– И к тому же – прекрасная половина, – усмехнулся я.

– Да, ведь каждая половина слаба, сплошь «королевство кривых»[69], пока двое не станут одним. Слабы оба пола, половины и только целое становится сильным. Оттого мы такие ассиметричные, что симметричная половина где-то, а не с нами.

– Да, оба пола ущербны и уродливы в принципе и только вместе они прекрасны и сильны, благодаря резонансу, единозвучию. И даже если возьмём в рассмотрение миф о создании женщины из ребра, то видим тоже самое: не хорошо когда человек один, ему нужна пара, чтобы восполнить недостаток. Так и Еве нужна вторая половина, чтобы быть целым. Это и есть Церковь, полнота Человека, Человечества. Монашество же, мечтающее, что монах восполняется Богом просто ересь, ибо человеку нужен человек и желательно с отличными от его гениталиями. Потому что Бог не дурак и понимает, насколько это интересно – разногенитальность. Или монахи это тоже потомки Лилит.

– Так и есть, – подытожил дворник. – Надо бы выявить ген Евы и Лилит, тогда всё станет понятно. Вот чем надо учёным озадачиться.

– Как будто и впрямь чего-то не того нам в Книжечках говорят. Хотя это только в Новых и по их мотивам, а в Старых-то, посмотреть, именно так всё и было. Гарем на гареме. У Авраама, акромя Сарры и Агарь, после смерти Сарры было 140 жён и, наверное, все от него рожали. Интересно, была ли среди них истинная Единственная? Или права Бузова? Если бы Сарра была той единственной, то Авраам бы вместе с ней в один день почил.

– Да уж. Вот и у Иакова четыре штуки было, – вставил свою реплику Никодим. – У Соломона и того ого-го, триста жён и семьсот наложниц. Интересно, чтобы он в статусе вКонтакте поставил – «всё сложно» или «в активном поиске»?

– А вот у Иакова была Вторая среди четверых, это известно, ему повезло: Рахиль. Вона, какую свинью, то есть Лию, свою старшенькую, Иакову подложил вместо Рахили его свёкр? Так и пришлось сперва с Лией жить, кривой, косой да горбатой, а может и дурой. Не понятно только зачем со служанкой её, а потом ещё со служанкой Рахили, когда отработал очередные семь лет за Рахиль и заполучил любимую.

– Это-то как раз понятно. У баб же месячные, беременность, мигрень, настроения нет, к зачатию не готовы и так далее, а мужику куда себя девать? Колоть дрова как Членинтано[70]? Вот, мол, воткнись хоть в этот мясо, служанку, удовлетвори физиологическую потребность. И пусть тоже рожают, нечего только кайфовать с чужим мужем.

– Да. У тебя там ещё пузырька нету ли? – Умоляюще спросил я.

– Полно. Без аптечки я не ходок. – Мой новый друг достал из сумки, закинутой через плечо, следующий пузырёк. Глотнули микстуры.

– А вот Исааку подфартило. – Начал после алко-паузы Никодим: – До сорока лет ведь был девственником, а потом, хрясь и Ревекку встретил во поле, кудряво стояла, и у обоих крышу снесло, прям как у наших двух. И всё, никаких тебе гаремов и наложниц, тем паче заложниц. Вот это любовь так любовь. Мне б такую хоть разочек.

– В Книжечках, кстати, про их первое ночное совокупление, как они только встретились в поле у шатра Исаака, в греческом переводе так же употреблён термин АГАПИ[71]. То есть он не просто взял её и оттормошил во все впадины, но как слуга с госпожой обращался. И она к нему так же. Вот это было Таинство так Таинство, истинное Бого-Служение. – Вспомнил я любимую свою тему про четвёртое греческое понятие Любви, которое христиане сделали своим основным, стержневым. Но теперешних христиан спроси, ответят, что это жертвенная любовь. Бред какой-то. В действительности же это греческое понятие отношений между старшим и подчинённым, солдата с командиром, сына с отцом, ученика с учителем. То есть уважение снизу вверх.

– Ага. Да там всюду этот термин употребляют. Любовь Бога к людям тоже АГАПИ, то есть Сам Создатель относится к нам не как к меньшим Себя, но как к Старшим Себя. И требует, завещает, чтобы и мы друг к другу так же относились и уважуху с респектами друг другу оказывали, а не ждали, чтобы нам оказывали, а мы лишь нос задирали[72]. – Никодиму, я понял, тема агапи была так же близка и родственна. Уж не вторая ли он моя половинка, без всякой половухи, ведь друг тоже может быть твоим Альтер-эго. Впрочем, у меня есть жена, её я тоже ощущаю своей половинкой, не без сексуальных наслаждений. Может всё же и Бузова тоже права, хотя бы в таком вот плане – товарищеском?

– Так и что дальше-то, – вспомнил я про развитие сюжета. Друг вздохнул глубоко и продолжил:

– Я попросил его, если явления не будет, то придти если не завтра, то хоть послезавтра или когда время будет. Он пообещал, но не пришёл. Я ещё недельку подождал, да и посетил Универмаг, где тот работал. Ведь ничего не стоило зайти-то ему к Обелиску. Он сам говорил, что с работы пешком ходит через Драмтеатр, по Аллее Героев и Вечный Огонь, потом через музыкалу и Дворец Пионеров, или как там его теперь, Дом Детского Досуга или Творчества. А мне в Универмаге-то и говорят, мол, не вышел как раз в тот день, «назавтра». И больше не приходил. На звонки, говорят, не отвечал, в соцсетях не появлялся. До жены дозвонились. Она только накричала, послала всех туда же, куда мужа посылала и больше звонить ей не стали. Поняли, что в разводе или типа того. Снарядили к нему экспедицию, может, заболел или ещё чего, лежит, встать не может, а то и вовсе в запой ушёл и не вышел, частенько ж такое происходит. Поехали к нему на съёмную квартиру, а там уж другие жильцы. Вспомнили, что говорил, где теперь живёт. Туда. А там дверь не заперта. Вошли. Всё благопристойно, но нет никого. А на столе рядом с клавишами раскрытого, но выключенного ноута записка: «Простите. Не ищите. Уехали в Парагвай». А обувь-то у порога стоит. Его кроссы они сразу как вошли, заприметили, даже подумали, что тут он. Рядом её, видимо, кеды валялись в прихожей-то. Из чего я и делаю вывод, сам понимаешь какой.

– Что ни в какой Парагвай они не уехали, – заключил я. – Но это если понимать буквально. А если иносказательно? С языка гуарани «парагвай» означает «от великой реки», так же «рогатая река» – подразумевается река Парана. А то всё «Иордан» или «Ганг», для кого-то и Волга – великая русская река, хотя и означает с фино-угрского «текущая в низине», «влага», а так же попросту «болото». Посему тут надо ж кумекать, а не по букве вышагивать. Буквализм же убивает дух, идею события.

– Так значит они…

– Дивны дела Твои, Господи! – В квинту, одновременно, не сговариваясь, произнесли мы оба вслух, он ниже, я выше по гамме. – Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе! – Никодим достал папиросы и мы закурили в страхе и трепете благоговейном, иного ладана под рукой не было, а покадить было надо. Всякая трава Божия и всякое её воскурение благоуханно и благоприятно Ему – чувствовали мы в эту минуту оба, как и то, что Глава Вселенной был в этот момент посреди нас, в нас, везде и всюду и только мы сами сидели на лавочке у Вечного Огня памяти ушедшим из мира этого в мир иной, нами пока неведомый, разве что смутно, но вожделенный.

– «И пусть нас сведёт отчаяние и любовь», – пропели мы хором[73], не сговариваясь, конечно.

Так просидели мы с Ником Димой[74] далеко заполночь, потихонечку потягивая боярышник, по глоточку, попыхивая папирусами с антидепрессантом профилактики ради. Благо – осенняя погодка в эту ночь была летней, только лучше, ни мух, ни комаров. Даже тучи рассеялись и был виден Млечный Путь, несмотря на то, что в городе вообще отвратительно видны звёзды, не то, что на селе или в поле. Посмеиваясь и произнося тосты, вели мы с ним душеспасительные духоносные беседы, следующего содержания[75]: