- Слушайте, вам не кажется, что вы несёте бред?

- Нисколько. Впрочем, давайте оставим этот бессмысленный идеологический спор. Как я уже сказал, я был вызван сюда, чтоб помочь уважаемому пану Бодрову восстановить правильный ход истории. Поскольку государь был уже женат, а панна Лариса помолвлена, их брак больше не был возможен. Однако способы исправить ситуацию всё ещё были. Я долго учился в Европе, пан следователь, и владею некоторыми знаниями. В моих силах было изменить мнение государя относительно своей скоропалительной женитьбы не на той.

- Призвать Ульяну? Мёртвую вот уже пять лет?

- Лучше мёртвая, но Ульяна, чем не в меру эмансипированная австриячка-бесприданница, - резко ответил поляк. Маска безукоризненной вежливости на миг дала трещину, но он тут же взял себя в руки. – Поймите, Никита Иванович, влияние Ульяны на государя куда более плодотворно. Он любил её и, как бы ни пытался доказать нам обратное, продолжает любить. Он так и не смог отпустить её. Мы действовали исключительно в интересах страны.

- Но смысл? – я попытался отвлечься от общей абсурдности его рассказа. – Ульяна так и не смогла родить наследника.

- И снова-таки, для страны лучше бездетный брак с Ульяной, которая готова исполнять волю уважаемых людей, нежели наследники от австрийской принцессы. Да, династия прервётся, но это будет меньшим из зол. Именно поэтому панну Ларису выдают за человека, который впоследствии сможет возглавить страну.

Я вытаращил глаза. Выходит, их настолько не устраивает Лидия, что они предпочтут смену династии, чем брак Гороха с ней? Бред, полный бред. Бодров рехнулся.

- Во время последнего визита пани Бодровой во Францию я имел с ней продолжительную беседу. Пани пригласила меня в Лукошкино, пояснив всю важность миссии, которая мне предстоит. Поскольку я обладаю необходимыми знаниями, я согласился. Я приехал в город, и сам государь лично пропустил меня. Вы же не будете продолжать упорствовать в том, что мы делали что-то противозаконное? Его Величеству честно сообщили, что ему предстоит встреча с покойной государыней, и он с радостью позволил мне войти в город. Он действовал абсолютно добровольно.

- Вы подло воспользовались его чувствами к первой жене.

- Исключительно в интересах государства. Заметьте, Никита Иванович, я предпочитаю действовать мирно. Государь лично дал боярину Шишкину согласие участвовать в нашем обряде. Я не посмел бы принуждать монаршую особу. Я поставил зеркало и запретил Его Величеству прикасаться к стеклу. Если бы я промолчал, вы могли бы обвинить меня в сокрытии от него необходимых сведений. Однако я был предельно честен. И всё же государь нарушил мой запрет – более того, он разбил зеркало.

- Зачем вы пытаетесь меня обмануть? Вы знали, что он его разобьёт!

- Верно. Но, заметьте, это тоже было добровольно.

- Это подло.

- Возможно, но другого выхода у нас не было. Особенно сейчас, в свете того, что Лидия ожидает дитя. Мы не можем допустить рождения этого ребёнка.

- Вы не посмеете навредить ей!

- Мне это и в голову не пришло. Я противник любого насилия, Никита Иванович. Однако дело было сделано: разбив зеркало, Его Величество не позволил супруге вернуться в загробный мир. Вместо этого душа Ульяны вновь оказалась в том теле, каковое покинула пять лет назад в подвале Никольского собора. Разумеется, от этого тела мало что осталось, но здесь я уже ничего не мог сделать. Прежде чем Ульяна смогла передвигаться и говорить, над ней колдовали специально обученные люди. Не я, моей задачей было вытащить её в наш мир. Видите ли, пан следователь, эта женщина была необычайно талантлива ещё при жизни. Она умела исцелять. Проанализировав всё, что мне рассказали о покойной государыне, я предположил, что ей может быть доступно нечто большее. И я встретился с ней сам. Мы начали с собаки, пан следователь. Кто отравил этого пса – не знаю, но надеюсь, его убийца встретит похожую смерть. Пса доставили по моему приказу. Это было несложно, сторож спал, и могилу успели привести в исходный вид.

Я замер. В памяти мигом всплыло собачье кладбище, расположенное в пронизанном солнцем лесу. Да, всё началось с собаки.

- Я не ошибся, Ульяна с радостью использовала свои способности. Пёс поднялся практически сразу. Разве мы совершили грех, пан следователь? Животное вернулось к своему хозяину. Я сказал Ульяне, что воскрешение умерших есть доброе дело, поскольку они вернутся к своим безутешным семьям. Где я был неправ, Никита Иванович?

Я молчал. Мне было страшно. Люди, у которых такое творится в головах, безнаказанно ходят по земле.

- Мы не забирали её из подвала, какое-то время Ульяна находилась там.

- Как она вообще туда попала? – задал я давно мучивший меня вопрос. Поляк невозмутимо пожал плечами.

- Про то не знаю. Если хотите, можете спросить у епископа Никона. Разумеется, я знал, что создание неживых-немёртвых подвластно лишь святым праведникам. Я не ошибся в Ульяне, а в скором времени вышел и на отца Алексия. Но здесь я не успел. Вы помешали мне, Никита Иванович. Я не успел с ним поговорить, священник умер во второй раз от любезного вмешательства вашей уважаемой бабушки. Это ваша и только ваша вина, пан следователь. Впрочем, у нас оставалась Ульяна. Я сказал ей, что через некоторое время отведу её к государю, поскольку он до сих пор её любит.

«Cie kocha», всплыло в моей памяти.

- Она охотно слушает меня, Никита Иванович. Через неё я могу управлять армией.

Внезапно до меня донёсся отзвук далёких выстрелов. Еремеев тоже его услышал. Мы одновременно вскочили с дивана.

- Что это?!

- Это? – невозмутимо переспросил поляк. – Это государево войско расстреливает народ на Червонной площади.

У меня потемнело в глазах.

========== Глава 10 ==========

Мы с Еремеевым, не сговариваясь, рванули к выходу. Твардовский не пытался нас остановить — абсолютно невозмутимый, он остался сидеть в кресле, безразлично рассматривая трепещущее пламя свечей. Мы вылетели на крыльцо, промчались по аллее и остановились перед неподвижной громадой главных ворот. Сейчас, в темноте, мы могли даже не пытаться их открыть. Забор из плотно пригнанных досок возвышался перед нами метра на три.

- Митька! – в темноту заорал я.

- Туточки, батюшка-воевода! – немедленно отозвались с той стороны. – Вы живой ли?

- Живой. Мы выйти не можем. Хотя…

- Никита Иваныч, может, подсобить чем? – включились стрельцы. Мы с Еремеевым переглянулись.

- Ребята, сможете нам верёвку перебросить?

Подчинённые бравого сотника не задавали лишних вопросов. Через несколько секунд в опасной близости от меня пролетел тяжёлый моток верёвки. Не по голове — уже слава богу. Фома наклонился, подхватил свёрток с земли и стал разматывать.

- Никита Иваныч, я петлю сделаю да вон на трубу накину. По ней и полезем. Вверху вона полозья, видишь. От них оттолкнёмся да прыгнем. Ребята! Ловите нас внизу.

Смастерить петлю и набросить на торчащую вверх трубу ему удалось легко. Сначала, опираясь ногами на механизм ворот, наверх вскарабкался я. Не удержался и неуклюже перевалился на ту сторону, где меня подхватили руки наших стрельцов. Если бы не они, ей-богу, падая с трёх метров головой вниз, я сломал бы себе шею.

Еремеев, по-видимому, подобные операции проделывал чаще. Он появился наверху через пару минут, практически не запыхавшийся.

- Коней нам с участковым, живо! – скомандовал он, после чего подтянул верёвку, перебросил её наружу и бодро спустился. Ещё примерно с полминуты мы стояли, тупо глядя друг на друга. Одиночные выстрелы гремели где-то рядом. Похоже, поляк не соврал, - именно с Червонной площади. Вскоре вернулись двое стрельцов — очевидно, позаимствовали коней у ближайшего патруля.

Мы мчались на площадь так, что ветер свистел в ушах. Я подгонял коня, стараясь успеть за Еремеевым. Бодровское поместье располагалось в самом центре, до площади нам было максимум минут пять.