Подле.

Царского сына.

Царевна-лебедь благоволит тебе, Иванушка-дурачок.

Отныне только живи.

И радуйся.

Ликуй.

Поклоняйся.

Благодари.

========== «полёты во сне и наяву» ==========

«стань мне ближе горящих звезд»

Нут уезжает из мира темных лесов, синих рек, бескрайних полей в некое малопонятное – обратно.

В тишине.

Не тянет включать музло, подбирать с обочин попутчиков, думать.

Кончился гравий и ладно.

Через пару дней он записывает партию для их старой вещицы, о которой все уже позабыли, а вот – всплыла. Три вечера долбится на точке в поисках того самого ритма. Потом сидит долго, в руках безвольные палочки, и какое-то непонятное ему бесчувствие.

Оглушенность.

Потом в телефон приходит:

– Я приеду вечером?

– Во сколько?

– В 9

– Ок

И прорывает плотину.

Внутренний Амстердам – а ты был симпатичный.

– Скучаешь по мне?

– Да

– Сильно?

– Мне хватает

– Хорошо

– Кому?

Кровожадный тотем.

Но божество, как ему и полагается, ничего не отвечает.

*

В 9

Нут чистый, точно протертое рукавом стеклышко, только что поры себе не отскреб – ждет.

Как долго.

Идут минуты.

Звонок в дверь арендует грудину, что беговую дорожку, наращивает ритм.

За – дверью – полотно размером с лестничную клетку.

Явление.

Лера в пиджаке, с руками, спрятанными в карманы. Позвонил и снова убрал. И этот предполагаемый жест разрезает море густой неловкости на кусочки – лям за 100 грамм.

Лера прикусывает губу – в Нуте включаются все нужные кнопки.

По три и четыре.

Аккорды поют.

Но ракету уносит в космос только, когда Лерино тело прижимается равно близко и к Нуту, и к койке, с которой приходится делить его тяжесть, впиваясь пальцами, шершавя ладонями, смачивая слюной.

========== «заядлые зайки» ==========

«пусть упадет звезда

небо покрыто девятью сотнями тысяч звезд

пусть одна из них упадет

и родится любовь»

«где вечные сумерки и вечные колокола»

Нут стоит на балконе, курит, вдыхая темную августовскую ночь. Лера сидит на деревянном полу, кутаясь в тяжелую толстовку и просовывая пальцы, незанятые сигаретой, в узкие дырки.

Кот блаженно жмурится в форточке, пушась в золотом свете окна с кухни.

После Нут сам блаженно жмурится в темный, как ночь, потолок. Лера засыпает у него на плече, слышно как меняется его дыхание. Нут слабо перебирает его волосы пальцами. И так ему хорошо и спокойно, словно они одни в целом мире, как во всех этих песнях всех времен и народов. И хочется таких странных и смешных вещей… и что самое дикое – совсем не стрёмно их делать. И он чуть поворачивается и целует Леру куда-то в голову, слепо – жесткие сухие полоски нежно прижимаются к губам, потом еще длится дуновение этого касания. И всё.

Сны.

========== моя девочка ==========

«она не пишет стихов

она не любит вино

она считает, что мы

знакомы очень давно

она заваривает чай

когда чайник остыл

она делает все так

чтоб я ее не забыл»

Нут чувствует, что морда у него только что была кирпичом – мысль и отсутствие мысли равно, порой, уродуют физию – и вот она, как прежде скомканный лист бумаги, распрямляется, потому что Лера просыпается. Ночью он весь совершенно раскутался, и теперь вытягивается, как белая лента, нежно переваливаясь с одной половины себя на другую, потом вяло, как маленький, спускает ноги на пол, волосы взъерошены, рассыпаются по плечам, открывая припухшее и словно обиженное со сна лицо, грустное, как у школьницы, которую не отпускают остаться дома.

Раннее утро. Воскресенье. Золотой свет из окна вырезает в комнате красивый прямоугольник.

Лера смотрит на Нута, тот смотрит на него – один улыбается, и другой улыбается.

Нут думает:

моя девочка.

Лера:

– Хочу чаю. Ты будешь?