- Пропустить нашего подозреваемого! Государь с ним знаком!

- Очень может быть, - согласились Фома и бабка. Мы на пару минут прекратили обсуждение и помолчали, чинно прихлёбывая чай. Наконец я решил продолжить:

- Ещё бы выяснить, сам он это придумал или подсказал кто. Но просить пропустить в город колдуна – он в своём уме вообще?

- Ну, значит, зачем-то нужно было, - развела руками бабка. – А зачем государю мог понадобиться иноземный колдун?

- Чтобы как-то…

- … вернуть Ульяну, - закончил мою мысль Еремеев. Мы ещё помолчали. В наших обсуждениях всегда рождалась истина.

- А зачем? – решил внести окончательную ясность я. – У него есть Лидия, и они ждут наследника.

- Ты не понимаешь, Никитушка, - вздохнула Яга. – Так не любят, как он её любил. Ежели встанет Ульяна – то всё, конец. Про австриячку он вмиг забудет. Это за пределами любого понимания. Государь наш все эти годы токмо ради неё жил. Как не стало её – так и лишился он половины души. Я не знаю, кто ему эту мысль подбросил, что можно Ульяну возвернуть, а токмо правы вы, ребятушки. Отца Кондрата он просил, дабы кто-то в город прошёл. Кто-то, кто может её к жизни вернуть.

- Бабуль, мы опять ходим по кругу. Надо определиться: или она мёртвых поднимает, или какой-то неизвестный мужик.

- Того пока не ведаем, - согласилась бабка. – Но чует моё сердце, так всё и было. А значит, в скором времени она себя проявит. Вот токмо, Никитушка, надо бы тебе ещё раз с государем поговорить. Скажи ему, что мы сами, разумом коллективным до того дошли, что он нам говорить отказывался. Что одного токмо просишь – имя человека, который должен был войти в город. Там уж нам проще будет, авось я чего слыхала… попробуй, сокол ясный.

- Попробую завтра, бабуль. Фома, в связи с этим у меня к тебе просьба. Отправь пару своих ребят последить за женой Бодрова. Причём следить они должны так, чтобы она это видела. Пусть понервничает. Если то, что про неё говорят, - правда, это будет несложно. Она импульсивна и вспыльчива, взбесится в момент. В случае чего пусть ссылаются на меня, мол, приказ участкового. Если она захочет со мной поговорить – милости прошу. Я должен знать, как именно её муж причастен к этому делу.

- А он причастен, думаешь? – засомневался Фома.

- Интуиция, - я развёл руками.

- Чутьё следственное, - на свой лад переиначила бабка.

- А, ну ежели так, то конечно, - кивнул сотник. Для него это было достаточным аргументом. – Всё исполню, как велено, ребят своих за боярыней бдить приставлю. Авось и прав ты, выведет она нас на мужа своего, лиса хитрая.

- На то и расчёт. Уж слишком она спокойная. Помнишь ведь, когда Мышкина брали – что там творилось. А эта даже бровью не ведёт. По идее, тоже ведь должна по потолку носиться.

- Должна, - подтвердила Яга. – Ежели б она не знала, куда супружник ейный подевался, - она бы нам тут такое устроила… дым бы коромыслом стоял. Но токмо не от любви великой и не от тоски по мужу.

- А почему?

- А потому, Никитушка, что наследство огромное на кону. И ежели помрёт боярин, то имущество делить она будет с сынами евойными. И ужо они от своего не отступятся, ибо когда Бодров жену третью в дом привёл да над ними поставил, дык она им поперёк горла сделалась. Да и Маргарита не овечка невинная, она в наследство мужнино когтями да зубами вцепится. Тут такое начнётся, что я и представить боюсь. Баба без мужика, Никитушка, - пустое место. Меланья Мышкина ведь этого боялась – что отберёт всё родня досужая, а её голую и босую на улицу выставит. Вот и с Маргаритой так будет… эти ослы толстопузые её на место поставить попытаются. Ох, касатик, да до боярских ли нам разборок…

Время было уже позднее, поэтому я решил больше не задерживать Еремеева. Он поблагодарил за угощение, попрощался и ушёл. Мы с Ягой остались одни.

- Пора и нам на боковую, - зевнул я.

- Пора, Никитушка, - кивнула бабка. – Ибо завтра новый день нам предстоит, и что он нам готовит – одному Господу ведомо. Иди уж, я со стола приберу.

Я неоднократно пытался ей помочь, потому что ну не дело пожилой женщине ворочать самовар и здоровенные горшки в печи. Но бабка была непреклонна и мягко, но твёрдо отправляла меня вон, чтобы не путался под ногами. Не сказать, чтобы я смирился, но лезу уже реже.

***

Это был один из немногих дней, когда я заснул ещё до полуночи. Снилась мне женщина с длинными косами. Помню, я пытался что-то у неё спросить, но она лишь улыбнулась и приложила палец к губам: молчи, участковый. А потом превратилась в чёрно-рыжего пса.

Я вздрогнул и проснулся. За окнами светало.

Пытаясь прогнать остатки странного сна, я поплескал на лицо холодной водой из умывальника. Сделал зарядку, переоделся в милицейскую форму и спустился вниз. Бабка как раз доставала из печи чугунок с кашей.

- Встал уже, сокол ясный? Как раз и завтрак твой готов.

- Доброе утро, бабуль, - я чмокнул её в щёку. – Слушайте, нам надо завязывать с обсуждениями на ночь. Мне Ульяна снилась.

- Ну так и что? Чай не Кощей…

- Да, но тоже приятного мало. Я как подумаю, что она могла быть заперта в этом подвале – мне аж холодно становится!

- Не горюй раньше времени, Никитушка, - бабка матерински погладила меня по голове. – Прояснится всё – тогда кручиниться и будем.

Я не успел донести до рта первую ложку, как во двор, распахнув калитку, влетел сотник Еремеев. Промчался мимо дежурных стрельцов, пинком распахнул дверь в сени и через несколько секунд ввалился в горницу.

- Никита Иваныч! Бабушка!

Взгляд у него был совершенно дикий. Мы с Ягой вытаращились на него в ответ.

- Фома? Что с тобой такое?

Он переводил взгляд с меня на бабку и пытался ещё что-то сказать, но не получалось. Яга оказалась сообразительнее меня: она подтолкнула Фому к лавке, налила в стопку тёмную настойку, явственно отдававшую спиртом, и сунула ему в руки.

- Ты выпей, Фома Силыч, полегчает. Али хошь водочки глоток малый?

Он выпил, поставил пустую стопку на стол. Шумно вздохнул и на несколько секунд закрыл глаза.

- Ух… спасибо, матушка. Никита Иваныч…

- Да что случилось-то? – я всего пару раз видел обычно уравновешенного Еремеева в таком состоянии. За ночь успело произойти явно что-то нехорошее. У меня похолодело в груди.

- Ты как велел, участковый, дык я ещё вечером троих ребят к бодровским воротам приставил. Дабы ежели боярыня куда соберётся среди ночи – о том мы знали. И она собралась, глубоко заполночь в карете уехала. Разошлись ворота ихние диковинные, карета выехала да умчалась. Ребят двое по коням да за ними, а один побёг мне доложить, ибо велел я, чтоб в любой час неурочный меня будили да новости сообщали. А наутро…

Мы с бабкой затаили дыхание.

- … нашли ребят моих за воротами западными, холодных ужо. И без голов.

Он судорожно втянул носом воздух. Яга снова наполнила стопку, Фома выпил и уронил голову на руки. Мы с бабкой ошарашенно переглянулись. Господи… вот и кровь.

- Накось, Никитушка, - бабка налила настойки и мне. Я тоже выпил. Мне, наверно, было чуть проще, чем Еремееву: новость ещё не уложилась в моей голове. Билась лишь неуместно спокойная мысль: значит, в правильном направлении копаем.

- Фома… соболезную, - я положил руку ему на плечо. – Но спросить должен. Трупы не трогали?

- Нет, - глухо ответил он. – Всё как ты велишь обычно. Оставили как есть, тебя дожидаючись. Поехали, посмотришь.

Собственно, мне и каши уже не хотелось. И даже Яга не настаивала на том, чтобы я непременно позавтракал.

- Бабуль, мне нужен ордер на арест Маргариты Бодровой.

- Немыслимо, - вздохнула Яга. – Государь хоть и выдаст, а толку? Как ты себе это представляешь?

- Как представляю?! – вскипел я. – После смерти двух стрельцов – прекрасно представляю! Фома, собирай сотню.

- Никита, охолонись, - строго прервала меня бабка. – У них охраны больше, чем у Фомы людей. И отбиваться они не токмо бердышами будут, там и ружья в ход пойдут. Ты хочешь, чтобы Фома вместо тех двоих полсотни ныне схоронил? Нельзя на Бодровых силой идти, кровь великая будет.