- Подожди, так она этого Степана вот только недавно увидела, что ли? – не понял я. Не знаю, почему меня так захватила эта история. То ли мне так не хотелось ехать смотреть на похабщину на егоровском заборе, то ли просто от скуки. Ведь дело-то не по милицейской части.

- Почему недавно? Ждала она его, как на границу уехал – так и ждала, верность в девичестве соблюдая. И вроде отец даже не сильно против был, потому как вернётся он с накоплениями, хозяйство поставят и жить будут. А оно вон как.

- То есть без денег он им не зять. Классика, - вздохнул я. Мне стало жаль незнакомого парня. Хотя, по правде сказать, поступил он крайне неразумно, отдавая всё отложенное на семейную жизнь какому-то бродяге. Можно ж было, ну не знаю… ну половину хотя бы.

- Точно. Пусть сами разбираются, не милицейское это дело, я думаю.

- Бабуль, а колдовства там не могло быть? – я повернулся к бабке. – Нищий этот, вдруг он парня загипнотизировал? В моё время так цыгане делали. Подойдёт к тебе такой, скажет что-то – и ты сам с себя золото снимаешь и кошелёк ему отдаёшь. Внушаемые люди, говорят, на раз попадаются.

- Цыгане, милок, - они в любое время так делают, они и у нас на базаре этим промышляют. Вот тока слова-то ты какие замудрёные говоришь, загип… что? Они смотрят по-особому – и всё. А насчёт колдовства… да не знаю, а надо ли оно нам? Фома прав, сами пусть разбираются. Негоже милиции в семью молодую лезть. Ежели чего – девка та сама прибежит, тогда и поможем. Все ли новости-то, Фома?

- Ещё одна есть, но дюже странная. Даже не знаю, рассказывать ли.

- Давай, не томи, раз уж начал, - я подлил сотнику чаю. Фома благодарно кивнул. За окнами окончательно рассвело, птицы заливались слаженным многоголосьем. Хорошо всё-таки! Тем более здесь, в Лукошкине, где близость природы ощущается как-то особенно остро.

- Ладно, так и быть. Но очень странная, сразу говорю.

- Фома! – хором гаркнули мы с Ягой.

- В общем, Васильев мой, десятник, в храме Ивана Воина в субботу был.

Храм заступника всех служивых людей Ивана Воина возглавлял хорошо знакомый нам отец Кондрат – человек истово верующий, харизмы немеряной, короче, нечисть его боялась как огня. Святой отец неоднократно содействовал нам, молитвой призывая на сторону милиции светлые силы, а также в нужный момент собирая на подмогу людей.

- Отец Кондрат теперь не всегда сам службы читает, у него уже месяц есть… что-то вроде заместителя, отец Онуфрий. До отца Кондрата ему, конечно, далеко, но в целом тоже неплохо справляется. И вот после службы – а Васильева-то моего многие знают – подходит к нему отец Онуфрий и спрашивает, а есть ли возможность с батюшкой участковым с глазу на глаз перемолвиться по делу личному? Ты ж пойми, Никита Иваныч, отец Онуфрий у нас человек новый, порядков не знает, за ворота храмовые выходит редко – нужды на то нет. Живёт там же, при храме. Потому и не пришёл сам сразу, что не знает, как у нас тут всё устроено. Васильев ему и говорит, так мол и так, участковый принимает по утрам, лучше прийти пораньше, а что за дело-то? А тот ничего ему толком и не сказал, только пробурчал что-то про собаку вроде… а что за собака – не ведаю. Но странно как-то, милиция – она ж самого государя тайный сыск, а тут собака. Сбежала, что ли?

- У попа была собака, он её любил, - пробормотал я не к месту возникший в памяти глупый стишок из моего времени. – Она съела кусок мяса, он её убил.

- Изверг! – ахнула Яга. – Да как же можно жизни животину лишать?!

- Бабуля, успокойтесь, это просто дурацкий стишок. Фома, ну так и что? Святой отец с собакой к нам сегодня заявятся?

- Ну вроде обещали. А я что-то засиделся у вас, хозяева. Пойду службу править. Больше новостей всё равно нет. Спасибо за чай, бабушка!

- Всегда пожалуйста, - улыбнулась Яга, продемонстрировав впечатляющих размеров нижний клык. – Заглядывай по-свойски, мы добрым людям завсегда рады.

Мы с Фомой пожали друг другу руки, и он вышел в сени. Бабка принялась убирать со стола. Я раскрыл блокнот и перелистнул на начало месяца. В апреле мы раскрыли четыре дела, но всё мелкие и какие-то… бытовые, что ли. Серию краж у лавочников я объединил в одно дело. Второе – это поджог на соседней улице, тут мы тоже быстро управились. Остальное – так, семечки. А теперь вот ещё дело о поповской собаке. Скучно.

Если бы я тогда знал, куда заведёт меня это дело.

***

Дел на предстоящий день было запланировано действительно много. Я раскрыл новый разворот, обозначил вверху дату (23 апреля) и принялся составлять план. Это моя недавняя привычка, уже год как собирался начать – и всё никак. Вот наконец руки дошли. Родному Лукошкину без защиты милиции никак не обойтись, случись что – народ к нам шагает, потому и дел у нас по горло. От откровенной бытовухи вроде похищенной курицы или потерянного сапога мне ещё удаётся откреститься, но всего прочего тоже хватает. Потому и начал записывать, что в голове всё держать невозможно.

Это мне бабка присоветовала, после того как мы всей опергруппой около месяца назад дружно забыли о государевом приглашении на смотр войск. Горох тогда сильно на меня обиделся – целый час не разговаривал. Да мне и самому неловко было, царь всё-таки, не абы кто. А я забыл. Перед государем мы трое искренне покаялись, он нас великодушно простил, но я в тот день понял, что надо что-то менять.

Вот так с бабкиной подачи я и начал старательно заносить в блокнот список дел на день. Это здорово помогло мне разгрузить голову: открываешь блокнот и смотришь, а не пытаешься восстанавливать по памяти. Здесь же у меня развороты по особо важным расследованиям – схемы, версии, улики. Мне так лучше работается. В конце концов, мы – самого государя тайный сыск, мы всегда должны быть в форме.

Итак, что у нас сегодня? Похоже, придётся-таки идти смотреть на егоровский забор, кто уж там ему чего понаписал… Народ у нас крепкое словцо любит, но по делу, опять же, чего зря воздух сотрясать. Без повода ругается только дьяк Филимон, но у него в целом, мне думается, отношения с окружающим миром не задались ещё с рождения. Но если предположить, что Филимон к этому делу не причастен, то у меня, честно сказать, даже подозрений нет, кто бы это мог быть. Ладно, схожу, посмотрю и подумаю на месте.

Вечером нас на рюмочку чая настойчиво зазывал Горох. Так и запишем: зайти к государю. Вроде бы его дражайшей супруге из Австрии прислали какое-то особо редкое пиво, и открывать бочонок монаршая чета намеревалась непременно в присутствии милиции. Ну мало ли, просто на всякий случай. Непременно поучаствуем. В компании Гороха и царицы Лидии – хоть на край света. Бабка тоже вряд ли откажется, поэтому пойдём вместе.

Да, чуть не забыл. Зайти на базар, что-то там участились мелкие кражи. Вроде бы ничего особенного, но всё ж неприятно как-то. Лукошкино – мой город и моя ответственность, а тут какое-то жульё непонятное невесть что себе позволяет. Непорядок.

Я ещё раз пробежал глазами список, удовлетворённо кивнул и закрыл блокнот. Во дворе дежурные стрельцы как раз открывали ворота, впуская первых посетителей. Или, вернее, посетителя – он был один, и я, едва взглянув на него в окно, сразу понял, что это и есть тот самый отец Онуфрий. У попа была собака… Далась мне эта собака! Её, кстати, при святом отце сейчас не было. Я важно уселся на лавке и приготовился встречать. Бабка устроилась в углу с вязанием.

Она часто так сидит – тихо, будто и нет её вовсе. Я веду допрос, а она вяжет в уголке да примечает всё, потом мне докладывает. Бабка наша по части психологии – непревзойдённый эксперт. Меня, человека вполне заурядного, и обмануть легко, и запутать – мне порой не хватает опыта, но Яга в этом плане кремень. Малейшую ложь она видит – не чувствует, а именно видит, для бабки враньё материально. Что-то вроде чёрного дымка изо рта говорящего. Я, когда первый раз об этом узнал, долго удивлялся. Но старушка наша ещё и не такое может.

Дверь из сеней открылась, и на пороге возник худощавый человек лет сорока в традиционном облачении православного священнослужителя.