Женщина-птица Не прикасайтесь к ней руками. Не троньте птицу за плечо, Она летит в траву, как камень, И тяжело, и горячо. А листья жёлтые намокли, На стенах тесно от афиш, И в театральные бинокли На птицу смотрят люди с крыш. Но это осень, а не птица, И мне слышны её шумы. Пора бы нам остановиться, Но радость выражаем мы. Она лежит в траве, как камень, Не разобрать на камне слов. Не троньте женщину руками И не зовите докторов. Ей больно, больно, очень больно… Какая женщина была?! Ну, хватит, милые, довольно, Она же кровью истекла! Да мало ль с кем была в постели, Да мало ли за кем пошла! Без синяков на белом теле Прожить хотела, не смогла. А, может, это, правда, птица? Встаёт, о землю бьёт крылом, И камень на куски дробится, А птица тает за углом. Она не станет крепостною, Уйдёт дорогами зимы, Её за этою стеною И не увидим больше мы. Но снова камень, осень, птица В багряных листьях, как в крови. Летите все, кому летится, И глаз не прячьте от любви. Забытая гроздь
– А для кого, – спросите, — Соком томлюсь, сгораю В короткие дни осени? Я и сама не знаю! Вон виноградарь молча Мимо прошёл задумчиво. Нет уже больше мочи Руки себе выкручивать. Боязно мне и холодно, Дети и те – домой. Будет кому-то голодно И без меня зимой. Ладно, что неприметная, Но вобрала тепло. Я же почти бессмертная, Всем холодам назло. Всем им, не замечающим, Жаждущим песню спеть. Сколько же мне кричать ещё, Сколько на них смотреть?! Что ж мне, до смерти, что ли Век одинокой жить, В пёстрой листве от боли Слёзы на землю лить?! Что-то тут бесчеловечное, Похожее на искус, Быть и лозою вечною, Вечною, как Иисус. Небо спустилось птицами В этот промозглый сад. Плачется, не летится им — Грозди ещё висят. Зелёная повесть Жизнь оказалась лицемерной! А, может быть, такой была? И не спала она, наверно. Пожалуй, точно, не спала. Я зелен был, был мне неведом Стон звёзд мерцающих во мгле, Стон ночи, дерева, их беды, Стон скорбных песен на земле. Душа была зелёной, лето, Да все таким казалось мне. И начиналась повесть эта В зелёной сказочной стране. Но дни текли и в диком поле Пожухла от жары трава. И накопилось столько боли Во мне, что выжил я едва. Я шёл, душой охладевая, Куда я шёл, ещё не знал. Себе отчёта не давая, Смысл на бессмысленность менял. Травою поле зарастало, Не отмирая от корней. Я находил себя и стало Мне говорить непросто с ней. Трава росла всё глубже, глубже, Словами сердце леденя, Она встречала чьи-то души, Глаза ушедших от меня. Тяжёлым соком истекая, Трава пока ещё жила. Но у меня душа другая, Хоть и зелёная была. Я забытый, словно гвозди В плоти древнего креста. Чьи-то кости на погосте И не видно ни черта. Одинок, как этот воздух, Солнце красное зову. С неба сбрасывают звёзды, Как сгоревшую траву. Солнца нет, на сердце серо, Но вблизи шумит трава. И какой измерить мерой Поминальные слова? Пролетают дни и ночи, Память сердца вороша. Жизнь ломает позвоночник, Холодна моя душа. Я уже и сам не знаю, Жив ли я и что со мной, Или поле вспоминает О прошедшем за спиной? Но ведь это было, было, Было, будто бы вчера: Жизнь меня с размаху била И бросала в клевера. И как пыльная лавина, Перейдя мою судьбу, В сети прочные ловила, На своём несла горбу. Неужели нет дороги, Нет уже пути назад, Если кровоточат ноги И глядят во тьму глаза? Я библейские страницы До единой бы порвал, Если б в юность возвратиться Мне Господь возможность дал. |
