— Итак, ты привез меня в Мейлбокс пообедать, да? Это напомнило мне о том, как раньше я просила тебя отвести меня сюда.

— С деньгами тогда был напряг.

— Ну, твоя работа точно не была лучшей. — Она пожимает плечами.

Не думаю, что это означает нечто такое, что должно было меня задеть, но я стискиваю зубы и браговею. — Я пытался сделать все для тебя.

Либби смотрит на меня и суживает глаза:

— Ты постоянно пропадал на работе, Алекс.

— Не все время, — парирую я.

— Так и было.

— Я строил карьеру.

Она мягко усмехается:

— А как насчет твоей жены?

— Я любил ее. Этого было недостаточно?

Ее дыхание сбивается, губы слегка приоткрываются:

— Ты не уделял ей времени. Никогда.

— Мы можем не говорить о тебе в третьем лице? — холодно прошу я, припарковав машину на место и выключив двигатель. — Я проводил с тобой столько времени, сколько мог. Моя работа…

— Всегда была важнее всего, — заканчивает она. — Я никогда не была на первом месте в твоем списке приоритетов.

— Это неправда, Либби.

Ее дыхание становится прерывистым, и я опасаюсь неизбежного напряжения, повисшего между нами, поэтому попытаюсь смягчить разговор прежде, чем он зайдет слишком далеко. Сейчас не время разбираться в этом, несмотря на всю ее неправоту по поводу списка моих приоритетов.

— Мы можем просто договориться как-то ужиться? Не похоже, чтобы мы «пытались построить дружеские отношения».

Либби закрывает глаза и глубоко вздыхает.

— Ты прав, — бормочет она, — не похоже, что мы пытаемся двигаться дальше. Но я действительно думаю, что ты должен знать, когда все пошло не так, Алекс. Ты не сможешь прятать голову в песок вечно.

— Не верю, что я так делал.

— У тебя всегда на все есть ответ. — Вздыхает она. — Почему ты никогда просто не слушаешь?

Я кривлю губы.

— Я жду, пока ты выскажешься, милая. Нельзя обвинять меня в том, что я спрятал голову в песок, пока ты не сказала, что же пошло не так, чтобы это началось. Я не телепат.

И я не настолько добр, чтобы слушать гребаную ложь…, но эту часть я ей не говорю. Я позволю ей сказать, как, она думает, это обстоит, а затем исправлю любую историю, которую она сфабрикует.

— Смотри, с тобой всегда так. Ты не открываешь глаза и не смотришь, что там за пределами мира Алекса Льюиса. — Либби поворачивается всем корпусом ко мне. — Ты никогда не забывал о работе. Даже дома ты всегда был мыслями в работе и на расстоянии от меня. Нас никогда не было, потому что у тебя всегда не было времени. И если бы ты потрудился обратить внимание, то увидел тревожные сигналы. И узнал также, что у меня…

Мои пальцы обвиваются вокруг руля мертвой хваткой, потому что я изо всех сил пытаюсь держать себя под контролем.

— Я чертовски упорно работал, Либби. Каждый чертов день я изнурял себя непосильным трудом, чтобы сохранить крышу у нас над головой. Ты никогда не была благодарна за то, что я делал для тебя. Для нас.

— Работа. Это все, что когда-либо было, Алекс. Я тебя не заботила. И сейчас посмотри на себя, — шипит она. — Ты выглядишь так, будто со всем справился за эти годы. Ты преуспел со своей собственной компанией, своими деньгами, своим необычным автомобилем. Ты не знаешь и половины того, через что пришлось пройти мне.

Я хорошо справился? Либби, ты не знаешь, что, черт возьми, я пережил за последние семь лет. Ее слова наносят мне удар, и я чувствую, как она без тени раскаяния проводит ржавым лезвием по груди.

Не поддавайся, Алекс.

Я все больше и больше бережу раны и чувствую, как ситуация выходит из-под контроля. У Либби нет ни одной мысли о том, что произошло со мной за семь лет. Но выглядело так, будто ей насрать.

— Прекрати притворяться жертвой во всем этом. Я не куплюсь, — перехватываю я, мои глаза агрессивно и горько вспыхнули.

— Ты фактически пытаешься свалить все это на меня, — кричит Либби, ее голос повышается, и с каждым произнесенным словом в нем появляются нотки жалости. — Ты сделал мне так больно, Алекс. Ты так много не знаешь. — Слезы скапливаются в ее покрасневших глазах и, в конечном счете, текут по щекам. — Можешь ли ты предположить, через что я прошла? — Она склоняется, и наши лица оказываются в дюйме друг от друга. — Ты не представляешь. Все было круто, потрясно в твоих глазах, но ты никогда не знал, как в действительности уничтожал меня… Даже разрушал. — Ее плечи резко опускаются с каждым душераздирающим всхлипом, который вырывается из ее горла.

Я ошеломлен внезапным горьким признанием Либби, мои глаза удивленно расширяются. Острая скручивающая сила хватает меня за горло и выпускает воздух из легких мощным потоком.

У меня нет слов, я не знаю, что ответить ей. Она не сказала мне, что вызвало эти страдания. И сейчас была не в том состоянии, чтобы говорить об этом. Ее рыдания эхом раздаются внутри автомобиля, и я вижу, как ее слезы горят на покрытой пятнами коже.

— Я любила тебя всем сердцем. — Задыхается она. — И я чувствовала, что ничего не получаю в ответ.

Сила ее печальных криков разбивает оковы, опутавшие мое сердце. Хранившийся все это время глубоко внутри меня «сосуд», переполненный страданием и болью, лопается, и хлынувший поток эмоций разрывает меня на части.

Я не могу дышать.

Я не могу толком думать.

И тогда я делаю единственную вещь, на которую способен в этот момент: схватив Либби за руки, я притягиваю ее к себе и целую, вложив в этот поцелуй все чувства, которые испытывал.

Прекрати думать сердцем! Ты показываешь ей свою слабость. Будь сильным. Сохрани свою скрытность.

Я снова игнорирую свой внутренний голос. Мои губы горят, практически полыхают огнем, и я продолжаю прижиматься к теплому, залитому слезами рту Либби. Я наслаждаюсь ее знакомой свежестью и хочу проглотить ее всю.

И так и сделал.

Либби прекращает бороться со мной, ее кулаки разжимаются от моей хватки, и она подчиняется, разомкнув губы. Она все еще плачет, и я чувствую, как ее слезы текут между нами. Выпустив ее руки, я беру ее лицо в ладони и нежно убираю с него соленую влагу.

Мое прикосновение интимное и нежное. В нем к ней было больше любви, чем ко всем, с кем я был после нее. Но это было делом случая.

Либби всегда была исключением для меня. Лишь раз откусив вишенку, я всегда буду хотеть большего.

Помни, что она сделала.

В моей голове яркими вспышками проносятся воспоминания о нашем минувшем счастье и о нашем отчаянии.

Но среди всех них я задерживаюсь на одном. Оно целиком заполняет мою голову.

Я вспомнил Либби, оставшуюся на несколько дней у своих родителей после нашей ссоры из-за денег, конечно, однажды утром, перед тем, как я уехал на работу. Вообще-то, это было довольно мерзко. Ее слова были гадкими и отвратительными, и у нее не было стыда или раскаяния. Они лились с ее губ садистским потоком о том, что я злоупотребляю своим отсутствием… так, если верить ей. В конце концов, я уехал на работу в самом ужасном настроении, оставив ее бушевать дома одну. Я хотел, чтобы она поразмышляла над тем, что сказала. Это был урок, который я ей преподал, но он не означал, что я ее не любил.

Я имею в виду, каждая пара переживает взрывы в отношениях, но это… Я знал, что эти претензии были большим. Я почувствовал это после того, как все случилось, и я боялся.

Поэтому, когда позже тем утром она написала мне о том, что проведет какое-то время у своих родителей, я не сделал и не сказал ничего, чтобы попытаться ее переубедить. Я полагал, что передышка пойдет на пользу нам обоим: немного пространства, чтобы снять напряжение.

Но оказался неправ.

Прошла почти неделя, прежде чем Либби вернулась домой. Я повернул ключ в парадной двери и обнаружил ее чемодан и дорожную сумку, ждавшие у лестницы. С этого момента мой разум начал выходить из-под контроля. А потом я увидел ее в коридоре.

Ожидание.

Она сидела за кухонным столом, ее глаза опухли и покраснели от пролитых слез. Либби сжимала массивный конверт, и это было в то время, когда все на меня свалилось, и я мечтал повернуть все вспять.