– Как так?

– Его спроси, потом. Ладно? Не моя тайна. Захочет – скажет сам.

– Да понял я, – вздохнул Клим. – Видел фотки его матери. Только волосы отличаются, а так – один в один.

– Но мы не родственники, честно, – пробормотала Алёна, снова проваливаясь в короткий, но глубокий сон.

Когда проснулась, комнату наполнял свет, не электрический, но и не солнечный ещё – предутренний, бело-сине-розовый сквозь облачную дымку. Клим сидел на стуле в наушниках и с телефоном в руках: то ли фильм смотрел, то ли в игру играл. Увидел, что Алёна открыла глаза, сразу же поставил на паузу и сдёрнул наушники.

– Доброе утро, Алён!

– Доброе. Совсем не ложился, что ли?

– Ложился. Потом встал, подышал воздухом. И никотином. Водички попил. И снова ложился. Не помогло.

– Вроде тебе не по возрасту бессонницей страдать, – заметила Алёна.

– В самый раз. Алён, а кто такой «Икарус»?

– «Икарус»? – растерялась Алёна.

– Да. Синицын пел: «Я похож на новый «Икарус», у него такая же улыбка». «Оранжевое настроение».

– Это… автобус такой, оранжевый.

– А, понятно. Наш тоже вполне себе улыбчивый, хоть и белый. Подъедет скоро. В музей и по домам. Пора будить всех.

– Точно пора? Не рано?

– Не, нормально. Ещё посуду мыть. И бельё, и мусор, все дела. Алён, будь другом, сходи к этим… товарищам. А то я стесняюсь.

– Я будто не стесняюсь, – фыркнула она.

– Ну… пожалуйста. А я пока Южакова растолкаю, тоже непростое дело.

– Ох уж и непростое, вчера он раньше всех проснулся.

– То вчера. Сегодня пришёл перед рассветом, Снежана его, видите ли, на речку утащила, – проворчал Клим.

– Блондинка?

– Рыжая. Блондинка – Кристина, – пояснил Клим. – Сходишь?

– Ладно.

Зря стеснялась, и будить никого не пришлось. В соседней комнате была активная движуха. Сенечка по походной привычке вскочил ни свет, ни заря и отдраил посуду до блеска, теперь они с Колькой собирались вернуть её на кухню. Алёна метнулась в комнату Клима, схватила кружку, сгребла со стола оставшиеся вилки, догнала пацанов, спустившихся с крыльца, и высыпала всё добро в сковородку, которую нёс Колька.

– О, спасибо! – обрадовался тот. – А то нас бы сейчас прищучили за недостачу.

Вернулась к мальчишкам. Тигра с задумчивым выражением лица вытряхивал одеяло из пододеяльника. Алёшка по-прежнему лежал на кровати ничком, обнимая подушку.

– Ты как? – обеспокоилась Алёна.

– Да вроде живой, – кисло улыбнулся он.

– Температуры нет? Может, ещё аспирин?

– Не, не надо.

– Сидеть сможешь? В столовой и в автобусе.

– С трудом, – хихикнул Алёшка. – Но я постараюсь. Алён, что ты вообще за мою жопу беспокоишься? Не в первый раз.

А вот, кстати, про первый раз…

– Алёшка, как там Сенечка? Что у них с Николаем?

– Сама же видела – живые, бодрые, весёлые оба. Ох, да ничего у них не было. Кроме взаимной дрочки.

– Блин, Алёшка! – возмутилась Алёна. – Ты хоть соображаешь, что говоришь? Такие слова, девушке.

– Упс… извини. Не подумал, что ты так воспримешь. Климка позавчера сказал, что ты – свой парень.

– Кстати, Клим так уже не считает.

– Да? – обрадовался Алёшка. – Поздравляю.

– Не с чем. Я его послала. Надеюсь, не обиделся.

– Зря. Клим хороший. Только с девчонками ему не везёт. Ни одна надолго не задерживается.

– Так и я бы не задержалась. Поэтому лучше сразу – нет. Зачем обманывать человека?

И правда – незачем. Обманывать. Обманываться самой.

Не дождалась Алёшкиного ответа, вышла из комнаты.

Заглянула к Смирновой-Ольховской. Те на её «доброе утро» никак не отреагировали. Бельё со своих кроватей женщины уже, видимо, отнесли кастелянше. Алёнину постель и не тронули. Ну, ладно. Сдёрнула простыни-наволочки, вышла в коридор с комом тряпья в руках. Подскочил Южаков с почти полным мешком:

– Кидай сюда.

Кинула. Унёс. Видимо, знал, куда.

За завтраком едва успели прожевать макароны с сыром и запить тепловатым какао, как сидевшие ближе к двери зашумели:

– Автобус, автобус!

Рюкзаки и сумки (и Сенечкину гитару!) предусмотрительно взяли с собой, поэтому в салон вскарабкались первыми. Сели на те же места, в том же порядке. Сенечка уже привычно устроил голову у Кольки на плече. Снежана и Кристина внимательно посмотрели на это дело, высунувшись из-за спинок своих кресел, переглянулись и восторженно взвизгнули. Алёна приложила палец к губам: молчите! Клим показал кулак. Девчонки понимающе кивнули и успокоились.

– Алён, тебе очень нужно в этот музей? – поинтересовался Алёшка.

– А есть варианты?

– Слинять с экскурсии, пройти через кладбище и оказаться на автостанции. Там двадцать минут пешего ходу.

Звучало заманчиво. Неизвестно, что там за автостанция, но всё же такой вариант был куда привлекательнее, чем ехать после экскурсии в центр Славска, а потом разыскивать остановку троллейбуса, чтобы добраться до вокзала. Однако для порядка спросила:

– Так разве можно? Вам не влетит… за отрыв от коллектива?

Алёшка помотал уже снова успевшей разлохматиться головой:

– Не-а. Пал-Иосичу сейчас скажу, он разрешит. Или Юлии Юрьевне.

– Алёшка, а вам-то это зачем?

– Так мы живём там.

– На кладбище или на станции? – недоверчиво фыркнула Алёна.

– Рядом, – серьёзно сказал Алёшка. – Ты думала, мы совсем миллионеры – квартиру ближе к центру снимать?

– И не мы одни там, – добавил Тигра.

– А кто ещё? – Алёне стало любопытно.

– Неважно, – вдруг огрызнулся Алёшка. Обиделся, что ли? Или рассердился. – Ты, Тигра, иногда молчишь-молчишь, а иногда… Вот зачем ты ляпнул?

Тагир посмотрел на него виновато из-под полосатой чёлки.

– Алёшка, не заморачивайся, – Алёна потрепала его по плечу. – Не нужны мне твои секреты. Я ничего не поняла и всё забыла.

– Ладно, проехали.

Выпрыгнули из автобуса на повороте, прошагали между могилами, свернули в берёзовую рощу (загаженную банками, пакетами и прочим мусором), вышли на асфальтовую дорогу.

– Вот станция, – показал Тагир на громоздящиеся в стороне бетонно-стеклянные кубики. – А нам в другую сторону, надо в «Пятёрочку» за продуктами зайти.

– Обязательно? – уточнил Алёшка. – Может, поближе к дому закупимся? Неохота в такую даль топать.

– Поближе только наличку берут, – со знанием дела сказал Тигра. – А до банкомата топать не меньше.

– Ха! В «Снегурочке» можно картой расплачиваться, – Алёшка показал на белый павильон по правой стороне дороги.

– С ума сошёл? – испуганно пробормотал Тигра.

– А чего такого? У нас на лбу не написано…

– Не. Рискованно.

Алёшка повернулся к собравшейся было двинуться в сторону станции Алёне:

– Выручи, пожалуйста!

– Пива, что ли, вам купить? – по-своему поняла она их сомнения насчёт магазина. – Алкаши малолетние. Ладно уж.

Переложила паспорт из сумки в задний карман джинсов, протянутую Алёшкой банковскую карту убрала туда же.

– Ага, можно и пива. Неплохая идея. Но главное – какой-нибудь еды быстроваримой. Только без свинины, лучше вообще без мяса.

– Поняла. Сейчас.

Алёна обошла белый магазинчик, поднялась на крыльцо. И замерла перед стеклянной дверью. Перед объявлением на ней. Так вот в чём дело! Не раз видела запреты на вход с собакой или въезд на роликах. А из-за того, что не во всякое учреждение пускали с детской коляской, приобрела «кенгуруху», Стёпка привык к ней, и сама привыкла. Это всё, конечно, дурь, но дурь логически объяснимая: собака кинется кому-нибудь под ноги, на роликах сам навернёшься на скользком полу, коляска загораживает проход. Здесь же объявление было нелепым и весьма мерзопакостным. Захотелось того, кто его вывесил, поймать за шкирку, натыкать мордой в содеянное, как нашкодившего котёнка, а потом вымыть руки с мылом. Потому что одно дело, если прохожий или пассажир автобуса по своей дурости и необразованности что-то такое выскажет, и совсем другое, когда на двери магазина чёрным по белому: «Пидорасам вход запрещён». Вот так. Весомо, грубо, зримо – прямо как у Маяковского. Он-то, конечно, по другому поводу это сказал. Неважно.