Ребята из золотоморского детского дома старались обходить Лису стороной. Мало того, что она была «девочкой с «Арктики» – так она ещё и совсем одна. О чём можно говорить с той, у кого нет ни брата, ни сестры? Как принять её в свой круг? К тому же Лиса вечно разговаривала сама с собой, неохотно вступала в совместные игры, а в последнее время то и дело уходила на весь день непонятно куда. И вот поди-ка с такой пообщайся.

Кое-какой диалог выстроился у неё разве что с Белкой и Соней, тихими спокойными девочками, страдавшими лёгкой степенью аутизма. Вполне самодостаточная троица, казалось, не нуждавшаяся ни в ком более.

Нынешний год был десятым после гибели «Арктики», и волна ажиотажа начала подниматься гораздо раньше, чем обычно. Ещё в июле праздные зеваки из числа туристов, заметив на улицах Золотоморска Лису, старались на свой лад подбодрить девочку – мол, дата-то какая, трагедия-то какая! Лиса привычно кивала, даже не пытаясь, как бывало раньше, убедить сочувствующих, что её ну совсем не колышет эта «Арктика». И про маму с папой она помнит только, что они были. И кажется, были неплохими.

Фенек как мог успокаивал сестру, уверяя, что это временно и скоро пройдёт. Лиса грустно вздыхала, уже представляя себе, что устроят местные власти в октябре.

– Они же памятник открывать надумали! – вдруг вспомнила Лиса, всплеснув руками.

Фенек хмыкнул, проводя рукой по песку.

– И что же там будет?

– Край корабля, уходящий в море. А море создано из шести тысяч девятисот девяносто девяти имён погибших. На открытие приедет президент.

– Лиска будет жать руку президенту! – засмеялся Фенек. – Надо же, какая ты у меня важная персона!

– Не смешно, – ответила Лиса. – Твоё имя тоже будет среди этих шести тысяч девятисот девяносто девяти.

– Ага, – легко согласился Фенек. – А ты будешь снова рассказывать всё то же, что и обычно. Им никогда не надоест.

Лиса насупилась, обхватив коленки руками. Море сегодня казалось на редкость спокойным, и волны почти не доставали до того места, где они сидели.

– Этого я и боюсь, – пояснила она.

Президента Тарии знали и уважали во всех мирах Содружества Веера. Мало того, что он был одним из немногих, умевших управляться со всеми тремя стихиями, он ещё и просто являлся удивительного ума человеком. Так что то, что его переизбирали уже второй раз подряд, не удивляло никого.

Лиса знала про него только то, что говорилось в медийных источниках. И ей казалось, что он ни минуты не сидит на месте. Постоянные перелёты из одной страны в другую, укрепление дипломатических контактов с соседними мирами, вечные собрания, доклады, совещания – из этого, по мнению Лисы, и состояла его жизнь. Потому, услышав, что на траурной церемонии будет присутствовать Сервал Оцелотович, она лишь пожала плечами. Что ж, приедет, постоит пару минут – и уедет, позабыв про всё в тот же миг. Неудивительно – с его-то загруженностью!

– Пусть, – хмыкнула она. – Мне не жалко.

Пантера Тигровна, старшая воспитательница, засмеялась.

– Надо же, разрешила, – сквозь смех ответила она. – В порядок себя приведи, а не как обычно! Чтобы стыдно не было.

Лиса вздохнула.

Ежегодно, из чистого протеста, она выходила к журналистам в чём попало. То в пижаме, то в старом платье, которое воспитатели уже третий год порывались выкинуть на свалку несмотря на протесты Лисы. Она могла взлохматить волосы, чтобы выглядеть порастрёпаннее, скорчить рожицу, когда её просили попозировать для фото – в общем, никогда не отличалась примерным поведением. На все упрёки со стороны педагогов она отвечала, что журналистам абсолютно всё равно. По сути, так оно и было. Честно говоря, что-то подобное она планировала и на сей раз, мстительно потирая руки, но Пантера и Рысь Тигровны, старшие педагоги-психологи, работавшие в детском доме, являлись для неё самыми близкими людьми. Подводить их не хотелось.

– Я подумаю, – ответила она, вскакивая с места.

– Лиса, ты куда? Я ещё не закончила! – охнула Пантера Тигровна.

– Думать, – коротко ответила та.

Фенек, как всегда, смеялся до слёз. Казалось, он своим поведением компенсировал угрюмую скрытность сестрёнки.

– Так ты думала, что тебе позволят прийти на церемонию в костюме Снежинки? – переводя дух, спросил он.

– Нет, а что? – пожала плечами Лиса. – Снег, «Арктика» …

– Дура ты, хоть и пятнадцатилетняя. Он же Президент! Да тебя прежде чем к нему пускать вылижут и выгладят, и будешь ты стоять как розочка алая и пахнуть соответственно. А позади будет стоять снайпер с во-от такой винтовкой! – Фенек вскочил, изображая происходящее в лицах. – И если ты не так улыбнёшься, то ка-ак…

– Ну тебя, – перебила его сестра, поёжившись. – Не будет там никаких снайперов.

– Вот увидишь, – уверил её Фенька. – Так что и не надейся, что твои штучки в этот раз прокатят. Слыханное ли дело – трансляция по всему Вееру!

Лиса вздрогнула.

–Как же я хочу, чтобы всё поскорее кончилось…

Фенек был прав. Нет, не насчёт снайперов – насчёт одежды. Хотя после того, как девятнадцатого октября в приют нагрянула толпа стилистов, тщательно подбирая наряды не только Лисе – всем педагогам и воспитанникам учреждения – она уже и про снайперов начала задумываться всерьёз.

– Заплетём тебе завтра две косы колосками, – мурлыкала Сова Соколовна, один из ведущих столичных стилистов, расчёсывая волосы Лисы.

– Совушка, подумай, под это платье, пожалуй, лучше подойдёт одна растрёпанная коса с широким плетением, – пролепетала Неясыть Соколовна, её сестра и по совместительству ведущий дизайнер одежды.

– Правда? Хм… – задумалась Сова, старательно разглядывая подготовленный наряд.

Лиса сидела, насупившись, и сердито молчала. Ей не нравилось ни слишком девичье платье, ни то, что они натёрли воском её голову – якобы, дабы придать волосам блеск, ни то, что она уже почти три часа вынуждена слушать их нелепую болтовню.

– Лисушка, лапочка, а ты как думаешь? – заискивающе-мягко спросила Неясыть.

– Совсем всё равно, – выдавила Лиса.

Сова покачала головой.

– Значит, попробуем и то, и другое.

Лиса страдальчески закатила глаза.

Лишь поздно вечером, за полчаса до отбоя, ей удалось вырваться к морю.

– Я думал, ты уже не придёшь, – грустно улыбнулся Фенек, садясь на песок рядом с крайне сосредоточенной сестрой.

– Я тоже, – ответила она. – Ничего, осталось пережить всего один день, и всё вернётся в прежнее русло. По крайней мере, на год. Ты будешь завтра со мной?

Фенек досадливо поморщился.

– Площадь слишком далеко от моря. Да и зачем? Ты же понимаешь, как это неприятно – когда никто тебя не видит… Приходи вечером, и расскажешь всё, что было.

Лиса кивнула, поднимаясь.

– Пожелай мне удачи, – прошептала она.

Фенек ободряюще улыбнулся, крепко сжав руку сестры.

Двадцатое октября началось с панических сборов и хаотичных наставлений. От Пантеры Тигровны пахло валерьянкой, а Рысь Тигровна то и дело хваталась за сердце, когда выяснялось, что кто-то из воспитанников в очередной раз выкинул финт ушами. Лама и Антилопа переругались из-за того, кто из них наденет платье какого цвета и в итоге в битве за синий наряд умудрились порвать его едва ли не пополам. У Соболя разболелся живот, а Бобёр из вредности запульнул в волосы маленькой Козочки жевательную резинку.

Лиса, поднятая ещё затемно, равнодушно дремала, покуда Сова старательно, с прилежностью, достойной лучшего применения, заплетала её непослушные волосы в заранее продуманную до последнего локона причёску.

Неясыть тем временем грустно вздыхала, пытаясь на ходу починить разорванное юными модницами синее платье.

К девяти часам делегация воспитанников золотоморского детского дома была готова. Нарядные, умытые, аккуратно заплетённые дети стояли по парам, едва не сверкая от чистоты. Измотанные педагоги, потратившие все силы на сбор своенравного отряда, мужественно улыбались, готовые ко всему.