У Тигры был вид полуобморочный и слегка виноватый. Алёшка поцеловал его, сказал:

– Иди, я не держу.

Остался один в комнате, выбрался из-под одеяла, разыскал под столом коробку гуаши, взял пару кисточек, расстелил на полу ватман. Когда Тигра вернулся, всё было почти готово.

Тигра, притащивший за собой знакомый сладковатый шлейф анаши, показался Алёшке ещё более тихим, чем обычно. Сбросил обувь у порога, перешагнул через ватман, сел на край кровати, обхватив себя руками за плечи, будто ему холодно. Зябко, как бабушка сказала бы.

– Что он с тобой сделал? – испуганно спросил Алёшка.

– Ничего, – почти шёпотом ответил Тигра. – Мы разговаривали.

– Значит, сказал. Какую-нибудь гадость, да? Про меня?

– Не совсем. То есть… ну, ничего плохого он не говорил, наоборот.

– Не тяни, рассказывай! Интересно же.

– Алёшка, ты извини, но…

– Тайна, что ли? – догадался он.

Тигра кивнул.

– Ну и ладно, – Алёшка отвернулся от него с лёгкой обидой. – Наверняка ерунда какая-нибудь. Давай спать, а то завтра не поднимемся. Что у нас первой парой?

– Нам ко второй, четверг ведь.

– Как… четверг? Это сколько же я провалялся…

– Мог бы и дольше, если бы Олег свои фокусы со временем не устраивал. Ты не торопись учиться, отлёживайся до конца недели. Справка от врача будет, Олег обещал.

– Экзамены же, – забеспокоился Алёшка.

– Да всё ты сдашь, не переживай. Выучишь и сдашь.

– Ага, выучишь! Практическую анатомию я вызубрю, допустим. А рисунок, а живопись? Натюрморты сами себя не нарисуют. И Олег тут не поможет, он всего лишь экстрасенс, а не золотая рыбка.

– Это верно, – вздохнул Тигра. – Кстати, завтра зачёт по истории искусств. По эпохе Возрождения.

– Ох… тогда тем более пойду. К Богдану – это святое. Он про меня спрашивал?

– Само собой. И деньги опять предлагал. Я не взял.

– Правильно. И у Олега незачем было брать. Не для того я бросил хастлерство, чтобы ты начинал.

– Алёшка, ты что! Они по-человечески помогают.

– Наивный ты, Олег же сам сказал… Всё, спим. Завтра сдаём Возрождение, а в пятницу… Тигра, прогуляешь со мной третью пару в пятницу? Очень надо.

В пятницу на ступеньках у входа в мэрию они продержались минут двадцать, не больше. Сначала на них никто внимания не обращал. Стоят парни с какими-то плакатами – ну и пусть себе. Мало ли кто против чего протестует. Вон в соседнем дворе старушки окружили строящуюся автомобильную парковку, требуют вернуть на законное место четыре кедра и памятник академику Прилежаеву, тоже ничего особенного. Вот если бы это всё по телевизору показали – тогда да-а… Потом налетели стайкой девчонки по виду класса из седьмого, хором запищали, выпрашивая разрешения с ними сфотографироваться. Разрешили. Похихикали на тему: «Вот так она и приходит – популярность». Тут же подскочила длинная носатая девица с дредами, представилась видеоблогером. Поснимала на телефон неожиданно серьёзного Алёшку с раскрашенным в шесть цветов ЛГБТ-радуги ватманом в руках и хмурого Тигру с плакатом, в центре которого сияло ярко-жёлтое солнце, по небу шла надпись: «Все равны», а внизу, в траве и цветах, держались за руки три пары фигурок: мальчик и девочка, девочка и девочка, мальчик и мальчик. Девица задала вопросы, на половину из которых Алёшка отвечать не стал – сказал, что слишком личные. Допытывалась, от какой они организации, так и не поверила, что сами по себе, обиделась и ушла.

И вот, наконец, случилось то, чего так ждал и жаждал Алёшка. Затормозила у крыльца мэрии песочного цвета иномарка, из неё вышел Юрочка – элегантный, как всегда. И, честное слово, слегка прифигел, увидев Алёшку – живого, здорового и радостно навстречу ему лыбящегося. Даже без синяков на наглой физиономии – тональный крем в помощь.

– Выкарабкался и на этот раз, сучонок? – прошипел ему в ухо, подойдя совсем близко, Юрочка. – Пожалел тебя Паша, а я ведь говорил ему, что надо удавочку-то посильней затягивать. Ничего, сейчас тебя закроют на пятнадцать суток… за пропаганду, всё по закону. Но ты и четырнадцати не проживёшь, я тебе обещаю.

Из-за угла здания вынырнул Клим. Он всё это время находился рядом, не привлекая к себе внимания. Увязался за друзьями, узнав, что они задумали акцию. Сказал: без охраны – нечего и думать. И вот сейчас решил, что его время пришло.

– Ребят, проблемы?

Юрочка окинул всех троих презрительным взглядом и пошагал вверх по лестнице.

– Теперь, может, и будут, – сердито сказал Алёшка. – Проблемы. Зато приятно было посмотреть, как у него поначалу челюсть отвисла.

– Это он тебя… вместе с Пашей? – уточнил Клим.

Алёшка кивнул.

– Он же пасс, – сказал Тигра. – Как вообще?..

– Как-как… бутылкой от шампанского, – мрачно разъяснил Алёшка.

– Я спросил, не как это происходило, – поморщился Тигра, – а как он мог… если он такой же, как ты?

– А он не такой же. Юрочка у нас элитная шлюха на окладе и премиях. А я – расходный материал. Если вдруг что… меня никто и искать бы не стал. Бабушка если только. Но ей сказали бы про несчастный случай, и она поверила бы. Вот когда с тобой, Тигра, был тот случай, босс ого как занервничал. Твой отец же предприниматель, спонсор и инвестор городских проектов всяких. Он не знал, что ему на тебя просто насрать. А я… вообще никто и звать меня никак. И никому не нужен.

– Ну, ты не прав, – возразил Клим. – А мы? А Богдан?

– Ребят, вы хорошие люди, никто не спорит, – взволнованно проговорил Алёшка. – Только вас и слушать не станут ни в полиции, ни в суде. А Богдан… мне кажется, Олег верно сказал – он такая же сволочь, как и эти…

– Нет, – мотнул головой Клим. – Не верю. Только не Богдан.

– Ты просто не знаешь… Ой, Клим, там менты! Отойди, пожалуйста, в сторону, а то могут придраться: три человека – это уже не одиночный пикет.

– Два тоже не одиночный.

– Не, вдвоём можно, я в интернете читал. Ой, мамочки…

Действительно, мамочки. С колясками, две штуки. Но в основном толпа, угрожающе двигавшаяся в их сторону, состояла из женщин в возрасте. Некоторые были с клюшками, но не опирались на них, а ими размахивали. Впереди группы быстро семенящих бабушек и тёток широко шагал высокий худой старик в одежде, похожей на военную форму, но без знаков различия.

– Содомиты! – выкрикнул он, воздевая к небесам сухонький кулачок. – Прочь из нашего города!

– Бей жидов, спасай Россию! – истерично заорала старушка в длинной юбке и чёрном платке. А дама с ореолом седых кудряшек вокруг милого сморщенного личика вдруг выхватила у опешившего Тигры из рук плакат и принялась комкать и рвать бумагу.

Полицейские с интересом наблюдали происходящее. Возможно, это была как раз их задумка – натравить одну группу протестующих на другую и посмотреть, что получится. Может быть, они даже делали ставки. Пока преимущество было явно не на стороне мальчишек.

Тигра и Клим побежали по аллее, лихорадочно соображая, в какой бы переулок свернуть. Алёшка замешкался, складывая вчетверо и запихивая под рубашку радужный ватман, и ему несколько раз довольно болезненно влетело клюшкой по спине. Наконец, он догнал ребят. А вот как быть дальше? От воинствующих пенсионеров они оторвались, но два крепких мужичка в полицейской форме (кажется, не те, что стояли у мэрии, а другие) неслись со всех ног за нарушителями порядка.

Услышав гудок автомобиля, трое, как по команде, повернули головы направо. Из открытого окна оранжевого «рено-логана» высунулась знакомая всем, кроме Клима, голова с разлохмаченной рыжей шевелюрой.

– Эй, экстремисты! Запрыгивайте.

Тигра моментально оказался в кресле рядом с водителем и подставил щёку под поцелуй. Ничего себе! Спелись, голубчики. Алёшка и Клим сели сзади.

– Вы на хрена вообще это затеяли? – поинтересовался Олег.

– Если взрослые не хотят бороться за наши права, приходится самим, – сердито сказал Алёшка.

– А ведь мы боролись, – задумчиво произнёс рыжий. – Думали: будут реально гласность, демократия, свобода. А получили в итоге дикий капитализм – сами не знаем, как. Я тогда, в девяносто первом, был младше вас, в девятый класс перешёл. А Богдан был студентом.