Сегодня в центре перекрыли движение, и толпы людей, шатающихся по празднично украшенным улицам, ленно прогуливались от одной открытой сцены к другой.
Ученикам академии дали всего пару часов на то, чтобы прогуляться по оживлённым площадкам. К трём часам все должны были вернуться к стоянке автобусов. Без опозданий.
После окончания мероприятия Афалина помогла Лисе выбраться из толпы, устремившейся к выходу с трибун, и добраться до автобуса. Там все ученики, на время мероприятия облачённые только в парадные формы академии, укутались в тёплые шарфы и куртки и, получив чёткие инструкции о времени сбора, разбежались по интересным им точкам. Лиса, быстро нацепив на себя тёплую одежду, устремилась было хвостиком за Афалиной – первым человеком, который был с ней добр в этом заведении, но та, не заметив спешащей следом девочки, умчалась прочь, не сказав ни слова.
Лиса, расстроенная и оскорблённая в лучших чувствах, грустно понурив голову, отправилась на прогулку в гордом одиночестве.
Яркие витрины и громкая музыка, звучавшая от каждой сцены, отвлекли её от невесёлых мыслей. В такой толпе, где никому нет дела ни до кого и где все – часть единого организма, главная цель которого – веселиться и быть счастливыми, так легко затеряться! На одной из площадок завели огромный хоровод, кружась в такт весёлой музыке, и когда Лису подхватили за руки, втягивая в общий круг, она не стала сопротивляться, позволив суматохе праздничного дня поглотить её без остатка…
Первое декабря плавно клонилось к вечеру. Темнело рано, и к пяти часам Листвень уже погружался в сумерки. Медленно, один за другим, зажигались фонари, начинали мигать неоновые вывески, включалась подсветка зданий.
На Старом Севере, окраине города, о празднике напоминали только растяжки с воздушными змеями на голубом фоне, изредка встречавшиеся по дороге. В остальном жизнь здесь шла своим чередом – разве что из-за того, что центр перекрыт, пробки на улицах начали образовываться чуть раньше, чем обычно.
Калан шёл по плохо освещённой улице малознакомого ему района, внимательно высматривая номера домов. Нумерация в старой части Лиственя была непоследовательной, и потому найти нужное здание на улице, где за тридцать седьмым домом следовал сто пятый, оказалось не так-то просто. Остановившись под мигающим фонарём, Калан в очередной раз вытащил из кармана какую-то аккуратно сложенную вчетверо бумажку и принялся внимательно её изучать.
– Плохая идея, очень плохая, братец, – Теледу, нехотя плетшийся позади, осуждающе покачал головой. – Мне совсем не нравится. Ничего хорошего из вечерних шатаний по неблагополучным районам обычно не выходит.
Калан поднял голову, оторвавшись от листа, посмотрел на номер здания, вновь на лист, и, аккуратно спрятав бумажку в карман, решительно направился к арке, ведущей во двор дома.
Теледу обречённо направился следом.
– Что мы тут делаем? Куда мы идём? Ну, в конце-то концов, я уже ничего не понимаю, – пробурчал он.
Проходной двор вывел их в целый лабиринт хаотично расположенных домов. Этот район, застраивавшийся в промежуток между двумя страшнейшими войнами, можно было назвать истинным символом того времени: здания возводились без раздумий, в спешной попытке расселить как можно больше оставшихся без крова жителей страны, и всё строительство подчинялось только этой практической задаче. О красоте и удобстве в тот момент никто не думал. Со временем район стал своеобразной достопримечательностью, по лабиринтам Старого Севера водили экскурсии, о них писали удивительные исследовательские работы – но жить в этой части столицы никто особо не стремился. Район издавна считался неблагополучным и как магнит притягивал к себе всех, кто обижен жизнью.
Калан ещё почти полчаса плутал по закоулкам и дворам, пока не нашёл нужный ему дом.
Сумерки сгущались, и в неосвещённом лабиринте становилось всё сложнее найти дорогу. Теледу, искренне переживавший за брата, вздрагивал от каждого постороннего звука. Калан же выглядел крайне спокойным, как будто его не волновало, что он находился в центре самого неблагополучного района.
Дом, который он искал, ничем не отличался от прочих малоэтажных строений вокруг. Те же серые стены с разводами, та же ржавая крыша и узкие окна – разве что у подъездов стояли относительно новые скамейки, на которых сломали ещё не все перекладины.
На одной из таких скамеек сидела шумная компания. Кажется, они были очень рады сегодняшнему празднику. Калан, не обращая на них внимания, спокойно прошёл мимо, завернув в соседний подъезд. Теледу, настороженно шагавший следом, шумно выдохнул, отметив, что компания не заметила случайного прохожего.
В подъезде было темно и сыро. Неприятный запах, неоднозначно намекавший на проблемы с канализацией, не могло истребить даже выбитое на втором этаже окно. Калан, поморщившись от стоявшего в помещении аромата, спешно поднялся по обшарпанным ступеням на третий этаж и замер, изучая площадку. Одна из четырёх дверей здесь оказалась заколочена досками. Вторая, обитая снаружи дерматином, была исполосована, словно кто-то прошёлся по ней острыми когтями, причём неоднократно. Третья, деревянная, красовалась посередине, сверкая свежей краской и заметно выделяясь на фоне коллег. Четвёртая же, с наполовину отломленной ручкой и вырванным дверным звонком, убого примостилась с краю, словно стараясь остаться незамеченной. Подумав пару минут, Калан подошёл к покрашенной двери и нажал на звонок.
Звук его оказался настолько неприятным, что и Калан, и Теледу невольно поёжились.
– Как им самим-то не противно? – отметил Теледу.
За дверью послышалось копошение.
– Чего? – раздался грубый голос.
– Я ищу Желну Лоскутову, – ответил Калан.
– Нет тут таких, иди-ка отсюда подобру-поздорову, – раздалось из-за двери.
– Откройте, пожалуйста, это очень важно, – как ни в чём не бывало продолжил Калан.
– Нет тут таких, тебе сказали! – голос за дверью стал злее.
– Передайте ей, что это Калан Тисов, – ответил он.
Дверь резко распахнулась, заставив Теледу вздрогнуть от неожиданности. За ней стоял немолодой высокий плечистый мужчина с молотком в руке, на голову выше Калана и Теледу, и вид у него был далеко не дружелюбный.
– Послушай, я тебе что, неясно сказал? – спросил он. – Считаю до трёх, и если ты ещё будешь здесь, то пеняй на себя.
– Не стоит, Жако, Вы всё равно мне ничего не сделаете, – по-прежнему спокойно произнёс Калан, глядя на собеседника. – Просто скажите Желне, что к ней пришёл бывший ученик.
Мужчина растерянно заморгал, удивлённо глядя на смелого посетителя.
Позади послышался тихий шелест шагов.
– Спокойно, Жако, спокойно, – раздался мягкий голос. – Это свой, – из-за спины верзилы выглянула высокая сухопарая женщина, удивительно похожая на него.
– Добрый вечер, Желна Лебедевна, – кивнул ей Калан.
– Добрый, дружок. Проходи, – улыбнувшись бескровными тонкими губами, ответила она.
Жако, сердито насупившись, повернулся боком, освобождая посетителю проход.
– Ну, коли свой, то проходи. Сам понимаешь, ходят тут всякие… – ворчливо произнёс он.
– Само собой, – согласился Калан, входя в квартиру.
Теледу, на мгновение зазевавшись, оказался за дверями, захлопнувшимися перед самым его носом.
– Прекрасно, – горько произнёс он, скептически оглядывая грязные обшарпанные ступени. – Вот в такие минуты я искренне радуюсь, что меня видит только Лиса. Что ж, не торопись, братик, мне и тут хорошо, – ещё раз окинув взглядом прогнившие ступени, он нерешительно прислонился к стене. – Пожалуй, я лучше постою.
Крохотный городок Елень стоял в стороне от дорог. До ближайшего областного центра, Калиновска, на автобусе – три часа. До столичного Лиственя – почти двенадцать. Население – тридцать тысяч с небольшим. Семь школ, девять детских садов и классов и – ни одного высшего учебного заведения. Образование здесь давали самое что ни на есть стандартное, а потом выпускники разъезжались из городка кто куда – поступали в ВУЗы, на стажировки или в высшие школы, и чаще всего уже никогда не возвращались на малую Родину. Но что странно – еленцы почему-то оказывались удивительно талантливы практически во всех сферах. Выходцы из этого внешне ничем не примечательного городка сумели прославить малую Родину и в науке, и в бизнесе, и в политике, и в изящных искусствах. Портреты известных еленцев украшали актовые залы всех школ города. Дети тянулись за известными земляками – и практически каждый новый выпуск добавлял хотя бы одной школе новый повод для гордости. Быть уроженцем Еленя было почётно и весьма полезно для карьеры. Мало того, взрослые еленцы всегда охотно помогали юным землякам, сделав маленький город на рынке труда едва ли не брендом.
