Марги и Онцилла радостно улыбнулись.

– Подумай хорошенько! – прощебетала Марги. – Мы будем очень, очень рады видеть тебя в нашем классе!

– Главное, не перепутай – первая параллель, – напомнила Онцилла.

С двух до трёх часов учеников в столовой сменяли педагоги. Пока школьники отдыхали, гуляя по парку, читая книги в библиотеке или валяясь в своих комнатах, преподавательский состав проводил время обеда в тесном кругу. Здесь классные руководители, кураторы и учителя-предметники могли обсудить перспективы развития подопечных и скорректировать программу индивидуальных занятий за чашкой чая. Ежедневно здесь, в неформальной обстановке, вершились судьбы будущих звёзд школы и рушились в пух и прах сотни некогда казавшихся нерушимыми воздушных замков детских надежд. Каждый ребёнок должен был получить то, что ему подходит более всего. И неважно, хочет он того или нет.

Калан всегда старался избегать задушевных бесед с классными руководителями. Чаще всего они заканчивались одним и тем же: от него требовали внимательнее присмотреться к тому или иному ученику, на взгляд классруков делавшему успехи в гуманитарных науках или оставить в покое того или иного воспитанника, судьба которого лежала далеко за пределами преподаваемого им предмета. С тех пор, как пару лет назад он стал одним из кураторов, к этим стандартным просьбам добавилось также дружеское пожелание сосредоточить внимание на том или ином предмете при проработке программы с определённым учеником. Каждый раз Калан вежливо кивал, слушая очередного просителя, и каждый раз пропускал просьбы мимо ушей.

«Извините, – мысленно отвечал он собеседнику. – Но в том, что касается моих учеников, я разберусь без Ваших ценных указаний».

И может быть, именно поэтому из классов, которые вёл Калан, за годы его преподавания уже вышел не один перспективный молодой лингвист.

Сегодня он увлечённо перелистывал заметки, составленные в ходе разбора архивов в минувшую субботу. В очередной раз пытаясь восстановить в голове полную картину из разрозненных обрывков, которые удалось найти, Калан рассеянно размешивал ложечкой порядком остывший чай.

– Простите, – раздался громкий голос, заставивший Калана оторваться от записной книжки. – Видимо, я отвлекаю Вас от чего-то весьма занимательного, но дело очень важное, – Барибал, классный руководитель одиннадцатого класса второй параллели, сидел напротив, пристально глядя на Калана.

– Да, я Вас слушаю, – кивнул тот.

– Видите ли, одна моя ученица решила выбрать в качестве выпускной специализации литературоведение.

– Которая из? – уточнил Калан.

– Афалина Теплова.

– Что же Вас удивляет? – недоуменно поднял брови Калан. – Она – прирождённый литвед, и было бы странно, если бы она решила избрать что-то другое.

– Дело в том, что её брат уже получил распределение на новое место работы. После окончания обучения он отправится в Вертерику, где будет принят стажёром в столичный аэропорт.

– Я рад за него. Только при чём здесь Афалина?

– Видите ли, в аэропортах нет работы для литературоведов.

– Логично. Только я пока не улавливаю связь между Вашей речью и мной.

– Отговорите её от сдачи экзамена – она послушается только Вас. Ей следовало бы заняться какой-либо технической дисциплиной, на худой конец – социальной, но никак не той, что она выбрала, если она желает добиться успехов на новом месте. Меня она не желает слушать. Мало того, она старается уговорить брата отказаться от предложенного места и остаться в Листвене.

– Не вижу тут ничего предосудительного. Листвень – столичный город, и для одарённого воздушника здесь всегда найдётся достойная работа. Кроме того, и Дельфин, и Афалина смогут поступить в университет и продолжить обучение.

– Дельфину не найти в Листвене столь престижного места! – Барибал повысил голос, слегка приподнявшись на стуле.

– Вертерика не признаёт наших дипломов. И если воздушникам в любом мире рады априори, то Афалина будет лишена всех перспектив. Почему же её судьба менее важна, чем его?

– Да потому, что она поступила в академию исключительно благодаря тому, что оказалась сестрой перспективного воздушника! – выкрикнул Барибал и моментально осёкся.

В зале повисла тишина. Педагоги удивлённо оглянулись на пристыжено замолчавшего Барибала.

– Вот Вы и сказали это, – Калан собрал записи и тихо встал из-за стола. – А как же золотое правило «все ученики равны между собой»? Выходит, одни всё-таки равнее других?

– Я не то хотел сказать, – робко пытался протестовать Барибал.

– Конечно, – ответил Калан. – Тогда позвольте Дельфину и Афалине решить самим. Всего доброго, – и он, кивнув собеседнику, вышел из столовой.

В три часа начинались индивидуальные занятия. Групповые – для учеников, которые уже определились с приоритетными предметами. И личные – для самых сильных и самых слабых ребят, чтобы первые смогли достигнуть ещё больших высот, а вторые – успешно конкурировать с одноклассниками. Все методики, применявшиеся в академии, были авторскими и не имели аналогов в Тарии. Любой педагог, претендовавший на место преподавателя, должен был презентовать свою, уникальную и действенную методику изучения предмета. И только лучшие из лучших выходили в финал, из которого формировался резервный фонд на случай появления вакансий.

Лиса пришла в класс за полчаса до начала занятия – в последнее время это стало для неё традицией – и едва дождалась трёх часов.

– Добрый день, Лиса, – Калан, как всегда, пришёл ровно ко времени.

– Добрый, – кивнула она. – Ну что, Вам удалось что-то разузнать?

Калан на секунду замер, испытующе глядя в горящие любопытством глаза ученицы.

– Думаю, что да, – ответил он. – Но об этом мы поговорим не раньше, чем закончим с положенной на сегодня программой.

Лиса разочарованно застонала.

– Но так нечестно! – попыталась протестовать она.

– Зато у Вас будет мощнейший стимул усердно работать, – хмыкнул Калан, занимая место за учительским столом. – Чем продуктивнее пройдёт занятие, тем больше у нас будет времени. И чем старательнее Вы будете при выполнении внеклассной работы, тем меньше времени нам будет требоваться на разбор тем в аудитории. Вы согласны?

– Хороший стимул, – нехотя согласилась Лиса. – Что ж, тогда давайте уже начнём, у нас не так много времени!

Насчёт стимула Калан не ошибся. Лиса, получив мощнейшую мотивацию, решительно отказалась от перерывов и всем своим поведением демонстрировала крайнюю заинтересованность в изучаемых темах. Не без удовольствия отметил он, что девочка, ещё месяц назад не умевшая анализировать простейшие вещи, всё яснее и чётче начинала видеть причинно-следственные связи и уже не просто зубрила положенные ей задания, а научилась вникать в суть поставленной задачи. В итоге вместо положенных двух часов они управились со всем объёмом за полтора.

– Вы молодец, Лиса! – констатировал Калан, когда они закончили разбор культурологических особенностей разных социумов Альтерики.

– Спасибо, – отмахнулась та. – Так что, я могу наконец-то узнать, что Вам удалось выяснить?

– Конечно, – кивнул Калан.

Лиса подалась чуть вперёд.

– В общем, сложно найти что-то новое в документах, которые за десять лет сто раз перелопачены с ног на голову, – начал Калан. – Поэтому если начинать с «Арктики», то нужно искать там, где ещё не поживились другие исследователи. Вы же знаете, что расследование обстоятельств крушения заняло почти полгода. После того, как корабль пропал, всю документацию, включая деловую переписку, трудовые договоры, бухгалтерскую отчётность и даже распечатки телефонных переговоров, имеющих отношение к «Арктике», опечатали и приобщили к делу. Однако в итоге никакого официального вывода в деле не было сделано, все документы сдали в архив на вечное хранение и благополучно махнули на них рукой. Первые два года они оставались закрытыми для широкого круга, но потом гриф сняли, и бумаги передали в специализированный архивный фонд главной библиотеки, чтобы подчеркнуть, что ничего не скрывают от глаз общественности. Правда, за все годы архив запросили всего пять раз. Никому не было дела до офисной бумажной схоластики. Да и не так-то просто разобраться в таком количестве разрозненных и разноплановых официальных бумаг. И всё-таки я решил, что если и можно найти какие-то новые зацепки, то только там.