устремился в контору управляющего. Теперь он несся, действительно ни на кого не глядя, никого не замечая. В конторе, не спрашивая, сразу прошел в кабинет управляющего, краем глаза заметив, как в секретарской барышня за пишущей машинкой испуганно вскочила и, краем уха услышав, как она пискнула.

Управляющий — кругленький пожилой человечек, исполняющий при владельце студии чисто технические функции — при виде Эйсбара тоже испуганно вскочил и почему-то забежал за свое кресло. Эйсбару даже показалось, что он не прочь присесть на корточки, чтобы спрятаться за спинкой.

— Что это значит? — начал Эйсбар.

Управляющий мелко-мелко замахал на него ладошками, потом молитвенно сложил их и прижал к лицу.

— Ничего не знаю! Велено! Обращайтесь в инстанции!

— В какие инстанции!

— Ничего не знаю! Велено!

Эйсбар почувствовал смертельную усталость. Сгорбившись, он вышел из кабинета управляющего. Барышня испуганно жалась к стене. Он подошел к ней, грубо схватил за подбородок, поднял ее искаженную страхом мордашку вверх, подержал несколько мгновений и отпустил.

На улице бесилось солнце. Воробьи брызгали по вчерашним лужам. Он брел к Якиманке. В голове словно завис густой туман. Мысли были отрывочными, кислыми. «Чужая игра… — вяло думал он. — Но что за игра? Чья? Почему я? Незаметно пробраться домой… Деньги… Паспорт…» Вот его переулок. Подворотня. Никого нет. Место нелюдное, он бы заметил, если бы кто-то ждал его. Но как добраться до ателье? Там-то как раз и могут ждать. Он осторожно заглянул в подъезд. Косые лучи солнца, падающие из высокого окна, насквозь просвечивали все три лестничных пролета. Никого. Он поднялся. Дверь ателье раскрыта настежь.

Он сделал шаг. Что-то хрустнуло под каблуком. Он наклонился, поднял осколки чашки и только тогда посмотрел вокруг. Мебель перевернута. Бумаги, книги, фотографии валяются на полу. Посуда разбита. Шкаф выпотрошен. Подушки пускают в воздух последние перья. Даже золу из камина выгребли. Огромный дубовый хозяйский буфет, который Эйсбар, въезжая, хотел выкинуть, да не смог сдвинуть с места, опрокинут и разбит.

Эйсбар захохотал. Он хохотал и не мог остановиться, а руки уже шарили в выемке за камином, где хранились наличные и документы. Лишь ощутив в руках тяжесть пачки с деньгами, он остановился. Все на месте. Хорошо спрятал. Впрочем, обыск произведен поверхностно — сейчас он заметил это. Письменный стол перевернут, ящики выдернуты и опрастаны, а единственный запертый не вскрыт. «Хотели попугать? Зачем?» — думал Эйсбар, рассовывая по карманам деньги и пряча за пазуху паспорт.

Он быстро сбежал вниз, но, выходя из подворотни, помедлил на границе света и тени. Ему показалось, что свет проявит его, как фильмовую пленку. Вот жил человек-негатив. Шел в толпе никому не известный, никем не замечаемый. Но сейчас он проявится, высветится, и на белом полотне звенящего летнего кадра всем на обозрение застынет его крупный план.

Долго колебался, прежде чем шагнуть на тротуар.

От соседней подворотни медленно подползало авто. Дверца распахнулась, наружу высунулась рука, ухватила его за рукав и рывком втащила в машину.

— Отдай пистолет, Серж! — раздался голос Александриди.

— Какой пистолет? — Эйсбар пытался перевести дух, ненавидя себя за испуг и взмокшие дрожащие руки.

— Не морочь мне голову! Тот, что вчера вывалился у меня в кинотеатре. Ты его подобрал, больше некому. Давай! — Жоринька тянул руку.

— Зачем тебе, Жорж? — спросил Эйсбар, пришедший в себя.

— Нужен, — серьезная мина сползла с лица Жориньки, он ухмыльнулся и стал похож на сатира. — Пойду кокну Долгорукого. Обещал, гад, что арестов не будет, а вон как обернулось.

— Долгорукий! — вскричал Эйсбар. — Все-таки он!

— Конечно, он! — захохотал Александриди. — А ты думал? Клялся в преданности «Черному солнцу». Пленочки Георгадзе совал. Эй, друг сердечный Серж! Что ты вылупился? Я тебя за идиота не держал. Пораскинь умишком — у кого еще были пленочки? Кто их вырезал из твоей нетленки? А нам они пригодились. Синематограф, любезный классик, — это агитация и пропаганда высокой идеи всеобщего одухотворенного равенства. Умерщвление царской семьи как призыв к свержению… народы нашей многострадальной Родины… черное солнце воссияет над белыми песками…

Он еще что-то бормотал, но Эйсбар не слушал.

— Сам убью… — процедил он, выпрыгивая из машины.

Весь день он кружил по городу почти в беспамятстве. Помнил только, что в какой-то момент ощутил страшный голод, купил у торговки на улице пирожки, но есть не мог и выбросил в урну. Потом — как сидел на бульварах, опустив лицо в ладони. Как от него в испуге шарахнулись две гимназистки, и он понял, что говорит сам с собой вслух. Идти было некуда и не к кому.

Вечером, когда стемнело, он обнаружил себя у подъезда дома Долгорукого. Поднял глаза — в бельэтаже горел свет. Значит, дома. Эйсбар опустил руку в карман и нащупал холодный бок пистолета. Опять бред! Всюду бред! Он что, всерьез решил убить Долгорукого?

94
{"b":"644385","o":1}