Последней из комнаты вышла Лиса. В новом платье мятного цвета и с незаметным, почти неосязаемым макияжем, который, однако, значительно улучшал её внешность – и с изысканно уложенной косой. Образ, созданный Совой и Неясытью, источал нежность, юность и невинность. И только презрительный взгляд выдавал истинную сущность Лисы.

Гордые проделанной работой стилисты, сияя, вышли следом за протеже.

– Лисонька, дорогая, ты как? – в привычной кошачьей манере протянула Сова Соколовна.

– Ужасно, – хмуро ответила Лиса. – И вообще, я, кажется, заболела и плохо себя чувствую. Можно, я никуда не пойду?

Сова и Неясыть взволнованно переглянулись.

– Что с тобой, деточка? – тревожно спросила Неясыть.

Рысь Тигровна громко вздохнула.

– Ничего с ней. Очередное воспаление хитрости, -пояснила она. – Лиса, вставай вперёд, у нас нет времени.

– На кой я там нужна, – ворчливо ответила та, нехотя прошаркав в начало отряда.

К десяти на площади собралась куча народа. В пресс-зоне, занимавшей четвёртую часть пространства, устанавливали десятки камер с логотипами ведущих каналов не только Альтерики, но и многих миров Веера. Фотографы сновали туда-сюда, выискивая среди толпы известных деятелей культуры и искусства.

Отряд детского дома безо всяких препон прошёл через службу безопасности, старательно проверявшую всех, кто намеревался попасть на площадь. Один из охранников, заметив Лису, расплылся в сочувственной улыбке, окончательно испортив ей и так не сильно радостное настроение.

Фотографы накинулись на детей, словно хищники на добычу.

Сова и Неясыть привычно улыбались, Рысь и Пантера щурились от вспышек, а ребятишки, довольные всеобщим вниманием, махали журналистам руками.

Их поставили на специальный участок недалеко от сцены.

Лиса уже было спряталась за спинами товарищей, но Сова выловила её, не прекращая улыбаться.

– Нам туда, дорогуша, – кивнула она в сторону трибуны для особо важных гостей.

– Но… – пыталась протестовать Лиса, с ужасом представив себе, что на этом месте она будет видна всем на площади.

– Поторопись, милая, поторопись! – подтолкнула её вперёд Неясыть.

Лису усадили по центру трибуны, Сова и Неясыть обосновались сразу за ней.

– Держи спинку ровно и веди себя как подобает, – наклонившись, прошептала ей на ухо Неясыть. – Не забывай, будет вестись прямая трансляция по всем центральным каналам Веера, и поверь мне, камеры будут показывать тебя не реже, чем Сервала Оцелотовича.

Лиса вздрогнула, представив, сколько глаз будет устремлено на неё, и в животе у неё неприятно заныло.

«Ничего, – тихо подумала она. – Ничего, это ненадолго. Скоро всё будет как прежде».

Сервал Оцелотович появился за пару минут до начала мероприятия, деловито осведомился у распорядителей, все ли на месте и, убедившись в положительном ответе, тут же, без подготовки, вышел к микрофону.

С опозданием на долю секунды громкоговорители объявили главу государства. Зазвучал гимн Тарии. Площадь сначала захлопала в ладоши, а потом замерла под звуки гимна.

Важные гости с трибуны, куда усадили Лису, почтительно встали, и она, на мгновение замешкавшись, последовала их примеру.

– Дорогие друзья! – начал Сервал Оцелотович, и вокруг воцарилась тишина. – Я обращаюсь сегодня к вам, жители Веера. Тем, кто потерял близких в страшной трагедии, случившейся на Золотом море ровно десять лет назад. Вся Тария, вся Альтерика, весь Веер сегодня склоняет голову, скорбя вместе с вами. Нет таких слов, которые смогли бы передать ужас произошедшей катастрофы. «Арктика» стала символом скорби, горя и отчаяния для тысяч и тысяч людей. И всё же… Во всей этой бездне печали есть одно светлое пятнышко. Катастрофа, унёсшая жизнь шести тысяч девятисот девяноста девяти людей, пощадила маленькую девочку, наш живой символ веры, надежды и любви. Лиса, лишившаяся в страшной аварии всех родных, смогла не только спастись, но и наперекор всему выжить. Выжить одна, проявив чудеса мужества и отваги.

Лиса, слушавшая патетическую речь президента, чувствовала, что все камеры направлены на неё. Сейчас тысячи людей, потерявших на «Арктике» близких, с ненавистью смотрят на экраны, думая только об одном – «почему она? Почему не мои родные?». И, прекрасно зная это, Лиса просто мечтала показать им какой-нибудь неприличный жест. Но слева от неё сидел министр иностранных дел, справа – президент соседней Антарии, и за любую её выходку серьёзно досталось бы Пантере и Рыси, так что ей волей-неволей приходилось вести себя прилично.

– Лиса! – девочка вздрогнула, услышав отражённое тысячей динамиков обращение к ней, и подняла глаза. Сервал Оцелотович обернулся в сторону их трибуны и смотрел прямо на неё. – Ты дала нам надежду. Ты сумела доказать, что человек способен вынести всё и остаться человеком. Ты достойна самого лучшего. И сегодня, сейчас я говорю: ты получишь то, чего достойна. Я подписал приказ о зачислении тебя в качестве студента в Президентскую академию. И пусть будущее твоё начнётся уже сегодня.

Толпа изумлённо охнула и рьяно зааплодировала. Поступить в самую элитную школу Тарии было непросто даже имея и способности, и связи – абитуриентов подвергали жесточайшему отбору. Учёба там автоматически давала зелёный свет в жизни каждому выпускнику. Так что подарок был несказанно щедрым. Рысь и Пантера взвизгнули так, что их было слышно даже на трибуне. А Лиса, услышав эти слова, ошарашенно замерла. Страшный холод разлился по всему телу, а в глазах неприятно зарябило. Она не могла покинуть Золотоморск. Не могла.

– Не надо… – еле слышно прошептала она, схватившись рукой за спинку стула перед ней. – Не надо…

Сидевшая позади Сова вцепилась пальцами в её плечи и, наклонившись, прошептала: «Молчи! Молчи – и улыбайся! Это огромная честь!»

Лиса замерла, пытаясь побороть нахлынувшую дурноту.

А Сервал Оцелотович уже отвернулся, продолжая проникновенный монолог.

Потеряв счёт времени, Лиса судорожно соображала, как отменить распоряжение президента. Может, стоит объяснить, что ей и тут хорошо, и она благодарна за честь и всё такое, но…

«Конечно, – подумала Лиса. – Конечно. В академию столько желающих! Они лишь обрадуются, если я откажусь. Да, так и сделаю…»

И она немного успокоилась.

– А теперь, – зазвучал в динамиках хорошо поставленный голос ведущего. – Мы начинаем торжественную церемонию открытия монумента в память о жертвах «Арктики». И право открытия предоставляется Президенту Тарии Сервалу Оцелотовичу Торову и ученице Президентской академии Лисице Корсаковне Беловой.

Услышав своё имя рядом с гордым званием «ученица Президентской академии», Лиса подскочила. Надежда угасала в ней с каждой секундой.

Кто-то помог ей выбраться с трибуны. Кто-то подвёл её к красной дорожке, на которой уже стоял Сервал Оцелотович. Кто-то прошептал заботливо на ушко «подойдёте к памятнику, вместе возьметесь за белую ткань, дёрнете, она упадёт, повернётесь – и попозируйте для фотографов».

Расстроенная, бледная, она подошла к президенту.

– Ты готова, Лиса? – тихо спросил он.

Она кивнула, вставая рядом.

– Я… – прошептала она, почти не шевеля губами. – Я не хочу ехать в академию.

Сервал Оцелотович нахмурился.

– Иди вперёд, – так же бесшумно прошептал он ей.

Они прошли по ковровой дорожке к накрытому белой тканью монументу.

Президент привычно взялся рукой за полотно. Лиса неуверенно повторила его жест.

– Я сказал об этом на весь Веер. Я не беру слова обратно. Так что с этого мига ты – ученица академии. Лучше скажи «спасибо», – он резко дёрнул ткань.

Белое полотно с шумом упало на пол, открывая искусно созданный памятник: прекрасный лайнер, уходящий в пучину из тысяч имён погибших. Засверкали вспышки фотоаппаратов, запечатлевавших исторический момент.

Сервал Оцелотович повернулся к фотографам, давая им возможность сделать удачный кадр. А Лиса так и стояла, не моргая глядя на монумент. Вместе с белым полотном окончательно рухнула её надежда на то, что всё будет как раньше….