Лера молчит в тряпочку и тряпочку не берет.

– У меня ветровка есть.

Лера принимает подарок, убирает незажженную сигарету за ухо, надевает кофту, в которой тонет, как в парусе, капюшон повисает у него на голове, волосы торчат лишними черточками. Нут протягивает руку и поправляет прядь.

– Ладно, пошли уже, дома есть чай и водка.

Потом вытаскивает сложенную в комок тонкую куртку, застегивает молнию у нее и у рюкзака, который цепляет на оба плеча, и шагает вперед.

– Ты идешь?

========== Петербургская свадьба в уездном городе N ==========

«мой остров – сад и гроздья

мой мост – доска и гвозди

вот так на вид все просто

но ничего неизвестно»

«на брачных простынях, что сохнут по углам

развернутая кровь, как символ страстной даты

смешается в вине с грехами пополам»

Нут просыпается, физически ощущая пустоту в квартире, как та расширилась, как отступили от него стены.

Кот сидит на подоконнике, вылизывает себя, расщеперив подушечки, спрятав когти.

Толстовка и штаны аккуратно сложены на столе. Больше нигде нет места.

Костюма нет.

Нут откидывается обратно на подушку, затягивается с головой одеялом, вползая обратно во вчерашний день, как в очень узкий тоннель.

Они шли домой в тишине. Уставшие. И ещё почему-то. Нут не знал, что сказать, а Лера вообще как будто самоустранился из оболочки.

Лестницы.

Шуршание шагов.

Дверь открылась.

Включился свет.

– Пить будешь?

Лера пожал плечом. И они вошли на кухню.

Лера сел на табуретку, стал рассматривать свои руки.

Испачканные краской.

– Маслом потри, всё отмоется.

Нуту становилось все больше не по себе, что ему не отвечают. Словно он где-то ошибся, выпустил нитку, шар улетел куда-то, а он не видел – куда.

Лера поднялся, взял бутылку, вылил на ладони под-солнечные лужицы, стал размазывать.

– Сильнее нужно.

Нут не мог смотреть на эту слабую возню и взялся сам, как всегда брался, если кто-то чего-то не мог. Да и смотреть на этих скользких рыбин было невыносимо.

И он совсем не въехал – как – перехватил Лерины руки и принялся втирать масло в кожу, которая под его пальцами начала краснеть, подменяя один цвет другим, краска сходила слоями, словно в океане острова исчезали.

Лера по-прежнему ничего не говорил и сначала смотрел на руки, потом на Нута. Тот резко остановился под этим взглядом, сжав чужие ладони так, что раздался странный жалкий щелчок, и это был единственный ответ, который они оба услышали. Дальше уже скользкая рука Нута оказалась на Лериной щеке, а губы – на его прохладных губах. Внутри он был горячий, такой горячий.

Ум за разум зашел, скрылся в непроглядной тени.

И вот теперь вокруг едва пахнет увядшими цветами.

Нут выбрался из кокона, встал с кровати. Простыня вся изгваздана. Еще и маслом. И тонким багровым росчерком.

И если сложить все пятна вместе – получится минотавр. Словно Ариадна не того вывела из лабиринта. Тесей во тьме с дырой в животе в форме рога. Бык у ворот. Нить оборвалась во мраке подземелья.

========== грабли ==========

«я начал понимать

что не пойму

какого хера и

какого хуя

из нас двоих лишь я один рискую

рискую стать ненужным никому»

От рисованных мыслей Нута отвлекает звонок, и он бы непременно обрадовался, если бы не «бы» и не настойчивость.

Открывает дверь.

На площадке – Мариша.

– Боже, как я курить хочу. У тебя есть что?

– Угу, – угрюмо дудит Нут и впускает ее в квартиру.

Мариша в домашних оранжевых сланцах (ногти – фиолетовые) бодро идет на кухню. Нут – за ней. Босиком. Садится на табуретку, припадая спиной к стене, шипит, выворачиваясь правой лопаткой. Мариша делает первую (за неизвестно сколько) затяжку, блаженно прикрыв глаза.

– Как у тебя дела?

Спустя полсигареты – её вдруг интересует.

Нут выдает проквашенную мину вместо ответа.

– А чего это ты?

– Я вообще – как?

Невпопад спрашивает он.

– В смысле?

– Без смысла. В койке.

Мариша, гогоча в потолок, выпускает рваную струю дыма, которым давится.

– Ты что это, оскандалился?

– Нет. Но вообще, не знаю. Я че-т перенервничал. А потом все как-то. Смешалось.

– Поймал всё-таки свою золотую рыбку?

Мариша тушит сигарету в хрустальной пепельнице, доставшейся Нуту вместе с квартирой – от отца.

– Поздравляю.

– Вот не надо, а? И че я только вечно с тобой говорю. Хоть бы раз что дельное сказала.

Мариша нехорошо улыбается. Нут смутно припоминает:

– Мы ведь неплохо с тобой проводили время. Всё было как-то понятно. И вообще, всё всегда так понятно…

– Но ты совсем не нервничал. Так что, извини, не могу оценить с этой стороны.

Она прикуривает еще одну.

Он встает и наливает холодной воды в стакан.

– Охренеть! Это еще что такое?

Восклицает она на тигриный росчерк на левом плече Нута.

– А, это… – он выворачивается посмотреть, но конца царапин не видит, только чувствует.

– Ну прямо львица.

Приподнимает брови Мариша и брезгливо добавляет:

– Фу, как негигиенично. Нужно обработать чем-нибудь. Дай-ка посмотреть.

– Не надо, – отворачивается Нут, – уже обработано.

– И чем?

– Тебе, типа, не пора?

Мариша подходит к нему очень близко и очень искренне на него смотрит.

– Чего…

Потом бьет чуть не со всей силы ладонью в дубовый лоб.

– Э, офигела? За что?

Спрашивает он, прижимая руку к коре.

– Дорогой мой, запомни уже, наконец, как работают грабли.

========== «а»и«д» сидели на трубе ==========

«voulez-vous coucher avec moi»

«ты – трепетный огонь

ты – чистая вода

о, Боже, упаси

не говори мне “да”»

Нут шмонает Лерину страницу на предмет завязать разговор. Надо сказать, лично ему – понравилось. И завязывать – совсем не тянет. Впрочем, не похоже, что это у них – взаимно.

Нут стучит пальцами по столешнице, на Лериной странице репостнута выставка-судьба – «#greenstreet».