Глорфиндел тяжело вздохнул и погладил юношу по волосам:

— Тише, малыш… Твой брат в порядке… Он сильный воин. Мне жаль. Но твой брат знал, на что шёл, нарушив приказ своего Короля. Он подверг опасности жизни своих воинов, ослушался прямого приказа Короля, вынудил его подписать мирный договор, защищал изменника, чуть не оставил твоего отца без наследника…

— Мой отец… чудовище!!! — прорычал Леголас.

— Он Король, малыш, — печально улыбнулся Глорфиндел.

— Тогда он… чудовище голубых кровей! Ненавижу его! — фыркнул Леголас, обняв руками коленки, повернулся к Глорфинделу спиной и, глотая слёзы, забормотал себе ругательства под нос. — Надменный, бессердечный, жестокий кусок дерьма! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!

— Мой дикарь, а что, если я скажу тебе, что есть способ передать твоему брату письмо так, чтобы Трандуил об этом ничего не узнал? — расплывшись в лукавой улыбке, промурлыкал Глорфиндел. Ливень и поток ругательств тут же стихли, а два покрасневших синих глаза с удивлением покосились на Нолдо. — Напиши своё письмо ещё раз сегодня вечером. Обещаю, твой брат его получит.

— Правда? Вы сделаете это? — сапфировые глаза засияли, а на губах появилась робкая счастливая улыбка. В считанную секунду Леголас повис на шее своего лорда, осыпая его поцелуями. — Спасибо! Спасибо вам, мой лорд!

Глорфиндел расхохотался и вовлёк Леголаса в нежный страстный поцелуй. В этот момент проснулся Гилрион и потребовал вернуть ему его Синда.

— Маленький собственник! — обречённо вздохнул воин и нехотя выпустил Леголаса из объятий.

Комментарий к Глава 33. Признание roch-neth= жеребёнок

pen-neth= дитя

====== Глава 34. Дамоклов меч ======

— Как ты хочешь это сделать? — с ухмылкой поинтересовался Глорфиндел.

— Сделать что?

— Только не говори, что забыл о наказании, roch-neth? — проворчал воин.

Леголас заметно побледнел и испуганно уставился на Глорфиндела. Принц и в самом деле забыл о дамокловом мече, висевшем всё это время у него над головой, ну, или пытался забыть… К тому же, после их вчерашнего разговора у Леголаса появилась крохотная надежда на то, что в сердце Нолдо есть толика сострадания и нежности к нему.

«Моргот его разберёт, то он позволяет мне отправить письмо брату с одним из шпионов Элронда, то хочет меня наказать… Я тебя не понимаю, Нолдо…».

— Молчишь? Хорошо, значит мне самому придётся решить за тебя… Думаю, мы сделаем это на моём письменном столе. Ляг на столешницу и не двигайся, пока я не разрешу.

— Но… — строгий взгляд изумрудных глаз тут же заставил Леголаса умолкнуть — спорить с Нолдо не имело никакого смысла.

Обречённо вздохнув, юноша облокотился на гладкую, деревянную и очень холодную столешницу. Её край неприятно впивался ему в бёдра, и юноша заёрзал, пытаясь устроиться поудобнее, но, услышав, как Глорфиндел сделал шаг в его направлении, мигом успокоился. Мужчина оценивающе погладил его по упругим ягодицам, легонько шлёпнул по ним и рассмеялся, когда Леголас тихо выругался.

— Не нарывайся, малыш. Я и так к тебе излишне снисходителен, ты так не думаешь? Что бы твой отец сделал, проверни ты нечто подобное с ним, ммм?

Леголас тяжело вздохнул и закрыл глаза. Он знал, что Глорфиндел был с ним довольно… милосерден, и он знал, что, наверное, и впрямь заслужил это наказание, ведь он лгал всем вокруг несколько месяцев о том, кто он есть на самом деле. Но ожидаемого облегчения это знание ему не принесло. Если честно, это лишь превращало унизительное наказание в извращённую пытку, за которую Леголас ещё и должен был быть благодарен своему хозяину.

— Не сдерживай слёзы и крики, pen-neth… — мрачно промурлыкал Глорфиндел ему на ухо. — Не забывай, твоя боль меня заводит.

Леголас напрягся и задержал дыхание в ожидании неминуемой боли. Когда на его ягодицы обрушился первый удар, юноша даже взвизгнул от неожиданности. Прошло несколько мгновений прежде, чем Леголас смог прочувствовать обжигающий поцелуй розги в полной мере. Назло Нолдо он пытался сдерживать болезненные крики и горькие слёзы, но следующий удар убедил его в том, что его бунт обречён на провал. Слёзы ручьями стекали по щекам, а тело билось в агонии, разрываясь между желанием сбежать от источника боли и приказом Нолдо не двигаться с места. Третьему удару удалось-таки вырвать истошный вопль из горла упрямца.

Глорфиндел довольно ухмыльнулся и, задыхаясь, промурлыкал:

— Больно?

Сказать, что Глорфиндел с нетерпением ждал этого дня, это ничего не сказать… Не столько потому, что ему так уж хотелось наказать мальчишку за маскарад, что он устроил — хотя и спускать ему это с рук безнаказанно он тоже не собирался. Нет, истинной причиной было вовсе не это. Ему нравилось обладать этим юношей, нравилось заставлять его чувствовать свою полную беспомощность перед его желаниями, перед его волей, перед ним… Юноша медленно шёл на поправку: лишь через месяц после родов он начал потихоньку набирать вес и спать с закрытыми глазами, как все нормальные эльфы. Поэтому Глорфиндел вовсе не собирался наказывать юношу слишком жестоко — это было всего лишь напоминание, не более того…

Глорфиндел тяжело сглотнул и скользнул подушечками пальцев по горячим, красным рубцам, наслаждаясь тем, как Леголас сдавленно зашипел от боли.

— Да, малыш, я хочу услышать твои крики. Покажи мне, как тебе больно…

Леголас зарыдал, когда розга снова приземлилась на его зад, сначала тихо, затем громче, а потом и вовсе во весь голос — удары сыпались на него без остановки. Юноша умолял Глорфиндела остановиться, но Нолдо не обращал на его мольбы никакого внимания. Снова и снова розга опускалась на некогда белоснежные ягодицы, вырывая рыдания и визги из горла Леголаса, пока, наконец, бесконечный дождь из ударов не прекратился.

Леголас лежал на письменном столе Глорфиндела, дрожа от страха, покрытый потом и слишком измождённый, чтобы открыть глаза. Он всё ещё чувствовал боль, такую острую и обжигающую, несмотря на то, что безжалостная порка уже прекратилась.

«Конечно же, это ещё только начало. Не сомневаюсь, что Глорфиндел пожелает трахнуть меня, жёстко и глубоко, перед тем, как даст мне, наконец, отдохнуть…».

Но всё случилось несколько иначе, чем он ожидал. Вместо члена своего лорда, по обыкновению грубо врывающегося в его анус, он почувствовал на своих ягодицах нежные губы и горячий язык мужчины, трепетно прикасавшиеся к горящим рубцам. Это было… безумно странно и… в то же время невероятно приятно. Эти прикосновения — жалящие, покалывающие — заставляли Леголаса изгибаться дугой, а его бёдра, повинуясь своим собственным желаниям, раздвигались ещё шире, давая мужчине возможность проникнуть в него ещё глубже.

Нолдо стонал, лаская его кожу, покрытую багрово-красными рубцами, слизывая с неё капельки пота и крови, чувствуя на языке вкус страха, страсти и боли юноши. Всё это возбуждало его ещё больше, если это вообще было возможно. Да, он хотел Леголаса, хотел видеть его именно таким — беспомощным, перекинутым через стол, дрожащим от боли и страсти… И он никак не мог насытиться им.

Леголас чуть не задохнулся от удовольствия, когда почувствовал, как язык Глорфиндела скользит по одному из рубцов, оставленному розгой на его ягодицах, а когда эти жестокие руки раздвинули пылающие половинки и начали лизать плотно сжатое кольцо мышц — Леголас и вовсе протяжно застонал, уткнулся лбом в столешницу и начал бессознательно подаваться навстречу его поцелуям. Глорфиндел лишь усмехнулся и продолжал медленную чувственную пытку, вырисовывая круги языком на плотно сжатом кольце мышц, пока Леголас совершенно не утратил связь с реальностью и не затерялся в мире безграничного удовольствия.

Когда Глорфиндел проник языком внутрь розового бутона тугих мышц, Леголас задрожал и завопил так, что мужчине даже стало немного жаль мальчишку. Он скользнул рукой по члену принца, дразня большим пальцем головку члена и одновременно проталкивая искусный язык ещё глубже. Юный принц содрогнулся от неизвестного ему доселе удовольствия, и мужчина почувствовал, как судорожно стали сокращаться мышцы внутри юного тела, а его рука покрылась горячей липкой спермой.