Города II Города, в которых мы живём, Самыми любимыми зовём. Высыхают вены и стаканы, Тонет плот, они лишь постоянны. Исчезают вечные пути, Им одним лишь с места не сойти. Площади и песни умирают, Травы у дороги цвет теряют. Но живут родные города, Нас не забывая никогда. Женщины уставшие стареют, Их слова красивые не греют. Выцветают синие глаза, И звучат надрывно голоса. Нас они встречают из гостей В ожиданье добрых новостей. Мы тепло и долго мы машем им, Женщинам, заждавшимся своим. Города, в которых мы живём, Посетить приятелей зовём. Сами же садимся в поезда, Уезжаем в них, бог весть куда. Шепчут пристань, солнце, облака: – Возвращайся! Жизнь так коротка! И опять спешим издалека. Жизнь она и, правда, коротка. Голуби уходят в небеса, Различая наши голоса. Поднимают наше детство ввысь Города, в которых родились. Гости
Вот и разъехались гости, В доме сплошной кавардак, Крошки в тарелках и кости — Ужин бездомных собак. Вынесу мусор, отмою В комнате всё добела. Будет, как лютой зимою, Комната эта светла. За деревянной оградой Царствуют лишь муравьи, Им, трудоголикам, в радость Хлебные крошки мои. Смолкла, запнувшись, пластинка, Только скулит патефон, А на ветвях паутинки Свесились с разных сторон. Осень уже на пороге, Скоро прольются дожди. Только сейчас на дороге Пусто, гляди не гляди. Смолкли застольные страсти И никаких новостей… Только в тоске на террасе Не проглядеть бы гостей. Гримёр и смерть Она идёт в любое время дня, Вперяя взгляд свой пристальный в меня. Идёт с реки, садится в уголке, Оружие зажав в сухой руке. И у неё надёжные крючки, И почему-то жёлтые зрачки Откидывает чёрный капюшон, И обнажает смертный облик он. Но многого не требует она: Хотя б чуть-чуть приятней быть должна. И хочет, чтоб глаза я подчеркнул, Смягчил черты её высоких скул. И надо ей сегодня очень, чтоб Я крем ночной втирал в покатый лоб. Чтоб этот крем втирал я ей до боли В ладони, где красуются мозоли. Не каждому понравиться должна, Но ведь с людьми встречается она. А, значит, маникюр необходим, И я тружусь без устали над ним. И бледность на лице свожу на нет. И так уже не помню сколько лет. Без страха перед нею я стою И за работу радуюсь свою. Она встаёт, опять уходит в ночь, Но вновь придёт, попросит ей помочь. И просьбам этим не видать конца, Как не видеть ни бёдер, ни лица. Как не видать её костлявых плеч. Прощай же, смерть, прощай, до новых встреч! Дары осени Октябрь. Харманли [4]. Воскресение. Погода, конечно, осенняя. Бездонные льются дожди, Туман отовсюду глядит. Янтарные пальцы в кулак Сжать осень не может никак. Но даже и в сумрачный час Связать смерть старается нас. А жизнь разделяет, любя, И вновь отбирает тебя. Ведь в сети ушедшего века Ловила она человека. Но осень нас не покидает, И, видимо, очень страдает, Пытаясь уйти до поры, Оставив на память дары. И я не грущу, даже рад Фиалковый есть виноград. Дверь Мои слова – ничьи слова, В них что-то слышится смешное, Была любовь, была жива, Но надсмеялась надо мною. Слова вошли в чужую дверь, Они протягивают руки Туда, где злобная, как зверь, Забилась в угол тень разлуки. Но дверь – четвёртая стена, Она уже ничейной стала, И потому грустна она, Что много в жизни испытала. На ней ни окон, ни цветов, Часов настенных и комода. И на узорочье ковров Прошла уже сегодня мода. Прожекторов нет и кулис, Нет микрофона и декора, Лишь люстра смотрит сверху вниз, И та упасть готова скоро. Давно не смазаны замки И много лет на этой ржави Живут в согласье пауки И выживают на отраве. Откройте дверь! Закройте дверь! Вам это ничего не стоит. У вас же не было потерь, Для вас: «Любимая!» – пустое. Тащите кресло, зеркала, Вот этот бюст, фотообои. Ах, сколько эта дверь ждала, Рыдала сколько над собою?! Но успокоится стена, Привыкнув через миг к доверью, Когда-то бывшая она В забытом доме скорбной дверью. Не будет петлями скрипеть, Наутро юною проснётся, И снова песни будет петь Тому, кто в комнату вернётся. |
