Быстро, порывисто обняла обоих. Вскочила в автобус, угнездилась на своём месте, кинула под ноги полупустую, почти плоскую сумку. Мама будет, наверное, ворчать из-за свитера. Ничего. Алёшке нужнее.
Автобус зафыркал и тронулся. Алёна увидела в окно перелезающих через ограду Алёшку и Тигру. Сотрудник вокзальной охраны в чёрной форме размахивал руками и что-то гневно кричал им вслед. Качков на вишнёвой иномарке не было видно.
– Удачи вам, ребят, – прошептала она.
Выехали за черту города, по обеим сторонам дороги помчались поля и перелески. От мелькания зелени у Алёны закружилась голова. Она закрыла глаза и почувствовала, что засыпает. Точнее – проваливается во вполне реалистический сон с участием незнакомого рыжего парня, которого поначалу приняла за плоскогрудую девицу – из-за длинных волос, высокого голоса и визгливого смеха. Это существо, нахально пробравшееся в её сон, неприятно похохатывало, раскачиваясь на детских качелях. На нём были светлые джинсы, белые заляпанные рыжей глиной кеды и свитер грубой вязки, похожий на тот, что она сама подарила Алёшке, только из ниток трёх цветов: белого, оранжевого и тёмно-коричневого. Алёна ощущала, что она по-прежнему едет в автобусе, но в то же время находится и на детской площадке, где, кроме качелей, торчит кривоватый грибок в середине песочницы и топорщатся во все стороны лазалки из металлических трубок, словно остовы ископаемых чудовищ.
– Не вздумай! – услышала она.
– Что? – переспросила.
– Потом не говори, что я не предупреждал.
– Чего ты от меня хочешь?
– Не обольщайся. Ты меня не интересуешь.
– Да я поняла, – усмехнулась Алёна. – Как же мне на вас везёт, мальчики, в последнее время. Мало наяву, теперь и во сне.
– Ага, мы такие… Пообещай, что не наделаешь глупостей, ладно?
– О чём конкретно идёт речь?
– Скорее, о ком. Это предсказание, так что – без имён. Сама поймёшь потом.
– Как в сказке, что ли? Пойди туда, не знаю куда…
– Что-то вроде того. В крайнем случае, если уж совсем занесёт на повороте, зови меня.
– А… как?
– Можно просто – рыжий. Я не обижусь.
Изображение дёрнулось, как картинка на заглючившем мониторе. Алёна почти проснулась. И уже вдогонку спросила (или подумала):
– Петля времени – твоих рук дело?
– Возможно, – прозвучало в ответ. То ли тихим голосом издалека, то ли ласковым шёпотом почти на ухо – не поймёшь.
Автобус тряхнуло, она пришла в себя. Вот что это было? Как это понимать?
========== 15. Богдан Репин ==========
Что это было, как это понимать? Никак, наверное. Просто ощущать всем телом, до дрожи в кончиках пальцев рук и ног, тёплую волну прикосновений. Которые на самом деле и не прикосновения вовсе, а… чёрт знает что такое! Будто ты – не ты, а мешок с киселём, вязкая манная каша, податливая глина в умелых руках скульптора. Пусть это продолжается, пусть, ещё, ещё… О, да-а…
Богдан проснулся дома, в своей постели, один. Сердце колотилось, как сумасшедшее, он часто дышал, не хватало воздуха, хотя – покосился на окно – форточка была нараспашку, как всегда.
Заверещал звонок, Богдан дотянулся до тумбочки, цапнул мобильный. Какая сволочь звонит в пять утра? Ну, ясно, кто бы сомневался. Без всяких приветствий и вежливых предисловий прорычал в трубку:
– Это и есть твой обещанный способ быть сверху? На расстоянии…
– Понравилось? – промурлыкал собеседник.
– Извращенец рыжий! – с удовольствием выругал его Богдан. – Предупреждать же надо. Совесть у тебя есть?
– Нет, – хихикнул он. – Встретимся?
– Сегодня маму везу в санаторий.
– Когда?
– В девять.
– Понял.
Отключился. Что он понял? Так и не договорились ведь. Набрал, услышал «вне зоны действия», плюнул, попытался уснуть. Не вышло.
Мамины вещи были аккуратно сложены с вечера. Автовокзал рядом с домом, только дорогу перейти. Можно не торопиться. Но мать по привычке встала в половине шестого и принялась греметь посудой на кухне. Вышел, пристроил рядом со сковородкой и кастрюлькой турку с молотым кофе.
– Доброе утро, мам! Что ты, в самом деле… Будто я маленький.
– Доброе, Богдан. Я сырники приготовила, сметану потом купишь к ним. И суп сварила с фрикадельками, остынет – уберёшь в холодильник. На три дня тебе хватит. А потом, может быть, Вера приедет, я сама ей позвоню.
Веры тут только не хватало.
– Мама, не говори ей ничего, прошу. И потом… Я же сам на днях поеду в Фёдоровское, надо что-то решать насчёт музея.
Прежде следовало сходить в комитет по культуре городского совета Славска, дело оказалось не копеечным, а там могли помочь с финансированием. Очень не хотелось туда идти, особенно когда услышал фамилию человека, к которому ему надлежит обратиться с просьбой. Скандал в лагере был улажен, заглажен и на удивление быстро забыт: то ли магия Локи помогла, то ли житейская смётка Юлии Юрьевны. Но за себя Богдан не ручался, предполагал, что при личной встрече с Дарницким вполне может сорваться и вмазать тому по физиономии. Взрослые люди, конечно. Надо соблюдать приличия, безусловно. Хотя чисто по-человечески – следовало бы. Чтобы не зарывался. Несмотря на заступничество покровителя из ещё более высоких сфер, о котором Богдан тоже знал не понаслышке: тот, случалось, на официальных мероприятиях здоровался с ним за руку и подмигивал понимающе.
Разумеется, ни матери, ни Вере он ничего такого не рассказывал. Светка вот откуда-то знала (или догадывалась), валила все факты и сплетни в одну кучу, злилась, обвиняла во всевозможных грехах всех скопом и родного брата заодно, обзывала «голубой мафией».
Когда подошло время, Богдан с мамой спустились по лестнице и вышли во двор. Тут же послышался гудок автомобиля. И почему-то Богдан совершенно не удивился, увидев перед подъездом солнечно-оранжевую легковушку.
Олег сдвинул на лоб тёмные очки:
– Такси на Дубровку заказывали?
Он был в белой рубашке с коротким рукавом и отглаженных светлых брюках. Рыжие космы тщательно причёсаны и собраны в лисий хвост. На кресле рядом с водительским лежала соломенная шляпа.
Богдан забросил сумки в багажник, помог маме забраться на заднее сиденье и сам сел рядом.
– Здравствуйте, Елена Владимировна, – обернулся к пассажирке Локи. – Как ваше самочувствие?
– Мама, это Олег, – представил его Богдан. – Мой…
Замялся, не зная, как продолжить. Парень, друг, знакомый?
– Здравствуйте, Олег, – мягко улыбнулась мама. – Я видела у сына ваше фото.
– Даже так? – ухмыльнулся Локи, внимательно посмотрев на Богдана. Тот смутился, заоправдывался:
– Олег, мама говорит про фотографию из Нижнего Новгорода. Про ту, где мы всей компанией на Чкаловской лестнице.
Действительно, такой снимок он распечатал, вставил в рамку и повесил у себя в спальне. Память о поездке. Память о Яше вообще-то, причём тут рыжий!
– Я не об этом, – простодушно сказала мама, сдав тем самым сына со всеми потрохами. Потому что «не об этом» фото он Олегу рассказывать не хотел.
Оранжевый «рено-логан» затормозил у ворот санатория, Репины вышли, Олег остался в машине. Все формальности были улажены очень быстро, после кратких и вежливых переговоров с главным врачом Богдан зашёл в уютную комнату, где Елене Владимировне предстояло провести ближайшие три недели. В этом санатории мать была не раз, ей здесь нравилось. Врачи хорошие, персонал вежливый, кормят прилично, Волга рядом – жить можно. Вероятно, здесь ей лучше, чем в загазованном Славске, в захламлённой квартире, рядом с непутёвым сыном. Впрочем, это сыну так казалось, возможно, мать как раз думала по-другому.
– Всё в порядке, мам? – спросил Богдан, наблюдая, как пожилая женщина выкладывает на тумбочку привезённые из дома детективы в мягких корочках – пристрастилась в больнице к этому легковесному чтиву.
– Просто чудесно, – сказала она отстранённым каким-то тоном, поди догадайся, иронизирует или же всерьёз восхищена происходящим. – Вере звонить не надо, я правильно поняла?