Так значит, телефонный звон был не только в бреду. Значит, Гелада и вправду беспокоилась…

– Прости, – еле слышно сказал он, прижавшись спиной к стене.

– Что с тобой? Ты болен? – продолжала засыпать вопросами Гелада.

Звонкий голос кузины вспышками отзывался в ещё не совсем ясной голове Калана. Тихо, по стенке, опустившись на пол, он тяжело выдохнул.

– Лан, – решительно раздалось в трубке. – Что бы там ни было, сиди дома. Я заеду за Лемуром, и мы будем у вас в ближайшее время. И только попробуй не открыть мне двери! – закончила Гелада. – Слышишь?

– Хорошо, – покорно ответил Калан.

– Значит, так, – Лемур расхаживал по комнате, сосредоточенно сцепив руки за спиной. Гелада осторожно, но уверенно оттирала губкой засохшую кровь с шеи Калана. – Во-первых, это ужасно. Теледу всегда был безответственным, но чтобы так… – Калан и Гелада хором вскинули головы, с осуждением посмотрев на него. – Прости, я всё понимаю, но так оно и есть. Во-вторых, я рад, что он отпустил тебя. Это уникальный случай, но вы были такими разными… Может, именно это тебя и спасло. И хватит сверлить меня глазами!

Калан вздохнул.

Лемур и Гелада были на семь лет старше – и намного мудрее. Их советы всегда здорово помогали, и Калан привык доверять кузенам. Даже Теледу прислушивался к их словам, а это чего-то да стоило.

– Нам нужно решить, что дальше. Если общество узнает, что ты остался один, твоя жизнь будет весьма печальной. Отношение к одиночкам, сам знаешь, предвзятое. Их считают сумасшедшими, не от мира сего. Никто не воспримет всерьёз человека, который выжил после смерти близнеца.

– Лем, выбирай выражения! – одёрнула его сестра.

– Мы взрослые люди, и давайте хоть сегодня называть вещи своими именами, нам придётся ещё слишком много врать, – резко ответил тот. – Послушай, Калан, ты умный и целеустремлённый мальчик, и я не позволю кому-то сломать твою жизнь. А значит, никто не должен знать правды. Сейчас нам сыграет на руку то, что вы с Теледу были не сильно общительны и то, что тебе пора поступать в университет. У мамы осталась квартира в Листвене. В декабре проводится набор на подготовительные курсы для абитуриентов. Так что твой переезд будет вполне объясним. А в Листвене должны появиться двое. Умный мальчик Калан и его нелюдимый брат Теледу. Тебе предстоит жить за двоих и не позволить кому-либо усомниться в том, что твоя легенда истинна.

Предложение, так легко созданное Лемуром, на первый взгляд показалось Калану бестактным и абсолютно невозможным. Жить в одиночестве, в незнакомом городе, тянуть лямку – для чего? Чтобы пустота внутри разрасталась до невозможности? Чтобы каждый день понимать, как всё вокруг серо и хмуро?

А потом, после многочасовых бесед с кузенами, он понял истинную суть их плана: жить за двоих. За Теледу. И эта идея придавала сил.

Он и вправду переехал через месяц, немного оклемавшись после болезни. И в Листвене появилось два новых жителя. Калан, молодой литвед, страстно увлечённый наукой и не замечающий ничего, кроме неё. И Теледу. Нелюдимый лингвист, затворник, пишущий удивительные статьи, которые его брат периодически приносил в научные издательства для публикации. Статьи были отменные, даже Калан не писал так хорошо, как его брат. Однокурсники, заинтригованные таинственным Теледу, никогда не появлявшимся на людях, шептались, что он прикован к постели, что страдает неизлечимой болезнью, что его лицо страшно обезображено в результате несчастного случая – в общем, пытались выяснить причины нелюдимости гениального лингвиста. Калан не говорил ничего, и однокурсники вскоре решили, что оба братца немного не в себе. А истина никому не приходила в голову.

Со временем Калан так привык жить за двоих, что порой сам верил в свой обман. Он писал статьи двумя разными почерками, на автоответчике было записано послание, в котором значились два имени, а из коммунальной компании приходил счёт на двух жильцов.

И ему казалось, что брат всегда рядом. Невидимый, неосязаемый, но – рядом. Иной раз он замирал, глядя на отражение. В эти минуты он не видел себя. Он видел Теледу. И тот ободряюще улыбался ему.

Сам Калан уже давно забыл, что такое улыбка.

Старый сторож задремал, убаюканный монотонным голосом диктора, вещавшего в ночном эфире о том, как изменился официальный курс валют в связи со скачками цен на нефть. Задремал на пару минут, и очнулся от громкого стука турникета, установленного перед входом в жилой корпус.

Испуганно встрепенувшись, он успел краем глаза заметить, что кто-то стрелой промчался по холлу и скрылся в дверях, ведущих на улицу.

– Только этого не хватало, – с ужасом прошептал он.

Воспитанники академии не убегали в неположенное время из здания. Почти никогда. Пять лет назад одна неуёмная пара близнецов впервые умудрилась сбежать посреди ночи в поисках острых ощущений, и в итоге была отчислена. А сторож, упустивший сорванцов – уволен с волчьим билетом. Так что перспектива вырисовывалась ужасающая.

Вскочив с места, бедный вахтёр кинулся к выходу, надеясь перехватить дезертира прежде, чем об этом станет известно начальству.

Лиса сама толком не понимала, куда бежит. Вылетев из тёплого здания на промозглую осеннюю улицу, она окончательно проснулась и поняла, что казавшаяся в полусне вполне реальной идея умчаться обратно к Золотому морю на практике не выдерживает никакой критики.

Она уже собралась вернуться обратно, пока никто не заметил её проступка, как навстречу из жилого корпуса выскочил разгневанный сторож Барсук Горностаевич. Единственное, о чём она подумала – как же ей достанется за попытку к бегству. И как самодовольно будут взирать на это её разлюбезные одноклассники. Мысленно представив такую картину, Лиса вздрогнула. Не зная, как ей быть, она бросилась прочь от сторожа, вдоль набережной Лиственки.

Решение нашлось само собой. На сумеречной вечерней улице она даже не заметила одинокого прохожего, замершего у ограждения набережной.

– Лиса! – строго окрикнул её смутно знакомый голос, и девочка резко остановилась, оборачиваясь.

– Вы? – удивлённо произнесла она, пытаясь восстановить дыхание.

– Что Вы здесь делаете? В такое время, да ещё в таком виде? – спросил Калан, недоумённо оглядывая подопечную.

– Я…

– Стой! – раздался голос Барсука Горностаевича. – Стой, кому говорят! – тяжёлая фигура старика появилась из сумрака.

– Смею Вас заверить, она стоит, – спокойно ответил Калан.

– Калан Куньевич! – испуганный сторож остановился в паре метров от него и Лисы, тяжело дыша. – Ну… Эта…Девица…

– Что? Что-то не так? – как ни в чём не бывало, спросил Калан.

– Сбежать хотела, – нехотя выдавил сторож.

– Нет, – качнул головой Калан. – Она заметила, что я забыл ключи, и принесла мне их. Только и всего.

– Но… – начал было Барсук Горностаевич и осёкся, словно обжёгшись о ледяной взгляд педагога.

– Всё хорошо, я провожу её. Возвращайтесь на пост, – тоном, не терпящим возражений, произнёс Калан.

Кинув непонимающий взгляд на невозмутимого учителя, на растерянную ученицу, зябко поёживающуюся на холодном ветру в тонкой ночной рубашке, сторож пожал плечами.

– Смотрите, как знаете, – неуверенно проворчал он и отправился в обратную сторону.

– Я… – жалостливо пропищала Лиса, глядя на Калана.

Тот молча снял куртку и накинул ей на плечи.

– Потом поговорим, – резко ответил он.

Лиса замолчала, послушно понурив голову, и поплелась обратно к жилому корпусу. Калан шёл чуть позади, и она даже спиной ощущала на себе его пронзительный взгляд. И в принципе, его можно было понять.

Холод и сумрак вокруг создавал ощущение какой-то нереальности происходящего. Лисе почему-то казалось, как будто она одновременно здесь – и где-то далеко. Может быть, виноват холод, а может быть, абсурдность ситуации.

Уже перед самым входом в жилой корпус, взявшись рукой за дверь, она вдруг услышала, что откуда-то из темноты мягкий женский голос напевает песенку. Тихо, так, что, не зная слов, не поймёшь, о чём она…