- Мужская версия? – понимающе кивнул я.

- Точно. Существует мужской такой же, и носить их дóлжно в паре, ибо ежели ты один и с этим камнем, значит… значит, супруг твой али супруга в земле сырой лежит. Потому и вдовий.

Я достал карандаш, блокнот и быстро это записал. На миг вернулось ощущение дрожащей от света факелов темноты подземелья. Я глубоко вздохнул.

- Хорошо, допустим. Но не хотите же вы сказать, что кого-то из цариц могли замуровать заживо в этом подвале? Это ж… Господи, я даже думать об этом не хочу!

- Ну, всякое бывало… но я что-то за последние лет триста такого не припомню. Умирали они, конечно, кто в родах, кто от болезни… кто от старости. Да как все, в общем-то. Смута была одно время, Бодровыми, кстати, учинённая, так там царя с царицей на плахе казнили, молодых совсем. Но не в подвале, опять же. Не ведаю, Никитушка, вроде на виду все, да и перстень не старый, не пятьсот лет ему, вглубь копать не придётся.

Меня даже от этой простой метафоры аж передёрнуло.

- Прости, касатик, - бабка погладила меня по плечу. – Я тебя сама под землю больше не пущу. Вглубь веков, я имею в виду. Новый он, ему лет пятьдесят, мне кажется, самое большее.

- Понял. И что нам с этим делать? Нужно установить, чей он может быть.

- К государю нашему тебе идти надобно. Токмо он сей перстень опознает, окромя него некому.

Я кивнул.

- Откушай сначала, Никитушка. А уж опосля поедешь. Подробно расспроси самодержца нашего, авось и опознает. Вишь какую находку ты приволок, не иначе как чутьё следственное вело тебя.

- Это собака.

- Какая собака? – не поняла бабка. Я вытаращил глаза.

- Вы же смотрели мою память! – у меня появилась нехорошая догадка. Такая, знаете, когда до последнего надеешься, что это неправда. – Со мной бегал Барбос, пёс отца Онуфрия. Он меня к этой комнате и привёл.

- Не было там пса, Никитушка. Один ты в лабиринте был.

Я горестно взвыл и уронил голову на стол.

========== Глава 8 ==========

Горох прислал за мной сам. Мы с бабкой как раз заканчивали обедать, когда приехал гонец от государя. Надо же, как совпало. Яга тоже несколько удивилась.

- Видать, и у него к тебе вопросы накопились, не токмо у тебя к нему.

- Вот и выясним, - кивнул я, наливая чай из самовара сначала бабке, потом себе. Так уж повелось с первых дней моего пребывания здесь: когда мы едим или пьём чай, стрельцы посетителей в терем не пускают, на том бабка стояла насмерть. Оно, наверно, и правильно: иначе бы вообще спасу не было. У этого правила есть одно небольшое исключение – посланцы от Гороха. Если у государя что-то срочное – бунт там, к примеру, или нашествие шамаханов – тогда, конечно, гонцов впускают безропотно и я их выслушиваю. Сегодняшний посыльный терпеливо ждал во дворе. Значит, ничего экстренного, можно спокойно пить чай.

Парня впустили минут через двадцать. Бабка убирала со стола, я готовился в путь: сложил в планшетку блокнот и карандаш, надел фуражку. Гонец вошёл в горницу, поклонился нам обоим.

- Здрав буди, сыскной воевода! И ты, матушка.

- Здравствуйте. С чем пожаловали? – поинтересовался я.

- Государь ко двору тебя требует. Ответ держать перед боярским собранием. Зело они беспокойство выражают.

Этого только не хватало! Я собирался побеседовать с Горохом один на один, выяснить всё, что меня интересовало, и продолжить следствие дальше. Но не терять время с боярами, я и так ничего не успеваю. Заговор какой-то, честное слово. Как будто у них там конкурс: кто успешнее не даст мне нормально работать. Пока лидировал епископ Никон, но то ли ещё будет.

- Делать нечего, сокол ясный, поезжай, - Яга подплыла ко мне, погладила по плечу. – Уважь государя. Ему с ними и так нелегко приходится.

- Поеду, куда я денусь, - вздохнул я и постучал по стеклу, привлекая внимания нашего младшего сотрудника, скучавшего во дворе. – Митька! Седлай коня!

Тот воодушевлённо кивнул и побежал в конюшню. Государев гонец попрощался и уехал, мы с бабкой снова остались одни.

- Ты не кручинься, Никитушка. Бояре наши – они от скуки себе места не находят, вот и устраивают собрания.

- Да, но мне-то работать надо! Кстати, бабуль, пока не забыл. Ночью никто не воскрес?

- Ох, касатик, я думала, ты не спросишь… - и бабка так скорбно развела руками, что я понял: ничего хорошего я сейчас не услышу. – Не мало как человек сто поднялось ныне. Много их, Никитушка, в городе уж и считать не успевают. И то наверняка не все, кто-то о своих не говорит…

Желание побиться головой об стену вспыхнуло с новой силой. Ну вот и всё: мы и в самом-то начале это не контролировали, а теперь народ воскресает безостановочным конвейером. Смирись, участковый. Бороться с этим я не могу, нужно как-то сосуществовать. Положение нашего отделения в городе делалось всё более беспомощным.

Митька вывел во двор осёдланную кобылу. Я наскоро попрощался с Ягой, она перекрестила меня на дорогу, и я вышел во двор. Ладно, попробуем найти хоть что-то положительное: сегодня мне не нужно лезть под землю. Бабка смотрела на меня из окна. Я взобрался в седло, помахал ей и выехал со двора.

И знаете, что ещё мне пришло в голову? Пусть медленно, но дело двигалось. Почему-то мне казалось, что найденное кольцо приблизит меня к разгадке. Ведь это не абы что, это серьёзная улика, способная дать мне рабочую версию дела. К тому же я всё больше убеждался, что был прав: Бодров, покойники и иностранец связаны. Это не три разных дела. Оно одно, хоть и очень непонятное.

Незадолго до начала моих подземных приключений государь прислал мне список наиболее близких к Бодрову бояр. Я мало кого в думе знал в лицо, но общая структура в моей голове начинала складываться. Адекватных было мало: Тихомиров, Кашкин, Макаров… ещё человека четыре. Все, кроме Кашкина, по здешним меркам – голь перекатная, провинциальная аристократия. Служили ещё прежнему царю, в военных походах себя проявили, были награждены. Перевезли семьи в столицу, да тут и осели.

За Бодровыми стояло больше двадцати родов, все сплошь повязанные через браки. Здесь это несложно: в каждой боярской семье минимум трое детей. Маргарита, к примеру, отделалась одной дочерью, потому что старшие наследники уже имели на тот момент свои семьи. Государь предоставил мне пофамильный список тех, на кого мне следовало бы обратить внимание. Это поможет мне наблюдать за ними уже целенаправленно.

В государевом дворе я спрыгнул с лошади, передал поводья кому-то из стрельцов и направился в терем. Ко двору съезжались бояре. Я шёл медленно, чтобы иметь возможность присмотреться. Большинство в силу комплекции прибывало в экипажах – у меня иногда вообще возникало впечатление, что в боярскую думу отбирают по весу. Хотя Крынкин, например, подъехал верхом. Он и конём управлял довольно неплохо, гораздо увереннее меня самого. Я заметил Кашкина с сыновьями, приветственно козырнул им. Они выбрались из коляски у крыльца, и я подошёл пожать им руки. Мимо чинно прошествовали Бодровы-младшие, на меня даже не взглянули. Их я узнал благодаря внешнему сходству с отцом.

Тяжело дыша и вытирая платком вспотевший лоб, из кареты вывалился Тихомиров. Подошёл к нам поздороваться. Мы так и стояли на крыльце впятером, когда подъехала Маргарита Бодрова. Тоже, кстати, верхом. К ней немедленно бросились двое стрельцов, дежуривших у входа, но боярыня легко спрыгнула на землю, не особенно нуждаясь в их помощи. Одета она была в европейский костюм для верховой езды и шляпку с вуалью и длинным пером. Это, кстати, вообще немыслимо: знатные замужние дамы здесь передвигаются по городу исключительно в экипажах. Девице бы такую вольность местные кумушки простили, но не матери, у которой дочь на выданье. Впрочем, Маргарита была молодой, выглядела ещё моложе, а положение её супруга позволяло ей ни на кого не обращать внимания.

Её толстопузые пасынки к тому моменту едва доползли до верхней ступеньки лестницы. Маргарита окликнула их и начала подниматься, на ходу треща на французском. Я, естественно, не понимал ни слова, но мне на помощь пришёл Кашкин.