— Тебе уже лучше, roch-neth?
Принц вздохнул, вопрос лорда освежил в его памяти все ужасные события этого дня, о которых он на краткий миг успел позабыть. Тем не менее, он кивнул и выдавил из себя дежурную улыбку. Глорфиндел нежно улыбнулся ему в ответ и поцеловал, и Леголас снова позабыл обо всём на свете.
Когда мужчина выпустил его рот из плена, принц осмелился задать волновавший его вопрос:
— Почему… почему вы меня защищаете?
— Что значит, «почему я тебя защищаю»? Ты мой. Я всегда буду защищать тебя! Ты уже должен был это понять, pen-neth! Я никогда и никому не позволю прикоснуться к тебе и пальцем! Я убью любого, кто посмеет до тебя дотронуться!
— Потому что я принадлежу вам. Я ваша... собственность… — хрипло закончил Леголас.
Глорфиндел медленно кивнул, мальчишка так расслабленно и непринуждённо говорил с ним об этом, как будто они обсуждали поэзию.
«Похоже малыш начал свыкаться с этой мыслью».
— Конечно. Элронд же уже говорил тебе. Я жуткий собственник, а ты мне очень дорог. Я не позволю, чтобы с тобой случилось что-то плохое. И я никому не позволю причинить тебе боль.
— Вы успешно справляетесь с этой задачей сами. Вы так часто причиняете мне боль… — выдохнул Леголас быстрее, чем смог сообразить, что он только что произнёс вслух, и оторопел.
Глорфиндел расхохотался:
— Мой милый принц, ты всё ещё такой невинный… Да, я беру то, что моё по праву. Но разве ты не получаешь удовольствие, когда я показываю тебе, что ты принадлежишь мне? Неужели мои прикосновения не отличаются от прикосновений тех юнцов, которые пытались взять тебя силой?
Леголас вспыхнул и отвёл взгляд в сторону.
«Глорфиндел прав… Как бы я не сопротивлялся, в итоге я всегда извиваюсь под ним, задыхаясь и умоляя о большем. Нет ничего удивительного в том, что все называют меня шлюхой. Я и есть самая настоящая шлюха…».
— Валар, когда же ты уже повзрослеешь, малыш? Здесь абсолютно нечего стыдиться! Нет ничего постыдного в том, чтобы желать принадлежать кому-то… Особенно, если этот кто-то, я, — Глорфиндел погладил юношу по белоснежным волосам и заставил посмотреть ему в глаза. — Ты ещё совсем дитя и потому понятия не имеешь, чего ты хочешь и что тебе нужно. Roch-neth alag nin… Знаешь, как Рохиррим* укрощают диких жеребят? Первым делом они приучают их к уздечке, и поначалу жеребята так и норовят сбросить её с себя, но потом привыкают к ней так же, как к прикосновению руки хозяина. Так же, как они привыкают к седлу и хлысту… Когда лошадь объезжена, она становится с хозяином одним целым. Когда лошадь укрощена, она доверяет хозяину и подчиняется его приказам, она ходит под седлом с гордостью и грацией.
— Варварство какое-то… Мы так не делаем! — возмутился Леголас. — Мы просим лошадей служить нам! Мы обращаемся с ними, как с равными. Они сами подчиняются нам! По своей воле! Мы никогда не используем хлыст и не надеваем на лошадей уздечку или седло. Они свободны и вольны уйти, когда пожелают. Они остаются с нами по собственной воле, потому что любят, а не потому что боятся…
— Да, малыш. Но люди не обладают способностью эльфов разговаривать с лошадьми. Они не могут попросить их служить им. Что же им остаётся делать? Отказаться от лошадей и ходить пешком? Даже гордый жеребец, что носит их короля, однажды был диким и строптивым жеребёнком, которого когда-то приучили к седлу. И всё же, несмотря на боль, что он вынес от руки своего хозяина, он научился его слушаться и доверять ему.
Леголас нахмурился. В словах Глорфиндела была логика, и всё же… было что-то в его рассуждениях, что волновало его, но он не знал, как облечь свои сомнения в слова.
— Но я же… Я не лошадь! Я не животное! — наконец, прошептал Леголас.
— Нет, ты не лошадь. Но ты дитя. И потому ты понятия не имеешь, что для тебя лучше и что тебе нужно.
— А вы, можно подумать, знаете? — обиженно фыркнул Леголас и отвернулся в сторону, когда Глорфиндел попытался погладить его по щеке.
Нолдо расхохотался, но что-то в этом смехе заставило юношу дрожать… от предвкушения.
— Я… знаю, малыш. Показать тебе, чего ты хочешь? — с ленивой улыбкой Глорфиндел очертил подушечками пальцами сосок, дразня розовую кожу лёгкими прикосновениями, пока тот не затвердел под его искусными ласками, а принц не откинулся на подушки с тихим стоном.
Несмотря на все отчаянные попытки доказать Глорфинделу, что он ошибается, Леголас не мог сопротивляться неземному удовольствию, которое дарили эти властные пальцы. Очень скоро он уже задыхался от удовольствия, мурлыкая и извиваясь, как котёнок, и умолял своего лорда о большем. Глорфиндел наслаждался своим превосходством над этим красивым неопытным юношей. Мужчина изучил каждый сантиметр этого прекрасного тела, и знал, как навести порядок в этой строптивой головке, как заставить юношу умолять и кричать…
Глорфиндел очертил круг вокруг возбуждённого соска языком и легонько подул на него. Эта ласка заставила Леголаса хватать ртом воздух и биться в сладкой агонии, словно рыба, выброшенная на берег. Глорфиндел усмехнулся и попытался было отстраниться, но тонкие пальцы впились в его золотые локоны.
— Видишь? Я знаю, чего ты хочешь и что тебе нужно, малыш, — констатировал факт воин и впился губами в набухший сосок юноши. Он сосал его до тех пор, пока не почувствовал вкус грудного молока на языке.
Леголас удивлённо посмотрел на мужчину. Словно в горячке, он тихо простонал:
— Почему… почему это возбуждает меня? Почему мне… это нравится? Я не понимаю…
Волна удовольствия пронзила его тело, пока он наблюдал за тем, как Глорфиндел сосёт его грудь. Очень скоро он уже перестал понимать смысл слов, слетавших с его губ. О чём он спрашивал Нолдо, умолял, просил… Леголас не мог сказать. Он практически обезумел от желания. Глорфиндел притянул его к себе и впился в его губы страстным поцелуем.
— Чувствуешь, какой ты сладкий, малыш? — томно промурлыкал Глорфиндел. — Будь моя воля, ты бы всегда ходил беременным. Надо сделать тебе ещё одного эльфёнка. А то у тебя слишком много свободного времени, чтобы забивать эту красивую головку всякой чепухой.
— Не-е-е-т, прошу вас… Не надо. Хотя бы не так скоро! Я просто не вынесу этого… — со слезами на глазах взмолился Леголас.
— Тише, не тебе это решать! — строго одёрнул его Глорфиндел.
Мужчина протолкнул бедро между извивавшихся ног юного принца, и тот тут же радостно кинулся тереться о него эрегированным членом. Глорфиндел наклонился к дрожащей ложбинке горла и слизал с неё капельку пота, почувствовав на губах возбуждение, желание и беспомощность юноши. Они продолжили двигаться в бешеном, неистовом, диком ритме, пока их страсть не достигла своего пика: Глорфиндел впился зубами в плечо юноши, сдавленно застонав, а Леголас кончил с его именем на устах, зарывшись пальцами в золотые волосы.
Казалось, прошла целая вечность прежде, чем их дыхание снова стало ровным и спокойным. Они не сказали друг другу ни слова… Наконец, Глорфиндел откинулся на спину, увлекая за собой Леголаса, который так и не выпустил его волосы из рук, и теперь задумчиво играл с золотым локоном, лёжа на его груди.
Глорфиндел улыбнулся.
«Похоже, малыш, ты начинаешь принимать правила игры и понимать своё место… Это значительно упростило бы тебе жизнь, а мне позволило бы открыть тебе новые грани удовольствия. Я мог бы столькому тебя научить, если бы только ты не брыкался, дикарь. А через пару десятков лет я, пожалуй, и впрямь сделаю тебе ещё одного эльфёнка, малыш. Ты становишься таким страстным любовником с моим эльфёнком в животе, что даже я не могу перед тобой устоять… И ещё более красивым. Если это вообще возможно», — ухмыльнулся Глорфиндел.
Воин лукавил, когда сказал юноше, что заделает ему эльфёнка в скором времени. Он вовсе не собирался воплощать эту угрозу в жизнь — воспоминания о том, что он чуть было не потерял своего прекрасного Синда во время родов, всё ещё были слишком свежи в памяти. К тому же, юноша ещё не оправился после первых родов, и вторая беременность совершенно точно прикончила бы его. Но Леголасу об этом было знать ни к чему.