В понедельник на кухне застал знакомую картину: турка с кофе на плите, гора бутербродов и Локи, пристроивший на краю стола ноутбук с перепиской по своим колдовским делам. Сначала спас кофе (и плиту заодно), переставив джезву на подоконник. Затем поцеловал Олега (и почувствовал на его губах солоноватый вкус собственной спермы от предрассветного минета). Наконец, взял в руку бутерброд, рассмотрел внимательно. Он был с расплавленным сыром, но не зажаренный снизу, явно не на сковородке такую красоту готовили.

– Олег, у нас разве есть микроволновка? Доброе утро. Извини.

– Привет тебе, Богдан! Я свою привёз. Зачем она в пустой квартире? А здесь пригодится.

Надо же! Когда успел только?

Он откусил от остывшего бутерброда, запил глотком обжигающего кофе. И чуть не подавился, услышав:

– Богдан, ты едешь со мной в Аргентину?

– Аргентина манит негра, – нараспев сказал он. – Запишите эту волшебную фразу и прочтите её наоборот. Зачем, Олег?

– Работать. И отдыхать. То есть я – работать, а ты со мной за компанию.

– У меня экзамены.

– Ты что? Скоро лето!

– В июне экзамены, Олег.

– И ничего нельзя поменять? Перенести, например.

Олег выглядел реально расстроенным.

– Солнце моё, я их не сдаю, а принимаю. Поэтому – нет.

– Зря, – сказал Олег. – Хотел увезти тебя отсюда как раз на июнь и июль.

– Предсказание? – догадался Богдан.

– Оно, родимое. Сегодня ещё разок раскинул карты и увидел, что сроки определились. И что есть варианты.

– А до этого не было? Подожди… то есть, если я уеду, никто не умрёт?

– Ох, Богдан, как бы мне хотелось сейчас тебе соврать! И ты бы, как благородное чёрт знает что, всё бросил и умчался за море со мной. Думая, что этим спасаешь ребятишек.

– Значит, нет?

– Нет. Умрёт всё равно. Кто конкретно – не могу сказать пока. Варианты – для тебя. Для нас. Не хочу с тобой расставаться.

– Ах, вот в чём дело! Но ты понимаешь, что теперь я точно никуда с тобой не поеду? Если что-то случится с кем-то из ребят, я должен быть рядом.

– Ты ничего не исправишь, только издёргаешься весь, – вздохнул Олег.

– А в Аргентине твоей я не буду дёргаться, хочешь сказать?.. Зачем ты, кстати, туда едешь, что за работа? – спросил не из праздного любопытства. Хотел понять, что-то значимое для Олега там будет происходить или это просто повод умчаться в дальние края. С ним, Богданом, или без него – неважно. Ну, и получил в ответ сказку про вдову наркобарона, про необходимость поболтать с духом её покойного супруга, чтобы выяснить, куда тот припрятал денежки. Олегу с этой сделки полагался якобы немалый процент.

– То есть это всего лишь деньги, – разочарованно протянул Богдан.

– Всего лишь деньги, всего лишь интересная работа, всего лишь возможность на халяву Латинскую Америку посмотреть, ни разу там не был. А ещё – всего лишь «выполняй, раз пообещал», вот такие у меня с детства дурацкие принципы.

– У меня такие же. Иногда это очень мешает жить. Иногда помогает.

– Но не сейчас.

– Не сейчас.

========== 16. Алёшка Костров ==========

Не сейчас… За дверью Тигра гремел ведром, плескал водой и ронял швабру – мыл пол в длинном коридоре, на этой неделе их комната была дежурной по местам общего пользования. Никто, конечно, график уборки не соблюдал, кроме них да ещё бабы Любы, похожей на одуванчик (тоненькой, с пышными седыми волосами), которая сама же его и рисовала цветными карандашами. Баба Люба иногда угощала голодных студентов пирогом с капустой, но за швабру и тряпку они хватались не поэтому, а просто… ну, не в грязи же сидеть. В комнате у ребят, правда, идеального порядка не было. Но всё же время от времени Тигра пытался запихнуть вещи на какие-то невообразимые «свои места» и выбросить пару пакетов мусора, а потом повозить по полу той же бабкиной шваброй. Остальные обитатели коммунальной квартиры предпочитали именно что сидеть в грязи. И грустный тихий пьяница Ионыч, и шумная, суетливая мамаша-одиночка Ларочка, забившая коридор коляской и двумя трёхколёсными велосипедами, ни разу даже в протирании за собой лужи, натёкшей с обуви в дождливую погоду, не были замечены. Считали, видимо, что так и надо. Притом, Ионыч мысли свои чёрные всё же держал при себе, а вот Ларочка права качала громко и обстоятельно, с битьём посуды и хлопаньем дверьми. Последним она, кстати, в данный момент и занималась: то ли замок у неё не закрывался, то ли злилась на Тигру, занявшегося уборкой в понедельник с утра пораньше.

Следовало, конечно, встать с кровати и помочь ему. Воду в ведре, что ли, поменять. Ну, или хотя бы просто встать. Одеться, умыться, стянуть резинкой волосы в хвост, кинуть тетради в рюкзак. Потому что иначе был риск опоздать и ко второй паре. Но Алёшка лежал, уткнувшись лицом в подушку.

– Алёшка! – заглянул в комнату Тигра. – Ты вообще учиться собираешься?

– Не сейчас, – отмахнулся он. – Ты иди. И так опоздал из-за меня.

– Не из-за тебя, а из-за коридора. Надо же вымыть, если в выходные забыли. Ты чего, правда не пойдёшь? Совсем?

– Сегодня – точно нет. Потом – не знаю. Подумаю.

– Алёшка, ты это… из-за Богдана? – догадался Тигра.

– Ага. Не могу я так больше.

– Чего ты перед сессией дурить начал? Сдал бы экзамены, потом и впадал в свою депрессию, – проворчал Тигра.

– Нахуй экзамены. Может, я вообще свалю.

– Из училища?

– Из города. Из страны. Не знаю. Автостопом куда-нибудь подамся. Давно хотел.

– Алёшка… а как же я?

Костров долго не раздумывал:

– Вернёшься к родителям. Мама твоя зачем приходила в училище? уговаривать? Вот и уговаривайся давай.

– Не-е, я с тобой. Ты меня не бросишь?

Бросить Тигру – в голову бы такое не пришло. Тем не менее, мечты об автостопе подкидывали вариант путешествия в одиночку. Свободен, как ветер; идёт, куда хочет; знакомится с теми, кто понравится; ночует, где придётся… ну, или у тех, с кем познакомился. Прекрасная такая жизнь. И Тигрёнку в ней места не было. Жаль.

Алёшка часто вспоминал, как ещё в художке Богдан Валерьевич, отвлекаясь от темы занятия, рассказывал о своих путешествиях по Европе. Эти истории всем нравились, обычно девчонки начинали упрашивать: «Ну, пожа-а-алуйста! Расскажи-и-ите!» И пищали от восторга. Алёшка тоже чуть не пищал, чего скрывать. Воображал, как отправится когда-нибудь вместе с ним в Чехию, или Польшу, или Германию. Или в Данию? А, может быть, они случайно встретятся в каком-нибудь далёком городе: в музее, в кафе… Проведут вместе день, ночь, неделю, вечность… От таких мыслей начинало сладко щекотать внутри где-то.

Не будет ничего такого. Ни сейчас, ни в его долгожданные восемнадцать, ни через год-два-три. И не в рыжем тут дело: подумаешь, рыжий. В то же время понимал, что ни разу и не «подумаешь», рыжий нереально крут. В клубе тот сидел рядом с Богданом, они даже за руки не держались, но чувствовалось между ними какое-то электрическое напряжение. Алёшка, лишь краем глаза на них взглянув, понял: он попался. Если сейчас ему скажут: «Давай-ка, Костров, третьим в эту милую компанию!» – он согласится, не раздумывая. Причём, бесплатно. А проценты Артуру, владельцу клуба, отстегнёт со своей стипендии – ага, щас. Самая жуть была в том, что Богдану он, Алёшка, был, скорее всего, не нужен. Так подумалось ему. А те нежные, задумчиво-печальные взгляды, что изредка бросал историк на него в училище… ну, мало ли кто на кого смотрит. Может, он думал в тот момент о чём-то другом. Или о ком-то.

Тогда Алёшка сразу спросил у бармена:

– Вик, за третьим столиком длинный и рядом с ним рыжий – знаешь их?

– Понравились? – хихикнул Вик. – Рыжий – москвич, раньше клуб ему принадлежал. По-моему, Артур до сих пор ему какие-то долги выплачивает. Второго не знаю.

– Я знаю зато, – нахмурился Алёшка. – Это мой препод.

– Вот блин. Серьёзно? – фыркнул Вик. – Слу-ушай! У тебя с ним было что-то?