Там меня уже встречала полная женщина с длинными седыми кудельками, неопрятно выбивавшимися из-под чепца. Она комкала в руках грязную тряпку, которой, похоже, только что протирала столы, липкие даже с виду. По сравнению с «Белым жерновом» «Адмирал Бенбоу» представился мне прямо-таки роскошной гостиницей. Но мне и в голову не пришло искать другое пристанище: в конце концов, здесь предстояло провести не больше пары ночей и не хотелось огорчать Эйба.

Сэл проводила меня на второй этаж и отперла небольшую, но светлую комнатушку.

— Вот, сэр, — сказала она, взмахом руки указывая на кровать, занимавшую едва не половину комнаты, и грубо сработанный стол у окна. — С мебелью. А захотите, я и обед сюда подам.

— Благодарю, — сказал я, обводя комнату взглядом и гадая, правильно ли я понял, что в этом трактире есть комнаты даже без таких удобств. — Я не голоден.

Сэл ушла, получив плату за одну ночь, а я снял сюртук и сел на кровать. Разбирать вещи было ни к чему: я понимал, что не задержусь здесь надолго. Я как раз раздумывал, не вздремнуть ли мне на этом скромном ложе, прежде чем отправиться в порт, когда в дверь постучали.

— Кто там? — крикнул я.

— Это вы, сэр, Питера Бейкера спрашивали? — спросили снаружи.

Я мигом вскочил и пошел открывать.

— Да, это… — начал я, распахивая дверь.

Навстречу стремительно шагнул загорелый человек в куртке с закатанными рукавами, а в следующий миг тяжелый удар, обрушившийся на голову, опрокинул меня в темноту.

Первым ощущением, явственно вернувшимся ко мне, было удушье. Я лежал на боку в каком-то тесном закутке, больше всего походившем на большую, по человеческому росту, полку в кладовой. В воздухе висела пыль, смешанная с мелкими опилками. В горле запершило, и только инстинкт самосохранения заставил меня подавить кашель и затаиться.

Голова болела, но, кажется, не была рассечена: меня оглушили каким-то тупым предметом. Я что есть силы всматривался в темноту, пытаясь понять, где нахожусь. Пошевелиться не удавалось: в запястья врезалась веревка, и ноги тоже оказались связаны. Рта мне не заткнули, но интуиция подсказывала, что подавать голос не в моих интересах: предстояло сначала разобраться в происходящем.

Мне удалось слегка повернуться, и в нескольких дюймах от моего лица появилась полоска света. Тем не менее понадобилось несколько минут, чтобы я смог подползти к ней, не производя ни малейшего шума. С трудом прижавшись щекой к шероховатой доске, я заглянул в щель.

Передо мной открылась комната с низким потолком, лишенная окон. Свет исходил от лампы, стоявшей на столе. Этот стол, несколько табуретов да бочонок в углу — вот и вся обстановка.

За столом спиной ко мне сидел какой-то человек. Я видел только сальные темные волосы, обильно подернутые сединой; сгорбленная спина тоже выдавала немолодой возраст. Больше мне ничего разглядеть не удавалось. Человек сидел, тихонько покачиваясь, будто в такт одному ему слышной песне.

Так прошло несколько минут. Человек не двигался с места. Мои руки затекали, и я едва мог шевелиться, чтобы хоть как-то унять ноющую боль.

Вдруг человек встрепенулся. Из своего вынужденного укрытия я не так быстро мог услышать приближающиеся шаги, но увидел, как распахнулась дверь.

— Привет, старина. Заждался? — послышался бодрый голос.

Мне показалось, что я слышал этот голос раньше, и точно: как только его обладатель вошел в комнату, я увидел линялую куртку с засученными рукавами. Я отказывался верить происходящему. Тут произошла какая-то ошибка. Родственник Эйба напал на меня? Но зачем? Уж не прознал ли об особенностях наших с ним отношений? Вдруг он из тех, кто борется за чужую праведность в постели даже ценой убийства? Нет, такого не могло быть. Наверное, меня просто приняли за кого-то другого. Но все равно: почему такая встреча?

— Я уж заждался, — буркнул человек, сидевший за столом. — Все в порядке?

— Все тихо, — ответил его гость. — Никто ничего не видал.

— А меня не заждался? — послышался звонкий веселый голос.

И лучше бы я в этот момент задохнулся или удар по голове пусть хоть с опозданием, но отправил бы меня к праотцам — лишь бы только не видеть, как Эйб, улыбающийся, жизнерадостный Эйб входит в комнату следом за Бейкером и подходит к сидящему за столом человеку, раскинув руки для объятий.

Слезы обжигают глаза? Да, наверное, но куда сильнее жжет лишенная слез, порожденная яростью боль, от которой человек почти слепнет. Некоторое время я ничего не видел: передо мной будто висел красноватый туман. Прошло, должно быть, несколько минут, прежде чем я снова начал вникать в происходящее. Боль в руках и ногах, стянутых веревками, отступила: сейчас было не до нее.

Прижавшись к щели, я смотрел, как Питер Бейкер выкладывает на стол какие-то бумаги.

— Все, что при нем было, — сказал он. — Вот, Аксель, глянь: вот конверт.

Я думал, что он обращается к старшему, который поднялся со своего места и крепко обнимал Эйба. Но, к моему изумлению, именно Эйб, отстранившись, шагнул к столу и поднял то, что ему протянули.

— «Капитану Лестеру, в личные руки», — прочитал он. — Да, это то что нужно.

Речь, видимо, шла о письме, которое я должен был передать капитану. В нем сквайр Трелони объяснял, что произошло и почему я поеду один.

— Надеюсь, там нет никакого подвоха, — заметил Бейкер.

— Не должно быть, — отозвался Эйб, пряча конверт за пазуху. — Когда мне отправляться в порт?

— Прямо сейчас. Не стоит терять время.

Я зажмурился от бешенства, когда понял, что произошло. Меня попросту подменили. Вместо меня на борт «Актеона» взойдет Эйб. Ведь единственные участники путешествия, которые знали меня в лицо — сквайр Трелони и доктор Ливси — остались за много миль от Бристоля. Об обмане никто не догадается, пока не окажется слишком поздно. Я не знал, что именно должно было произойти дальше и как за одним мерзавцем на корабль пробрались бы остальные. Но ясно было, что именно это они и собирались сделать. И я догадывался, кто стоял за этим планом, и проклинал Джона Сильвера со всем отчаянием, какое может породить в человеческом сердце бессильный гнев.

Эйб направился было к дверям, но вдруг остановился и оглянулся.

— А Джим? Где он?

Кажется, на несколько мгновений я перестал дышать.

— Припрятали, — буркнул Бейкер. — Ступай, не трать время.

Эйб повернулся к нему.

— Что значит — «припрятали»? Он жив?

— Ступай, я сказал! — заревел Бейкер.

Я не мог разглядеть лица Эйба, стоявшего вполоборота ко мне, зато его мнимому родственнику оно было видно хорошо.

— Да жив он, жив, — проворчал он, заметно сбавив тон.

— Ты обещал, что отпустишь его после отплытия «Актеона».

Бейкер досадливо сплюнул.

— Да ты, должно быть, спятил, Аксель. Как мы его отпустим? Он же выдаст нас со всеми потрохами.

— Ты обещал, черт тебя побери!

— Не сходи с ума! — Бейкер, должно быть, сам разозлился на себя за проявленную слабость и теперь заводился еще сильнее. — Готов спорить, что ты с ним попросту свалялся!

— Ты! — взревел старший, неожиданно выпрямляясь. — Придержи язык! Не смей так говорить с моим сыном!

Наверное, я сам был полным безумцем, что испытал в эти мгновения облегчение и радость. Тем более я могу считаться сумасшедшим, раз не стесняюсь признаться в этом. Но что толку лгать, если в это время я думал только о том, что Эйб обманывал меня далеко не во всем и я действительно для него что-то значил, а разбойник, принятый мной поначалу за его любовника, оказался его отцом.

— А ты не затыкай мне рот, Черный Пес! — выкрикнул Бейкер. Его загорелое лицо побагровело от ярости. — Надо было тебе девку, а не парня кроить!

Перед глазами у меня все плыло, а в ушах звучали слова, услышанные много лет назад: «Есть у меня сынок, точь-в-точь как ты». «Аксель» — так голландцы на свой манер произносят имя «Абессалом»!

Черный Пес издал злобный вопль и шагнул к Бейкеру. Тот в свою очередь отскочил, выхватывая нож, — и сам не заметил, как очутился в одном шаге от Эйба. Тот метнулся вперед, как кошка, бросающаяся на неосторожную птицу.